Истина и единство Церкви - Страница 7

Мы говорим о выборе и абсолютизации некоторой части церковной истины, описывая тем самым симптомы ереси, а не реальность ереси. В действительности истина Церкви – вселенская «единовидность» (принадлежность к одному виду), неделимая и нераздельная[23], и единство жизни. Всякое обособление и абсолютизация тех или иных сторон этой вселенскости разрушает целостную истину и полноту жизни и становится заблуждением, грехом (промахом), крахом и отпадением от жизни, «смертью», если говорить в терминах Откровения.

Ересь стремится подчинить истину Церкви, т. е. единство жизни, разделенному способу бытия падшего человека. Обычно ересь проявляет себя в виде теоретического разногласия, разногласия в формулировке истины, в то время как на самом деле она осуществляет фрагментарное познание и переживание истины. Ересь абсолютизирует интеллектуальное познание, или эмоциональное переживание, или нравственное применение истины, хотя уже само разделение на интеллектуальное познание, эмоциональное переживание и нравственное применение разрушает вселенскую единовидность истины и жизни, оставляя человека раздробленным в конфликте его индивидуальных свойств и потребностей.

Иными словами, ересь – это состояние жизни, противоположное евхаристическому единству жизни. Человек не принимает дара единства, отвечая грехом на любовь Бога: он отказывается встроить, включить свое индивидуальное бытие в плоть общения с Христом, в тело Церкви. Вместо этого он пытается при помощи своих индивидуальных способностей – интеллектуальных, эмоциональных и моральных – перебросить мост через бездну, разделяющую его жизнь и жизнь Бога. Поэтому ересь всегда имеет все признаки антропоцентричной религиозности: она является «религиозной составляющей» жизни человека, «удовлетворением религиозных потребностей» индивида наравне с удовлетворением других потребностей другими составляющими жизни.

И еще: вселенскость церковной истины – не отвлеченное обобщение, но истина «личной вселенскости», истина общения личностей. Реальность существования восстанавливает смысл события существования – вселенский способ существования. Здесь более всего применимо слово «онтология». Церковная истина (истина, открываемая Христом и воплощаемая Церковью) прежде всего онтологична, бытие, мир и история соединяются в целостное понятие и жизненный опыт: истина бытия, истина всякой существующей и обладающей бытием реальности суммируется в одном потенциальном «становлении», в событии отношения личного Бога с личностью человека.

Отношение предполагает восстановление смысла существования, т. е. самопревосхождение божественной природы и человеческой природы благодаря инаковости личности: природа существует только «в лицах», и познаем мы как природу, так и лица только со стороны действий, энергий природы, которые всегда личны. Личность является носителем энергий природы, а это значит, что способ бытия природы есть личная инаковость, он есть множественность лиц и их деяния, результаты действий природы, которые всегда личны.

Познание лиц и энергий возможно только внутри личных отношений, личной деятельности, путем опытного вселенского участия и причастности к личным энергиям и к их действиям, несущим на себе след «инаковости» личности. Через энергии совершается участие в «другом» как превосхождение самого себя, как любовное самопожертвование в единстве эроса. Эрос есть завершение личного познания и личного действия. Церковь познает Бога через личное отношение к своему Жениху – Христу, возлюбленному нашему. Это отношение позволяет жить среди энергий Святого Духа, открывающих любящую волю Отца. Церковь познает мир – совокупность свершений божественной личной энергии – как динамично совершаемое и осуществляемое призывание Богом человека к общению[24].

Ересь всегда отрицает именно такое единое видение и такое опытное переживание Церкви. Она отрицает динамическое и благодатное единение бытия и познания в событии возникновения личного любовного отношения, подчиняя знание об истине и о спасении расщепленному индивидуальному бытию: интеллектуальному познанию, эмоциональному переживанию, нравственной деятельности. Причем «в дело вступают» не все эти три части души одновременно, а две или одна. Поэтому всякая ересь начинается с того, что она непосредственно или опосредованно отрицает принадлежность события возникновения существования к единому виду. То есть ересь ставит под сомнение, искажает или отвергает связь природы и личности, природы и энергий. Ереси всегда абсолютизируют либо интеллектуальное познание сущности или природы, игнорируя опытную истину личного отношения, либо индивидуальные особенности, этические или психологические, которые оказываются таким образом в отрыве от общей природы, т. е. общего способа существования.

Единство бытия и познания в отношениях личностей – вот ответ православного богословия на вопрос о том, где истинная Церковь. Это исходный вопрос для богословия и жизни западного христианства.

Существование объективного «принципа», который являет собой, выражает и подлинно, безошибочно преподает истину Церкви, всегда рассматривалось на Западе как необходимая предпосылка церковного единства. Только так, по мнению западных богословов, можно преодолеть субъективное вйдение проблем, ведущее к расколам и разделениям. Но очевидно, что поиск объективного принципа – объективного и безошибочного выражения истины Церкви – предполагает позитивистское восприятие истины, т. е. такую гносеологию, для которой истина исчерпывается объективным описанием, общезначимой формулой и для которой священ авторитет безошибочного носителя и выразителя этой формулы.

Для православной церкви и православного богословия, напротив, истина превосходит любую объективную формулу познания, поэтому невозможно даже поставить проблему объективного определения того, что подлинно. Православное богословие и не ставит перед собой задачу указать на «отдельного носителя» этой «подлинности».

В православной церкви истина не может исчерпываться изолированной и статичной объективной формулой и объективным «носителем» и «выразителем» этой истины. Ведь истина – динамичное событие, она есть способ существования Христа и Церкви, превосходящий условное отождествление понятия и понятого (adaequatio rei et intellectus). Вербальное выражение этой истины, которое мы находим в Священном писании, в решениях соборов, в богослужебных текстах и творениях отцов, «определяет», но при этом не исчерпывает события возникновения «новой жизни во Христе», способа существования общины святых, их «поистине беспредельного» совершенства.

Конечно, «определения» веры и истины, освященные жизнью Церкви, и постановления вселенских соборов имеют для членов Церкви обязательный характер. Это означает, что формулировки догматов и символов веры невозможно изменить или пересмотреть без риска утратить идентичность жизни Церкви и реального события спасения.

Но событие спасения и динамическое осуществление спасения внутри церковной жизни первичны по отношению к любой формулировке истины о спасении. Догматы соборов – это «определения», установленные горизонты истины, которой живет и которую воплощает Церковь. Эти определения-пределы ограждают, отграничивают опытное переживание и воплощение истины от заблуждения и ереси, т. е. от не-Церкви, от способа существования падшего человека. Соборные «определения» и литургические «исповедания» веры суть «символы» истины, соединяющие (συμβάλλουν) личный опыт в общий опыт и жизнь Церкви. Следовательно, невозможно принимать их как отвлеченные идеологические «принципы» и как оторванные от жизни суждения.

По той же самой причине на право формулирования догматов и символов не может претендовать (в силу самого смысла права) никакой институциональный носитель, никакая «власть» и никакой «авторитет», но только – тело Церкви. Даже собор большинства епископов «всей вселенной», провозглашающий себя вселенским, должен быть признан православным лишь всем церковным телом. Только тогда его постановления будут обязательны для всех верных и будут определять исторический путь Церкви. Бывали соборы очень представительные, которые называли себя вселенскими, но тело Церкви отвергало их, ибо не узнавало в их постановлениях подлинного и истинного выражения опытного знания события спасения, которое переживается и воплощается только всецелым церковным телом.