Исторические портреты - Страница 17

Турецкий капудан-паша всё же решился проверить русскую оборону. На рассвете его галеры подкрались к внешнему рейду Таганрога. Продвигались ощупью, фарватера турки не знали.

Но Апраксин давно наблюдал за каждым движением неприятеля. Утром посвежело, наконец-то потянуло с верховьев Дона.

   — Вызвать командиров, — распорядился Апраксин.

Прямо на палубе, у трапа, начался короткий совет.

Спустя полчаса навстречу туркам, набирая ход, двинулся 50-пушечный корабль под командой Крюйса и с ним три шнявы. Турецкие галеры не стали испытывать судьбу. Развернулись на обратный курс, удрали в море. Отошли к горизонту. Капудан-паша продолжал выжидать, осторожничал. Ещё неизвестно, сколько вымпелов на Азове. Вдруг ударят с тыла? Пока же у него одна цель — попытаться задержать русских у Таганрога. Турецкая эскадра подошла ближе к берегу, с кораблей спустили шлюпки, готовили десант. Цепко следили за малейшими движениями противника сигнальные матросы, вахтенные офицеры на русских кораблях. Апраксин предупреждал каждый манёвр неприятеля, замаскировал на берегу войска, батареи.

Не успели турки ступить на берег, шквал картечи обрушился на них из укрытых кустарником пушек. Выскочила пехота с примкнутыми штыками, ударили лихие казаки.

Поспешили янычары на корабли, оставляя убитых, эскадра турок отошла в море.

Апраксин, наблюдая за их манёвром, кивнул Крюйсу:

   — Бери пять вымпелов и припугни турок. Токмо далеко не суйся, но дай им знать нашу прежнюю хватку.

Турецкая эскадра, не ввязываясь в бой, ушла далеко за горизонт — и неделю турки не приближались к берегам.

Апраксин повеселел, теперь турки не сунутся. Как дела на суше? Давно нет вестей от царя.

Неожиданно рано утром Апраксина разбудила пушечная стрельба. Выскочив на палубу, он нахмурился. Издали, распустив паруса, медленно приближалась турецкая эскадра. Пушки палили беспрерывно, но ядра не вспенивали воду.

   — Холостыми палят, — хмуро проговорил Апраксин, — не к добру это.

Отделившись от эскадры, в гавань медленно, выкинув белый флаг, входила турецкая галера под вымпелом капудан-паши.

Подобрав полы халата, ловко поднялся по трапу капудан-паша. Лоснившееся от загара лицо турецкого флагмана сияло открытой улыбкой. Казалось, он спешит кинуться в объятия своего недавнего врага...

«С чего бы его?» — недобро вдруг захолодело внутри у Апраксина.

   — Мой достопочтенный адмирал, — после взаимных приветствий начал без обиняков гость разговор через толмача. Он вынул свёрток бумаги и протянул Апраксину. — Только что я получил фирман. Наш султан и ваш царь заключили мир. Война закончена без пролития крови. — С лица турка не сходила улыбка, а в глазах светилось затаённое торжество. Он вдруг поднял обе руки и обвёл ими вокруг, кивнул на побережье, повернулся в сторону далёкого Азова. — Теперь и навсегда всё это принадлежит высокочтимому султану.

Недоумевающий Апраксин развернул лист. Как в тумане вчитывался он в полученное известие: «Возвратить туркам Азов, уничтожить крепости в Таганроге, Каменном затоне, Самаре, уничтожить все корабли флота...»

Подняв голову, смотрел пустым взором мимо улыбающегося капудан-паши. «Што стряслось-то? Одним махом все труды насмарку? Ножом по живому телу! Кровушки-то сколько пролито, живота положено!» Протянул фирман турку.

   — Мне не ведомо сие. Покуда от государя указ не поступит, действий никаких предпринимать не стану. — Кивнул головой, разговор, мол, окончен.

Согнав улыбку, так же ловко подхватив полы халата, капудан-паша быстро спустился по трапу, явно недовольный приёмом.

Глядя вслед удаляющейся шлюпке, Апраксин вдруг подумал о Петре: «Воевал бы у моря, как Досифей завещал. А то ринулся очертя голову в омут. — Запершило в горле, закашлялся. — А ежели сие всё правда?..»

На этот раз обыкновенно осторожный царь промахнулся, забыв поговорку: «Не ставь неприятеля овцою, ставь его волком».

