История любви - Страница 3

В следующий миг все наши, крича от восторга, сбились в кучу-малу: и я, и Дэйви, и все остальные игроки обнимались, целовались, ласково хлопали друг друга по спине, прыгая от радости (на коньках, представьте себе!). Трибуны бесновались. Болельщики кидали на лед программки. А защитник команды противника, в которого я врезался, все еще не мог подняться. Да, шеи-то мы дартмутцам сегодня посворачивали! Конечно, это метафора: защитник поднялся, как только смог восстановить дыхание. Но все равно, в тот день мы порвали их со счетом 7:0.

Если бы я был сентиментален и любил Гарвард настолько, чтобы иметь дома фотографию какого-либо из его зданий, думаю, на этом снимке был бы запечатлен стадион «Диллон». Именно это место я считал настоящим домом. Пусть за такие слова у меня отберут диплом, но библиотека значила для меня куда меньше, чем пропахшая потом раздевалка на стадионе. Каждый вечер после учебы я отправлялся туда. Я входил в раздевалку, в качестве приветствия перекидываясь с приятелями парой пошлых шуточек, сбрасывал оковы цивилизации и превращался в спортсмена. Непередаваемое ощущение – надевать хоккейные доспехи и майку со старой доброй цифрой «7» (я мечтал, что после моего ухода из команды майку спишут, но как-то не сложилось, увы). Затем я брал коньки и направлялся в сторону катка.

Но самым приятным было возвращаться на стадион после игры. Приходишь, стягиваешь с себя потную форму и торжественно шествуешь в чем мать родила к стойке за полотенцем:

– Ну, как поработал сегодня, Олли?

– Отлично, Ричи. – Или: «Отлично, Джимми».

Проходишь в душевую и под звук льющейся воды слушаешь, кто, что, с кем и сколько раз сделал в ночь с субботы на воскресенье. «Мы поимели-таки этих пышечек из колледжа Маунт-Ида!..»

У меня была еще и отдельная привилегия: персональное место для медитаций. Природа преподнесла мне щедрый подарок в виде больного колена. Да, именно подарок – мою призывную карточку иначе как Божьим даром не назовешь! Так вот, после каждой игры мне было положено отмокать в гидромассажной ванне. Пока горячие струи клубились вокруг моего колена, я (с гордостью!) пересчитывал свои синяки и ссадины, размышляя обо всем и ни о чем сразу. В тот вечер я вспоминал о двух шайбах – той, которую забил сам, и еще об одной, забитой с моей подачи. К тому же мысли мои занимал титул очередного чемпиона среди команд Лиги Плюща, который, благодаря победоносному матчу с Дартмутом, был практически у нас в кармане.

– Греемся в джакузи, Олли?

Голос принадлежал Джеки Фэлту. Он был нашим тренером и самопровозглашенным духовным наставником.

– Ну, не лысого ж гоняю, Фэлт!

Тренер прыснул, и его лицо озарила совершенно идиотская улыбка.

– Знаешь, что с твоим коленом не так, Олли? А я знаю!

Я прошел по всем врачам на Северо-Востоке, но Джеки Фэлт, конечно, лучше в этом разбирался.

– Ты неправильно питаешься.

Разговор продолжать не хотелось.

– Ты мало ешь соленого!

Придется сделать вид, что я ему поверил, может, тогда он, наконец, свалит.

– Хорошо, спасибо, Джек, теперь я буду есть больше соленого!

В жизни не видел более довольной физиономии. Он так и вышел из душевой – с выражением абсолютного счастья на лице полного идиота. А, неважно, главное, что я снова остался один. Подставив под пузырящиеся струи свои чресла, откликнувшиеся приятной ломотой, я по самую шею погрузился в горячую воду, закрыв от удовольствия глаза. До чего ж хорошо!..

Вот черт! Меня же на улице ждет Дженни… Надеюсь… Надеюсь, она еще там! Господи Иисусе! Сколько же времени я прокайфовал в этом уютном местечке? А Дженни все это время прождала там, снаружи, на жутком холоде!

Кажется, я установил новый мировой рекорд по скоростному одеванию. Даже не дав волосам обсохнуть, я пулей выскочил из дверей стадиона.

Меня оглушила волна обжигающе холодного воздуха. Милостивый Боже, ну и холодрыга! А темнотища-то! У входа все еще топталась пара-тройка болельщиков, в основном старые верные фанаты – наши выпускники, которые так и не смогли побороть в себе любовь к хоккею. Среди них я заметил Джордана Дженкса, который приходил на каждый матч, на каждый – на нашем ли поле или на чужом. До сих пор не понимаю, как, будучи крупным банкиром, он ухитряется выкроить минутку для хоккея? И главное – зачем?

– Потрепали тебя сегодня, Оливер!

