История и фантастика - Страница 61

— А это, случайно, не какая-то фантомная боль по «Ведьмаку»? Или мы уже окончательно примирились и распрощались с его миром? Ведь сейчас все пишут какие-то сиквелы и приквелы и… Кроме того, можно было бы ввести новых героев и оставить тот же самый мир…

— Такое, конечно, возможно. Однако не надейтесь, что будущей осенью появится шестой том или роман вроде «Отец и мать ведьмака». Я таких замыслов не вынашиваю. Впрочем, не исключено, что через некоторое время, поддавшись напору очередной волны вдохновения либо ностальгии, напишу рассказ, действие которого происходит в мире ведьмака и который будет «привязан» к теме, более или менее затронутой в книге. Что до цикла — того, пятитомного, — то он однозначно закончен, exeunt omnes[176], занавес опущен. Так сказать, окончен бал, погасли свечи. Продолжения не будет.

— Вы, конечно, знаете, что от чтения «Ведьмака» дольше всех в Польше воздерживался Станислав Лем, но на само слово «ведьмак» сразу же отреагировал положительно. Между тем другие вздрагивали именно из-за этого. Как вам в голову пришла такая ономастическая идея?

— Ведьмак — не имя, говоря строго, а профессия. Слово появилось в результате поиска неологизма, которым я намеревался назвать эту профессию и который был бы и интересным, и необыденным, и легко воспринимался на слух. Далеко ходить не пришлось, поскольку во всех распространенных языках существует мужской аналог ведьмы. В немецком есть die Нехе и der Hexer, в английском — witch и witcher. Так что долго раздумывать не пришлось: если есть ведьма, то должен быть и ведьмак.

— Откуда вы берете идеи для имен своих героев?

— Иногда это так называемые «говорящие» имена, а порой — почерпнутые из «легендарной материн». Однако большинство имен я придумываю сам, стараясь, чтобы они хорошо звучали и удачно вписывались в ритмику и каденцию фразы (в особенности диалога). Постепенно, осваивая канон фэнтези, я дал себе слово, что если когда-нибудь начну писать сам, то всеми силами постараюсь не использовать односложных имен, наводящих на мысль о кашле, икоте, чихании и других малоприятных звуках, издаваемых человеческим организмом. Особенно после перепоя или пережора.

— То есть?

— Могу привести примеры: «Гурм», «Бурм», «Корг», «Йиорг», «Бурт», «Урх». Ведь правда — звучат как икота или пускание ветров. Я поклялся, что у меня таковых не будет, разве что в карикатурном смысле. Кроме того, известно, что ономастика — сама по себе искусство, и тут надо просто обладать талантом. Я вовсе этим не похваляюсь..

— Значит, имя Бонарт[177] — лишь минутная забывчивость или сознательная подковырка?

— Так звали клиента, который когда-то покупал у моей фирмы конфекцию. Мне срочно понадобилось имя, я случайно глянул на фактуру, лежавшую на столе. Таких ситуаций было много.

— Каких? Откуда взяла свое имя, например, Цири?

— Родилось таким же образом. Будучи как-то по делам в Швейцарии, я просматривал у клиента ценник моделей детских курточек, названных женскими именами. Там были Изабелла, Сусанна, Элиза, Мабель… Была там и Цири. Хорошо, подумал я. И записал.

— А как вы управились с проблемой эльфьего языка?

