История - Страница 1

1. Началом моего повествования станет год, когда консулами были Сервий Гальба во второй раз и Тит Виний[1] . События предыдущих восьмисот двадцати лет, прошедших с основания нашего города[2] , описывали многие, и, пока они вели речь о деяниях римского народа[3] , рассказы их были красноречивы и искренни. Но после битвы при Акции[4] , когда в интересах спокойствия и безопасности всю власть пришлось сосредоточить в руках одного человека[5] , эти великие таланты перевелись. Правду стали всячески искажать — сперва по неведению государственных дел, которые люди начали считать себе посторонними, потом — из желания польстить властителям или, напротив, из ненависти к ним. До мнения потомства не стало дела ни хулителям, ни льстецам. Но если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде. Если говорить обо мне, то от Гальбы, Отона[6] и Вителлия[7] я не видел ни хорошего, ни плохого. Не буду отрицать, что начало моим успехам по службе положил Веспасиан, Тит умножил их, а Домициан[8] возвысил меня еще больше[9] ; но тем, кто решил неколебимо держаться истины, следует вести свое повествование, не поддаваясь любви и не зная ненависти. Старость же свою, если только хватит жизни, я думаю посвятить труду более благодарному и не столь опасному: рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна[10] , о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.

2. Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. Четыре принцепса, погибших насильственной смертью[11] , три гражданские войны[12] , ряд внешних и много таких, что были одновременно и гражданскими, и внешними[13] , удачи на Востоке и беды на Западе — Иллирия объята волнениями[14] , колеблется Галлия[15] , Британия покорена и тут же утрачена[16] , племена сарматов и свебов объединяются против нас[17] , растет слава даков, ударом отвечающих Риму на каждый удар[18] , и даже парфяне, следуя за шутом, надевшим личину Нерона, готовы взяться за оружие[19] . На Италию обрушиваются беды, каких она не знала никогда или не видела уже с незапамятных времен: цветущие побережья Кампании где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом[20] ; Рим опустошают пожары, в которых гибнут древние храмы[21] , выгорел Капитолий, подожженный руками граждан[22] . Поруганы древние обряды[23] , осквернены брачные узы[24] ; море покрыто кораблями, увозящими в изгнание осужденных, утесы запятнаны кровью убитых[25] . Еще худшая жестокость бушует в самом Риме, — все вменяется в преступление: знатность, богатство, почетные должности, которые человек занимал[26] или от которых он отказался[27] , и неминуемая гибель вознаграждает добродетель[28] . Денежные премии, выплачиваемые доносчикам, вызывают не меньше негодования, чем их преступления[29] . Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности[30] , другие управляют провинциями императора[31] и вершат дела в его дворце. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников — против патронов. Если у кого нет врагов, его губят друзья[32] .

3. Время это, однако, не вовсе было лишено людей добродетельных и оставило нам также хорошие примеры. Были матери, которые сопровождали детей, вынужденных бежать из Рима; жены, следовавшие в изгнание за своими мужьями[33] ; друзья и близкие, не отступившиеся от опальных; зятья, сохранившие верность попавшему в беду тестю; рабы, чью преданность не могли сломить и пытки; мужи, достойно сносившие несчастья, стойко встречавшие смерть и уходившие из жизни как прославленные герои древности. Не только на людей обрушились бесчисленные бедствия: небо и земля были полны чудесных явлений: вещая судьбу, сверкали молнии, и знамения — радостные и печальные, смутные и ясные — предрекали будущее. Словом, никогда еще боги не давали римскому народу более очевидных и более ужасных доказательств того, что их дело — не заботиться о людях, а карать их[34] .

4. Однако прежде чем приступить к задуманному рассказу, нужно, я полагаю, оглянуться назад и представить себе, каково было положение в Риме, настроение войск, состояние провинций и что было в мире здорово, а что гнило. Это необходимо, если мы хотим узнать не только внешнее течение событий, которое по большей части зависит от случая, но также их смысл и причины. По началу смерть Нерона была встречена бурной радостью и ликованием, но вскоре весьма различные чувства охватили, с одной стороны, сенаторов, народ и расположенные в городе войска, а с другой — легионы и полководцев, ибо разглашенной оказалась тайна, окутывавшая приход принцепса к власти, и выяснилось, что им можно стать не только в Риме[35] . Сенаторы, несмотря на это, неожиданно обретя свободу, радовались и забирали все больше воли, как бы пользуясь тем, что принцепс лишь недавно приобрел власть и находится вдали от Рима. Немногим меньше, чем сенаторы, радовались и самые именитые среди всадников; воспрянули духом честные люди из простонародья, связанные со знатными семьями, клиенты и вольноотпущенники осужденных и сосланных. Подлая чернь, привыкшая к циркам и театрам, худшие из рабов, те, кто давно растратил свое состояние и кормился, участвуя в постыдных развлечениях Нерона, ходили мрачные и жадно ловили слухи.