Истина суфиев - Страница 43
Один великий западный философ, один из величайших западных философов, Давид Юм... под впечатлением «Познай себя!» великих мистиков говорит: «Я тоже сделал однажды попытку познать самого себя. Закрыл глаза и вошел. Я обнаружил несколько желаний, несколько мыслей, воспоминаний, грез, фантазий, и что-то еще в этом роде. Но я так и не смог найти там больше никого. Я так и не смог найти самого себя».
Это точное описание ума практически всех, за исключением нескольких Будд. Если вы войдете, то что вы найдете? Содержание, движущиеся вокруг облака. И даже такой интеллигентный человек, как Давид Юм, не смог увидеть, в чем здесь дело: кто тот, кто смотрит на это содержание? Кто это самое осознание, которое обнаруживает несколько воспоминаний и плавающих вокруг желаний? Конечно же, этот свидетель не может быть желанием. Этот свидетель не может быть фантазией. Этот свидетель не может быть никакой мыслью. Все проплывает перед взором этого свидетеля. А ведь он искал именно свидетеля! Однако вы не можете искать свидетеля как ищут объект. Единственный способ узнать свидетеля — это отбросить всякое содержание и стать совсем пустым. Тогда нечего будет видеть, ваша способность видеть обращается к самой себе.
Это то, что Иисус называет обращением. Когда нечего больше видеть, начинаешь видеть самого себя. Когда ничто больше не мешает, сознание очищается, и в этой чистоте оно становится самосознанием.
Когда я употребляю слово «самосознание», я не имею в виду ваше самосознание. Ваше самосознание — это не самосознание, это как раз эго-сознание. Вы не знаете, кто вы — как же вы можете быть самосознающими? Ваше самосознание — это болезнь. Вы становитесь самосознающими лишь тогда, когда сталкиваетесь с людьми. Вы становитесь самосознающими, если вам предстоит произнести речь. Причем это самосознание так вам мешает, почти что парализует. Или же вы становитесь самосознающими, когда играете роль в какой-то драме.
Ваше самосознание есть не что иное, как желание эго выполнить что-то так совершенно, чтобы все это оценили. Когда же я говорю о самосознании, я имею в виду что все исчезло и не осталось никакого другого содержания, и зеркало отражает само себя.
Это похоже на маленькую свечу, горящую в комнате. Она высвечивает стены, она высвечивает мебель, она высвечивает висящие на стене картины, она высвечивает потолок. А теперь представьте себе на мгновение: исчезли стены, нет больше картин, исчез потолок — все исчезло, и одна только маленькая свеча горит. Что она теперь будет высвечивать? Она будет высвечивать только саму себя; она просто будет самосветящаяся.
Это и есть состояние бытия.
Отбросьте знания. Отбросьте сравнения. Отбросьте ложные отождествления. Этот процесс негативен от начала и до конца! Отбросьте то, отбросьте то... продолжайте отбрасывать. Продолжайте отбрасывать до тех пор, пока не останется ничего, что можно было бы отбросить... и тогда это появится здесь, Бог появится здесь.
Второй вопрос:
Любимый Ошо, когда вы говорите о восхитительных качествах ученика и глубокой близости между ним и Мастером, когда вы говорите нам о мужестве и смелости ученика, смотрящего в лицо бездне, и когда описываете преображение, которое случается с истинным учеником, который терпеливо и молча ждет., я прихожу в ожидание. Когда вы говорите о духовном жаре, меня всего так и обдает холодом. Дорогой Мастер, уверены ли вы в своем выборе меня?
Да, Ятри, я абсолютно уверен — я тебя выбрал. Но ты все еще колеблешься. Ты сам еще меня не выбрал. И не то, что тебе не хочется меня выбрать — ты хочешь, и все же колеблешься.
Все эти годы ты стоял на пороге — в каком-то непрекращающемся колебании. Твое колебание стало хроническим. И ты знаешь, что не можешь пойти назад. Ты не можешь пойти назад — это невозможно — однако ты и вперед не идешь. Отсюда отчаяние.
Когда я говорю о доверии, о любви, терпении, ученике, я говорю о тебе в той же мере, в какой говорю о ком-то другом. У тебя же есть потенциал! Но ты начисто забыл о своем потенциале. Ты можешь вырасти и стать огромным деревом любви и доверия, но ты до того нерешителен, что не позволяешь семени упасть в землю и исчезнуть.