Битва с турками в излучине Прута могла бы привести и к успеху русских войск. Но, не зная всех сил и настроения неприятеля и опасаясь разгрома, Пётр, быть может, сдрейфил. К тому же он больше прислушивался к Шафирову и Екатерине Алексеевне, чем к генералам.

А русские полки рвались в бой, готовые сражаться до последнего, насмерть. В неприятельском же лагере янычары, измотанные боями, роптали...

Апраксин, получив наказ царя всё сделать по договору с турками, при этом излил душу Фёдору: «... и тако тот смертный пир сим окончился, которое хотя и не без печали есть, лишиться сих мест, где столько труда и убытков положено, но однако ж чаю сим лишением другой стороне великое подкрепление, которое не сравнительною прибылью нам есть».

С болью в сердце уничтожали корабли — разбирали, сжигали. Некоторые добротные, как «Предистинация», «Ластка», продавали туркам за десятки тысяч червонцев.

Многие галеры Крюйс повёл по Дону в Черкассы.

После нового года Апраксин передал туркам Азов, спустя месяц взорвал крепость Таганрог. Окончилось его Азовское воеводство. Теперь и Воронеж ни к чему.

Все его заботы, президента Адмиралтейства, нынче о Северных верфях, где на стапелях сооружают фрегаты и галеры для Балтики. Ему, генерал-адмиралу, предстоят схватки на море со шведами. Но построить самый мощный корабль, линейный, не так-то просто, нужно два-три года. Ещё не спущен на воду первый линейный корабль «Полтава», а у шведов сила на море, больше двух десятков линкоров.

Время не ждёт, и накануне Прутского похода царь инкогнито послал в Европу лучшего корабельного мастера, капитана Фёдора Салтыкова. Ему предстояло тайно закупить и отправить в Россию линкоры. Отправляя Салтыкова, Апраксин поручил ему и присмотреть за племянником, недорослем Александром, который обучался мореходству в Голландии. Десять лет минуло после кончины супруги, а Апраксин так и остался вдовцом... Щедрый на заботу о людях, он теперь заботился о своих племянниках...

Кампания 1713 года началась активными действиями в Финляндии. Галерному флоту, войскам под командой Апраксина, надлежало очистить весь северный берег Финского залива.

В конце апреля Петербург пришёл в движение. Готовились к выходу 200 галер, скампавей, бригантин, шестнадцать тысяч войск.

В первых числах мая галерный флот в двести вымпелов под флагом генерал-адмирала Апраксина поднял якоря. Авангардом головной колонны командовал контр-адмирал Пётр Михайлов, как велел именовать себя царь.

Первый бросок десант произвёл в Гельсингфорс, овладел им, но вскоре пришлось отступить. Шведы всю зиму готовились к бою и встретили русских яростным шквалом огня. Но бригадир Чернышев с ходу бросил в атаку морскую пехоту, шведы не выдержали и отошли.

Шведа заставили-таки откатиться на запад, без боя сдать Лиллье Гельсингфорс. Флот получил надёжную базу на финском берегу.

В конце августа войска вышли к берегам Ботнического залива, заняв порт Або. Но галерному флоту преградила путь грозная шведская эскадра у полуострова Гангут. Пришлось на зимовку возвращаться в Гельсингфорс.

Весной 1714 года шведское правительство, зная от разведки об усиленных приготовлениях русскими большого галерного флота и мощного корпуса для крупных десантных высадок на побережье Швеции, выслало в апреле 1714 года ко входу в Финский залив под командованием адмирала Ватранга эскадру в составе 16 линейных кораблей (от 60 до 70 пушек каждый), 2 бригантины (16-пушечных), 2 бомбардирских кораблей и 8 галер. 25 апреля шведская эскадра заняла позицию у полуострова Гангут, чтобы преградить русским путь в Або-Аландские шхеры.

9 мая галерный флот в числе 99 полугалер и скампавей с 15 000 человек десантных войск под командой генерал-адмирала Апраксина вышел из Петербурга для следования по шхерному фарватеру в Або. Дойдя до Котлина, суда принуждены были остановиться, так как залив ещё не совсем очистился от льда. 20 мая 1714 года, после получения известия, что в шхерах нет льда, галерный и корабельный флот вышли от Котлина к Березовым островам.