– Да, господин Дженкс, вы же знаете, как они привыкли играть!

Я огляделся по сторонам – где же Дженни? Неужели пошла домой: в такой холод и одна?!

– Дженни!

Я на несколько шагов отошел от сборища болельщиков и отчаянно вертел головой в поисках девушки. И вдруг кто-то выскочил из кустов. Дженни! Она целиком закутала лицо шарфом, оставив только просвет для глаз.

– Слушай, Преппи, здесь чертовски холодно!

– Дженни! – Я был так рад ее видеть.

Настолько, что даже слегка чмокнул в лоб, не вполне понимая, что делаю.

– Я что, разрешила?

– Что разрешила?

– Я тебе разрешила себя целовать?

– Прости, я… увлекся…

– Зато я – нет!

Почти все разошлись. Мы остались одни. В темноте, на холоде, в такой поздний час. И тут я поцеловал ее снова. На этот раз уже не в лоб и уж точно не слегка – поцелуй длился восхитительно долго. Когда я отстранился, Дженни все еще держала меня за рукав.

– Что-то мне все это не нравится, – задумчиво произнесла она.

– Что не нравится?

– То, что мне это нравится!

Хотя у меня была машина, мы пошли пешком – Дженни хотела прогуляться. Всю дорогу она держала меня не за руку, а за рукав. Да, именно за рукав. Почему – я и сам не знаю. Но на пороге Бриггс Холла от поцелуев и церемонных пожеланий спокойной ночи я воздержался.

– Слушай, Джен, я, может быть, не буду звонить пару месяцев.

Она на секунду задумалась. Вернее, на несколько секунд. А потом вдруг спросила:

– С чего бы это?

– А может, позвоню сразу же, как только доберусь до телефона! – выпалил я и зашагал прочь.

До меня донесся ее злобный шепот: «Подонок!» Тогда я обернулся и крикнул с расстояния в пару метров:

– Вот видишь, Дженни, раз ты так любишь унижать других, теперь почувствуй себя на их месте!

Я бы все отдал, чтобы посмотреть на выражение ее лица в ту секунду, но оборачиваться не стал – из стратегических соображений.

Когда я вошел в свою комнату, Рэй Стрэттон, мой сосед, резался в покер с двумя парнями из футбольной команды.

– Хай, кабаны!

Ответом мне было одобрительное хрюканье.

– Как успехи, Олли? – спросил Рэй.

– Две шайбы: одна – с моей подачи, вторую забил сам!

– В ворота Кавильери?

– Не твое дело! – отрезал я.

– Кавильери – это еще кто? – встрепенулся один из громил-футболистов.

– Дженни Кавильери, – ответил ему Рэй. – Зануда-музыкантша.

– Знаем такую! – сообщил второй амбал. – Она ж фригидная!

Не обращая внимания на идиотские сентенции этих озабоченных грубиянов, я схватил телефон и понес его в свою комнату.

Стрэттон тем временем продолжал:

– Она на пианино играет в «Обществе друзей Иоганна Себастьяна Баха».

– Интересно, а с Олли она во что играет?

– Наверное, в недотрогу!

Снова хмыканье, хрюканье и гогот. Праздник в зверинце!

– Джентльмены, – толкнул я дверь в комнату. – А не пойти бы вам?!.

Дверь захлопнулась, приглушив очередной взрыв нечеловеческого веселья. Я лег на кровать, скинув ботинки, и набрал номер Дженни.

Разговаривали мы шепотом.

– Джен?..

– Чего тебе?

– Джен, что бы ты сказала, если бы я…

Я колебался. Она не вешала трубку.

– По-моему, я в тебя втюрился!

Повисла пауза, после чего она совсем тихим голосом произнесла:

– Я бы ответила, что ты… Говнюк!

А потом повесила трубку.

Если честно, я не был ни расстроен, ни удивлен.

Во время матча с Корнеллом я получил травму.

Сам виноват! Думать надо было, когда назвал их центрального нападающего «чертовым канадцем». И ведь забыл же, что четыре члена их команды – канадцы. Разумеется, все четверо оказались не только здоровенными амбалами с отменным слухом, но и ярыми патриотами… Мало того, что меня хорошенько отделали, мне еще и влепили увесистую пощечину в виде удаления с поля! Надо было слышать, как ликовали болельщики команды Корнелла, когда мой приговор огласили по громкой связи! Впрочем, им было легко перекричать фанатов Гарварда, лишь немногие из которых изъявили желание присутствовать на матче. Еще бы – для этого им бы пришлось переться в Итаку, штат Нью-Йорк, чего большинство из них не сделало бы даже ради матча за звание чемпиона Лиги Плюща. Целых пять минут мне предстояло провести на штрафной скамье… Подъезжая к ней, я заметил, что наш тренер рвет на себе волосы.