В твоей нерешительности нет ничего особенного. Колеблется каждый интеллигентный человек, это часть интеллигентности. Ум стремится все просчитать, прежде чем сделать шаг. Вот почему иногда бывает так дураки проявляют больше смелости, нежели так называемые интеллигенты. И иногда бывает, что дураки достигают быстрее, чем так называемые интеллигенты. Дураки действуют, а интеллигентный человек только созерцает, он никогда не действует. Однако от одного лишь созерцания чего-то ничто никогда не случается. И если созерцание становится вашей хронической привычкой, тогда вы попадаете в его ловушку. Тогда одно ведет к другому и вы продолжаете двигаться по кругу. А это замкнутый круг.
Ятри, ты интеллигентный человек. В этом твоя проблема. Она может стать и твоей великой радостью. Если ты совершишь прыжок, интеллигентному человеку трудно совершить прыжок, но если он его совершает, тогда, естественно, его цветение куда пышнее цветения неинтеллигентного. Опыт его многомерен. И дело не только в том, что его опыт — это его великое празднование, он также в способе делиться им с другими. Он способен передать его другим. А неинтеллигентный человек может достичь, но ему не дано этим поделиться, он сумеет познать, но не сумеет показать.
Поэтому с интеллигентным возникает проблема — проблема действия, потому что интеллигентный все колеблется и колеблется, и не выходит из состояния паралича: быть или не быть, делать или не делать? И беспрестанно взвешивает все «за» и «против», и нет этому конца. В этом его проблема. Но если он совершает прыжок, то прыжок его несказанно прекрасен. Он познает, а также сможет это выразить. Он также сможет это передать. А когда вы передаете, когда вы делитесь, когда вы начинаете переливаться через край, в этом есть свое особое блаженство.
Ты спрашиваешь, Ятри:
Дорогой Мастер, уверены ли вы в своем выборе меня?
Я уже тебя выбрал, иначе тебя бы здесь не было. Но даже несмотря на то, что я тебя выбрал, ты здесь лишь наполовину. А если бы ты был предоставлен самому себе, тебя бы здесь вообще не было. Ты здесь не из-за себя — это вне всякого сомнения. Ты здесь из-за меня. И ты здесь находишься невольно, как будто в любую секунду готовый сбежать, как будто в любую секунду готовый найти предлог для побега.
А это растрата благоприятной возможности. Это растрата чего-то чрезвычайно ценного. Потраченное впустую время больше к тебе не вернется. Наберись смелости! И я говорю тебе: тебе нечего терять. Наберись смелости — ты можешь все обрести, а терять тебе нечего.
Но даже тогда люди так сильно боятся. Даже тогда они продолжают думать, стоит ли им идти на риск. И при этом они никогда не думают, что им нечего терять — так что к чему столько страха? Какой еще риск? Риск есть тогда, когда вам есть что терять. Риск есть в нерешительности, который все еще остается, ибо сегодня я здесь... а завтра меня здесь может не быть. Кто знает насчет завтра? А ведь, когда я уйду, вы будете жалеть Но тогда это уже будет ни к чему, тогда будет слишком поздно.
Я тебя выбрал. И я тебя выбрал, потому что знаю твой потенциал.
Недавно вечером я давал саньясу одной красивой женщине, Аводхе. Она говорила, что пришла сюда не затем, чтобы принять саньясу, она о ней даже не думала. Это как гром средь ясного неба. Я сказал ей, что выбрал ее. Это был не ее выбор. Ее словно течением сюда занесло. Приход ее был случаен. Она пришла, не ведая, что произойдет — из любопытства, интеллектуального интереса. Она врач, и, должно быть, ей было любопытно, что же здесь происходит. И она пришла посмотреть. Она пришла, чтобы быть зрителем, наблюдателем. Она пришла не затем, чтобы ввергаться, вовлечься. И тем не менее, это случилось.
Я ее выбрал, у нее есть большой потенциал. У нее есть большая возможность открыться и расцвести. Я ее выбрал; я сделал свое дело. И теперь она может стать Ятри — она ведь тоже очень интеллигентна. Она может начать колебаться. И это будет напрасной тратой времени. Но она может совершить прыжок, и я надеюсь, что она его совершит. Я на собственном опыте убедился, что женщины смелее мужчин, ибо они знают, как любить. Они знают, как жертвовать всем ради любви. Их любви присуща особая цельность. Любовь мужчины остается частью его жизни. Да, важной частью, но только частью, одной из многих. Но что касается женщины, то в этом вся ее жизнь, все ее сердце, все ее существо.