Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока - Страница 43

У Нэн перехватило дыхание.

— И что, по-вашему, за всем этим кроется, Рой?

— Возможно, всего лишь то, что Бабуля — ведь ей уже за девяносто — просто потеряла былую производительность и, чтобы выполнять все заказы, завела подручного. — Макальбин откинулся на спинку стула, и на его полном лице заиграли отблески огня. — Однако, Нэн, я приехал сюда потому, что мне пришла в голову другая версия.

— И в чем она заключается?

— Это пэксвилльское заведение — целиком частное. Я проверил. Еще я выяснил, что у Бабули Гудволлер нет близких родственников. А что, если старушку хватил удар, и она больше не может рисовать? — Макальбин провел краем бокала по подбородку. — Или предположим — самое интригующее, — что королева американского примитивизма взяла да и померла. В интересах тех, кто связан с Пэксвиллом, делать вид, будто она по-прежнему жива.

— Жуть какая, — промолвила девушка. — Зачем кому-то могло понадобиться выдавать Бабулю за живую, если она умерла?

— Пока Бабулины произведения исправно сходят с конвейера, в Пэксвилл исправно текут денежки. Казуэлл и парочка его приятелей заправляют фирмой, которая занимается сбытом работ Бабули. У них, знаете, лицензия на использование ее произведений для открыток и календарей.

— Да, и в моем подарочном магазине они есть. — Нэн положила свою изящную руку на стол. — Пожалуй, то, о чем вы говорите, не лишено правдоподобия. И все равно, просто не верится, что кто-то способен на такую мерзость. А что думают другие люди, с которыми вы обсуждали вашу версию?

— Я не особенно доверчив, — тихо сказал Макальбин. — Как правило.

— Что ж, очень лестно, что вы доверились мне. Жутковатая у вас гипотеза.

— Не просто гипотеза. Пару дней назад, когда я наведывался в Пэксвилл, я стянул там мастихин и чашку, которые якобы принадлежат Бабуле. Когда я здесь все закончу, я отошлю их в Вашингтон проверить на отпечатки — а отпечатки там есть.

— Ясно, — сказала Нэн. — И сколько вы еще здесь пробудете?

— Мне по-прежнему хочется осмотреть в Пэксвилле Бабулин коттедж, — ответил Макальбин. — А поскольку я стараюсь не исключать никаких возможностей, я даже попробую взглянуть на саму Бабулю.

— Не исключено, что я смогу вам помочь.

— Даже так?

Девушка снова нахмурилась.

— Я все обдумаю и дам вам знать, — сказала она.

— Я слишком долго говорил тут о своей персоне, — сказал Макальбин. — Ваша очередь, Нэн. Расскажите о себе.

Закусив губу, девушка посмотрела на свои ладони. Затем подняла голову и улыбнулась:

— Ну, хорошо, Рой…

Назавтра день выдался сухой и ясный. В десять утра Нэн позвонила Макальбину. Тот сидел на краешке кровати в номере гостиницы «Бримстоун» и делал заметки в одном из тех дешевеньких блокнотов, которыми так любил пользоваться.

— Думаю, я смогу вам помочь, — сказала девушка.

Макальбин машинально написал ее имя на полях блокнота.

— Но чем, Нэн? Я не хочу, чтобы вы впутывались в это пэксвилльское дело.

— То, что вы мне вчера рассказали, не дает мне покоя. Мне просто не по себе, как подумаю, что здесь такое творится, — ответила она. — Итак, вы сказали, что еще не вполне уверены. Думаю, вы должны удостовериться окончательно. Может быть, я помогу вам кое-что выяснить.

— Большое спасибо, Нэн. И все же дело рискованное…

— Только не ломайте из-за меня свои планы, Рой. Однако у меня есть идея.

— Давайте, я слушаю.

— Один мой знакомый работает в Пэксвилл-вудз, — сказала Нэн. — Что бы там по-вашему ни творилось, Бен — честный человек.

— Значит, Бен. И что же?

— Вы говорили, что хотите проникнуть туда, взглянуть на коттедж, где живет Бабуля.

— Именно так. Вы хотите сказать, этот ваш друг, честный Бен, может провести меня внутрь?

— Я могу его спросить. Хотела сначала убедиться, что вы не против.

Макальбин кивнул в телефонную трубку:

— Похоже, вариант неплохой.

