Исток (СИ) - Страница 75
-- Как внимательно ты слушаешь. - И правда, оставшийся безымянным песик, казалось ловил каждое моё слово, понимаю, что это игра моего воображения, а он просто заинтересовался шнурком, которым я обвязал голову, что бы пот не скатывался на глаза. - Слушатель. Нет, слишком длинное имя. Будешь Слухом. Ты Слух, ты меня понял? - В ответ, новоименованный свалился с моих колен и принялся остервенело чесать своё ухо.
Я заигрался настолько, что совершенно забыл обо всем, как итог, когда заставил себя усадить щенков обратно в клетку и вернулся к обжигу, то понял, что загубил заготовку. Ну и черт с ней, еще одну сделаю, настроение было на редкость благодушным и безмятежным. Видимо собаки оказывают на меня некое терапевтическое воздействие. Ради одного этого стоило их притащить из саваны, даже если с дрессурой и не выйдет ничего, все равно -- стоило.
Следующий день прошел в повседневных заботах. Подежурить свою смену у коптильни, помочь с обработкой шкур Ыу, приготовить мясо на всех, сходить в джунгли и нарезать заготовки под стрелы. И прочие мелочи, но не смотря на это вымотался будто по сельве ходил сутки на пролет. Одна отдушина, иногда сходить клетке и потискать щенков. С каждым своим визитом к клетке, я привязывался к этим пятнистым комочкам шерсти все сильнее и сильнее.
А потом, через два дня, умер Слух, просто утром я нашел его не проснувшимся -- мертвым. И что-то во мне надломилось...
Тогда я не понял, что это было началом того, что могло привести к концу всего, чего мне удалось добиться ранее. Я принял это время, принял себя в нем и все стало обыденным. Смирился с тем, что меня окружают равнодушные тупицы, меня даже перестало это задевать и бесить. Окружают и окружают, да начхать на это. У меня есть свои дела, а древние нужны только для того, что бы иногда служить полезными инструментами. Те далекие, наивные идеи: научить их, объяснить что-то, они канули в Лету. Я просто дрессировал соплеменников, добиваясь результата и не думая над тем, что зачастую они не понимают, зачем они что-то делают. Тот Кто Ведет сказал надо, значит надо и точка. Моя задача проста, привить им определенные навыки, вбить им необходимые умения и пожалуй все. Что бы через лет десять в итоге это племя подтянулось к уровню заселившей Америки культуры кловис этого будет достаточно, а на большее я уже и не претендовал.
Если говорить языком двадцать первого века, меня съел быт, скушал без остатка. Я продолжал что-то делать, но в моих действиях не было былого огня и желания. Работал как автомат. Дни слились в монотонную, серую вереницу, складываясь в ничего не значащие недели.
Меня даже не злили неудачи. Когда сломался новый лук из-за того, что не заметил внутреннего дефекта выбранной на дугу палки, то только равнодушно вздохнул и сел делать следующий. Когда и второй обломился после десяти выстрелов, даже намека на злость не шевельнулось в моей душе.
Ломались глиняные заготовки , керамику хоть ты тресни не получалось поставить на поток, каждый обжиг мог быть как удачным так и полностью провальным, мне никак не удавалось найти закономерность. Но и это я воспринял как должное. Получается через раз? Ну и что? Мне же не надо целый город обеспечивать посудой, на нужды племени хватает и того, что выходит в результате удачных попыток.
Тучные стада, начали мигрировать на юг, уходя от обмелевшей реки, видимо смещались на берега большого озера. Правда и многие хищники ушли вслед за ними. Но все равно охотится становилось все труднее и труднее, голод стал не редким гостем в нашем племени. Но никто не роптал, мне боялись не то, что сказать слово поперек, а даже жестом выразить свое недовольство. Я стал тенью, равнодушным механизмом, которому на все плевать и который следует заданной программе, наплевав не только на свои чувства, но и на на всех окружающих скопом. Впрочем вру, не было тогда у меня никаких чувств. Я жил как во сне, в тяжком кошмаре, липком, противном, раздражающем, в сновидении из которого нет выхода.
Через месяц у меня получилось сварить сухожильный клей, попытки со сто первой наверное, впрочем сказать честно, не считал я эти попытки.