— Эльфов я ввел в действие, следуя канону, трудно точно сказать какому: толкиновекому или RРGшному. Я придал эльфам однозначно канонические характеристики, больше того, сохранил даже каноническую ономастику, включая и то, что — по примеру Толкина — женские имена чаще всего оканчиваются на «эль». Реверансом в сторону Толкина-лингвиста должен был стать и язык эльфов и других существ. Однако я не хотел, чтобы фантастических языков было слишком много и мне пришлось бы, как другим авторам, снабжать текст сносками и примечаниями. Например, орк или гоблин говорит: «Кракутулюк дурбатулюк», а внизу страницы — примечание, поясняющее, что это означает: «Прикрывайте двери, не то мухи налетят». Мне это не нравилось, и я решил, что читатель даже без примечаний должен понимать, что хочет сказать эльфу или орку персонаж, говорящий на своем родном языке. Это не должно быть экстра-трудно, ведь такой речи в фэнтези — край непочатый, так что можно было спокойно поработать над каждой фразой. Таким образом, придав фразам наиболее важный в каждом языке характер, то есть ритмику и каденцию, следовало лишь разработать основные глаголы: «быть» и «иметь». Остальное должна была составлять «сборная солянка» на базе привычных для польского уха user friendly — латыни, итальянского, французского и английского. Все это, опять же не забыв сделать реверанс в сторону Толкина, я немного сдобрил «кельтским» соусом, хорошо сочетающимся с «эльфьим» языком. Мне кажется, цели я достиг: «эльфьи» диалоги в моих книгах понятны без примечаний. Во всяком случае, для тех, чей IQ превышает окружность в талии..

— В пятом томе саги возникает резкое ускорение действия. Почему?

— Во все времена существования литературы финальные сцены, как правило, усиливают темп. Я, честно говоря, не воспринимал это как резкое ускорение, просто некоторые застежки следовало лучше или хуже, но застегнуть, и, думаю, мне это удалось. Известно, что хорошим тоном считается закончить действие каким-нибудь апокалипсисом или Армагеддоном, хотя я умышленно старался ничего подобного в финал не вносить, поскольку хотел показать, сколь прозаичны некоторые проблемы. Если и есть какое-то универсальное свойство у моего мира — фантастического или нашего, — так это царящее в нем всеобщее сукинсынство. Именно такова моя маленькая, мелкая и ненахальная авторская мыслишка, содержащаяся в книге.

— Написание книги, утверждаете вы, должно занять минимум два года, потом следует на год прерваться, а затем прочитать написанное и начинать корректировать. Зачем нужен этот годовой перерыв? Он действительно возможен, или это всего лишь теоретический постулат? Ведь мы же видим, что вы не всегда выдерживаете такой срок.

— К сожалению, это не единственное, в чем я отклоняюсь от идеала. А год перерыва между окончанием работы и окончательной корректировкой текста нужен для того, чтобы слегка «остыть». Только кто может себе это позволить? Психологически и финансово?.

— Крупные западные профессиональные писатели утверждают, что тот, кто хочет прожить за счет литературы, должен издавать две книги в год. А по-вашему получается — одну в два года. Довольно большая разница в мнениях. У вас исключительно хорошо поставлено писательское дело и вы не пропускаете ни дня. Какой ценой вы добиваетесь такой плотности «производственного» цикла? Привлекая к работе «помощников», «негров»? Вы считаете, что это еще укладывается в понятие профессионализма?

— Конечно, не укладывается. Я уже говорил: писатель — это одинокая, глубоко одинокая индивидуальность. Творчество требует полного одиночества. Тот, кто работает с «помощниками», вечерами читает написанные строки жене, спрашивает о мнении еще прежде, чем закончит произведение, — не писатель. Возвращаясь к вопросу: крупно ошибается тот, кто приписывает мне какие-то предварительные подсчеты касательно того, сколько надо издать книг, чтобы выжить, et cetera. Зато я утверждал и утверждаю, об этом речь уже шла, что книге необходимо посвятить три года работы. И я с прискорбием отмечаю, что это вообще трудновыполнимое желание. И было совершенно невыполнимо для меня, пишущего многотомный романный цикл, поскольку мне необходимо было заботиться о том, чтобы перерывы между очередными томами не выходили за рамки терпения читателей. Практически я вынужден был посвящать книге год, не больше. Уплотнения, как вы это элегантно назвали, «производственного цикла» я достигал тяжким трудом. Собственным. Не «негритянским».