— Я свяжусь с Беном и постараюсь что-нибудь устроить на сегодняшний вечер или на один из ближайших, — сказала Нэн, как всегда тихо и мягко. — Если не возражаете, я бы хотела сама вас подвезти.

— Не уверен, что для вас это будет безопасно.

— Рой, я хочу помочь. Пожалуйста.

Он снова кивнул.

— Хорошо, Нэн.

— Я перезвоню вам, как только что-нибудь выяснится.

— Спасибо, Нэн. Я вам очень признателен.

Она перезвонила меньше чем через два часа.

Вечером того же дня Макальбин стоял в сгущающихся сумерках и прислушивался. Повсюду царила холодная тишина. Он протянул руку и дотронулся до проволочной калитки в высокой, надежной ограде. Затем очень медленно повернул ручку. Калитка открылась, но ничего, похожего на вой сирены, он не услышал. Макальбин шумно вздохнул. Друг Нэн выполнил обещание. Макальбин проскользнул в калитку и закрыл ее за собой. Здесь был перелесок — вытянувшиеся, стылые деревья, хрусткие груды опавших листьев. Он медленно пошел вниз по склону, двигаясь как можно тише.

Через несколько минут он увидал огни нужных ему коттеджей. В этом секторе свет горел в трех домиках из шести. Не выходя из-под деревьев, Макальбин остановился и достал из кармана пальто нарисованный от руки план. Домик Бабули был третьим слева. Макальбин перевел взгляд с блокнотной странички на коттеджи. В том, где жила она, окна были освещены. Он убрал бумажку и достал миниатюрную фотокамеру.

Работников рядом с коттеджем видно не было. На всякий случай Макальбин подождал в тени деревьев. Затем, когда на окрестности стала медленно опускаться ночь, двинулся к цели. Дойдя до домика Бабули он, низко пригнувшись, обогнул угол под прикрытием окружавшей здание изгороди. И очень осторожно приблизился к освещенному окну.

Внутри по радио играла музыка прошлых лет. Качалось кресло-качалка. Макальбин приготовил камеру и подошел к окну. Вытянулся во весь рост и кое-как заглянул внутрь. Посреди обшитой сосной комнаты стоял мольберт. На мольберте — картина с крошечными фигурками людей, катающихся на санях. Макальбин увидел седую голову и спину в шерстяной шали. Слабая рука клала мазки грязно-коричневой краски на бока крошечной лошадки. Макальбин щелкнул камерой.

Рука отложила в сторону кисть, затем сняла седой парик. Казуэлл поднялся, отбросил шаль и направил пистолет прямо в окно.

Макальбин отпрянул и бросился бежать — в другом направлении, не той дорогой, что пришел.

Последние отблески дня угасли, зыбкая синяя темень затопила лес. Деревья становились все чернее. Со всех сторон Макальбина обступала безмолвная, зловещая ясность. Он с силой прижимал растопыренные ладони к своей мягкой груди, жадно хватал холодный воздух раскрытым ртом. Макальбин пытался дышать неслышно, но пока он медленно взбирался по лесистому склону, из груди его начал вырываться хриплый свист.

Макальбин прислушался к погоне, но ничего не услышал. Зыбкий, холодный туман затоплял пространство меж заострившихся, голых деревьев. Макальбин устремился дальше, вверх по склону. Листья хрустели, как ни осторожно он ступал; шум от его шагов эхом отдавался в подлеске. Макальбин снова остановился и стал напряженно слушать. Ни звука, не считая его собственного дыхания. Боль в груди проникала все выше, сжимая легкие. Он перевел дух и двинулся дальше.

Макальбин не мог уследить за деревьями. Ему казалось, что они перебегают с места на место. Он стал, вгляделся в темноту — и от изумления резко втянул в себя воздух. На верхушке холма кто-то неподвижно стоял и ждал; ждал терпеливо, темный и прямой, словно одно из этих мертвых деревьев. Макальбин был уверен, что там, наверху, по левую руку, стоит какой-то человек — вероятно, кто-то из здешних работников, крупный мужчина — и поджидает его. Макальбин упал на четвереньки и медленно пополз прочь от зловещей фигуры. Он прижимался к земле, обдирая ладони и холеные коленки о колючки и обломки отвалившихся сучков. Через несколько долгих минут он, озираясь, поднялся и тут же бросился наземь. На горизонте его поджидал еще кто-то — другой человек, со скрещенными на груди руками, ноги широко расставлены, силуэт размыт надвигающимся туманом, но он, несомненно, там был.