Иногда на меня накатывали моменты, в которые я вновь начинал чувствовать, но это были всего лишь краткосрочные всплески.
В одно из таких озарений вспомнил, что слышал когда-то, в таком далеком прошлом-будущем, что первым предметом созданным человеком из композитных материалов был степной лук. Деревянная сердцевина, внешняя часть дуги обклеена сухожилиями, а внутренняя роговыми пластинами. Нет, конечно у меня не получилось создать настоящий композитный лук. Только сухожильный клей отлично лег на дугу, а с рогами не вышло совсем ничего. Но тем не менее одиннадцатая попытка сделать новый лук, оказалась просто невероятно удачной. И дерево под дугу нашел без изъяна и клей лег идеально. В результате, по конечно субъективным впечатлениям, убойная мощь нового лука была как минимум в полтора раза выше того -- первого. На дальность из него мне удалось запустить стрелу на триста сорок шагов.
Я кричал и скакал от радости. Но когда попробовал объяснить соплеменникам, что же я сделал, какой прорыв это в охоте сулит, то натолкнулся на привычную, непробиваемую стену невежества и равнодушия. В порыве энтузиазма, сделал малые, учебные луки и попробовал научить мальчишек стрелять из них. К этому времени они уже настолько хорошо метали дротики, что с тридцати шагов попадали в стоящую на месте антилопу фактически гарантированно. Надеялся, что лук они освоят так же быстро как и копьеметалку. Но парни вообще не понимали как стрелять из него. Моего словарного запаса не хватало для нормальных наставлений, тумаки, крики, подзатыльники в этом деле мне не помогли. Их стрелы летели куда угодно, но только не в цель, они не понимали сам принцип, как надо целится из лука. Вот что может быть проще, а они не понимали! Будь на моем месте какой-нибудь гений педагогики, он несомненно добился бы результата, но я не смог и вновь провалился в привычную пучину равнодушия. Меня невероятно раздражали соплеменники, бесили своей глупостью, настолько бесили, что ночью мне снилось, как я встаю и душу их по одному. Все чаще и чаще, моё сознание убегало куда-то и над телом вновь обретал власть его старый хозяин -- Одыр.
В тот день когда умер Слух, я сломал клетку и выпустил щенков. Думал убегут, но они остались. Как они выжили, постоянно тискаемые детьми и питаясь объедками, не знаю, но выжили. Они все время ходили за мной, неразлучная парочка Ласка и Шкет. Когда уходил на охоту или в сельву, даже приходилось привязывать их, что бы не увязались следом. Не смотря на свое дикое происхождение они оказались очень смышлеными, отзывались на имена и перебегали на мой свист. Если бы не они, думаю я бы сдался и поменялся местами с Одыром.
Я просто не видел смысла во всем, что могу сделать далее. Мне уже удалось многое. Переселил племя из сельвы. Научил охоте и рыболовству, обучил их созданию примитивных инструментов для подобной жизни. Они это приняли и пока принимали, я видел смысл в движении дальше. Но натыкался на глухую стену равнодушия, стоило мне попытаться привить что-то большее.
Когда учил делать копья, дротики, наконечники, плести короба и веревки, то меня слушали, и по настоящему пытались понять и воспроизвести, то в остальном... Стоило мне перестать следить за сменами у коптильни, как её тут же забросили. То что мясо обработанное дымом можно сохранить дольше, на поверку оказалось никому не нужным. Племени хватало и водного "холодильника". Посудой для приготовления супа и бульонов пользовались, но научить кого-то делать обжиг не вышло ничего.
Обучить лепке не составляло труда, но вот дальше полный провал. Никак не выходило объяснить, как это постепенно нагревать, а потом так же равномерно остужать заготовки. Мои попытки обучить гончарному делу закончились тем, что на свободу вырвался Одыр и до полусмерти избил Лаща, который в очередной раз, чуть ли не в двадцатый, загубил миску при обжиге. И я понял, вот он предел. Сделай я хоть самолет, это ничего не изменит. Древние люди принимали и способны были обучится только тому, что им нужно здесь и сейчас, не в состоянии думать о завтра, не говоря о более отдаленном будущем. И никакие крики и наказания, не способны были изменить то, что было вложено в них с самого раннего детства.