И.С.Т. (СИ) - Страница 37

Открыл тот не сразу. Какое-то время он чувствовался близко, буквально за дверью. Если заставить сердце колотиться чуть тише, можно было услышать его дыхание. Там, за тонкой перегородкой. Его ладонь согревала теплое старое дерево. И еще он молчал. Точно решился на что-то — открыл. А потом шагнул вперед и обнял, всем телом вжимаясь, точно пытаясь влиться в него каждой клеточкой себя.

— Дурак ты, Сашка, — Дейм обнял его в ответ, прижимая с силой к себе. — Неужели ты думаешь, что мы можем причинить вред этим малышам?

— Нам вроде как тоже вред не причиняли, — выдохнул Лемешев. — Только нам все равно хреново было, и без вреда…, а в итоге ты бегаешь от меня, Гейру паршиво без Натана, и мы все боимся снова оказаться инвалидами…, а мне плевать, Дейм, понимаешь? Мне плевать, потому что я устал быть без тебя.

— Я тоже, Саша, я тоже, — Дейм потерся щекой о его висок и втянул запах волос. Губами коснулся кожи шеи.

На короткий миг тот отстранился, впрочем, так и не разомкнув объятия. Заглянул в глаза, тяжелым, пристальным взглядом.

— Так какого черта мы стоим на пороге, Дейм?!

— Шаг назад, мистер Лемешев, — Дейм обжег дыханием его губы и улыбнулся.

Шаг назад, как в танго, разворот, короткий пинок, после которого захлопывается дверь. Так по-обычному. Так по-человечески. Александр вжал его в стену, вламываясь поцелуем в его рот, жадно, голодно, комкая пальцами рубашку на его груди.

Дейм рассмеялся его напору хрипло, почти надрывно. Успел выдохнуть короткое: «Щит, Саша», и ответил, втягивая в рот юркий и наглый язык. Запустил руки за пояс, ногтями провел по пояснице, выгибаясь так, чтобы быть еще ближе.

Да, точно, Щит… пока еще можно его создать и автономизировать, пока еще на это способен разум. Александр шагнул назад, разрывая дистанцию. Алая нить рванулась вперед, снова связывая их. Проникла под кожу, маленький яростный паразит.

Щит. Звонко встретились ладони, и звук разнесся по комнатам, отскакивая от стен, дверей и окон, резонируя с подвесками люстры и зеркалами. Звук метался в коробке комнат, ударяясь о поверхности, как мячик, все быстрее и быстрее, пока не превратился в безумную высокочастотную вибрацию. И все стихло. Ни тиканья часов, ни шелеста шагов. Только их дыхание. Быстрое и сорванное.

Еще шаг назад, глядя глаза в глаза. Лемешев медленно расстегнул пуговицы на рубашке и стащил с себя тонкую ткань.

Дейм окинул его страстным взглядом, а потом криво усмехнулся и с ленивой грацией отлепился от стены. Медленно облизнулся и повел плечами, скидывая на пол изрядно помятую Сашей рубашку и открывая великолепное тело молодого мужчины. Поджарое, гибкое, сильное. Под смуглой от жаркого средиземного солнца коже перекатывались мускулы.

В отличии от него Александр казался почти белым. Белым как мрамор. И таким же холодным. Вот только впечатление было обманчивым. Шаги, шаги, шаги… неслышные, неощутимые почти, сквозь еще один дверной проем, где хозяин оставил валяться брюки и пояс, шаги, и где-то под стулом в спальне — белье. Шаги… шорох постели. Темно-синие простыни. Вот только цвет их не мог и близко соперничать с цветом глаз Александра.

Матрас просел под весом опустившегося сверху Дейма. Накрывшего собой, застонавшего глухо и зло, почти отчаянно от ощущения обнаженной кожи. Странно, но слов не было совсем. Словно перехватило горло. Словно тело отключило эту способность за ненадобностью. Ни шепота, ни признаний. Только быстрые, торопливые и такие жадные поцелуи. Они помнили друг друга другими. Юными, мальчишками почти. Гибкими, порывистыми, неопытными. И сейчас все было по-другому.Слишком сильными были руки, обнимающие грека. Тело давно утратило подростковую угловатость. Александр не был мальчишкой. Он был мужчиной, и при желании мог бы скрутить даже норга. Желание было. И недвусмысленно упиралось влажным горячим кончиком в живот, требуя самого пристального внимания.

Только Дейм тоже не был тем подростком, который когда-то поцеловал его в первый раз. И дразнить научился, и сводить с ума. Лаской, дыханием, то сильными, то невесомыми поцелуями. Плечи, шея, грудь с набухшими сосками. Когда-то они были так чувствительны, что один намек на касание мог довести до помутнения рассудка.

А еще до царапин на золотистых от солнечных поцелуев плечах. Александр волной подавался навстречу каждому его касанию, тянулся за новым поцелуем, не отпускал, нее позволял ни на секунду разорвать контакт. Обеими руками накрыл его ягодицы, мягко сжимая в такт движениям. И еще — он улыбался. Как-то очень хищно, почти плотоядно улыбался.

— Кто-то здесь хочет пошалить? — Дейм отстранился лишь на мгновение. Навис на руках, медленно, дразняще двигаясь между раздвинутых бедер.

— Скажи еще, что ты не желаешь того же, — Александр оплел ногами его бедра, и, всем телом толкнувшись от постели, опрокинул его на спину, довольно провел раскрытыми ладонями по груди и выгнулся, глухо застонав. Тонкая красная ниточка, преодолев барьер плоти, переплелась с другой такой же, налилась силой и запульсировала вместе с сердцем. Отчетливо, болезненно.

— Саша! — Дейм вскинулся, почувствовав это слияние, застонал, с силой прикусывая губу и стискивая чужие бедра. Слишком много, слишком ярко. Но все равно недостаточно. Толкнуло вперед, навстречу. Вжаться губы в губы, с силой, почти насилуя. Давая волю даже не желанию — потребности слиться, до конца, до последней клетки.

Клубок из переплетенных тел, чувств и эмоций. Клубок из оплетенной тонкой красной нитью плоти. Золотистое и белое на темно-синем. И в тишине так громко бьется сердце. А звук дыхания почти как ураган.

«Я люблю тебя, мой Дейм».

Крепче и крепче, ближе. Еще немного, еще чуть-чуть. Овладеть, заявить права и на тело тоже. На мысли, душу, сердце. Болезненно, торопливо, словно вернувшись в тот самый, неуклюжий и неловкий, но такой волшебный первый раз. «Прости. Прости-прости-прости»…

Стон и дрожь удовольствия, рябью отозвавшаяся в окружающей их безмолвной, беззвучной реальности. Плывут стены, смешиваясь с кремовым ковром на полу, хрустальными каплями плачет люстра и ее слезы пускают по зыбкой глади пола круги.

«Ничего… как же мне хорошо…»

Безумная круговерть свела бы с ума, если бы до этого они оба уже не распрощались с рассудком. Дейм двигался сильно, резко, проникая так глубоко, как только можно. Вжимаясь губами в шею, плечи, оставляя яркие отметины на влажной от пота коже. Никаких игр, ни грана поддразнивания. Для этого и для нежности будет время, а сейчас — только ослепляющее желание и такое же удовольствие, насытить которое невозможно.

«Еще… вот так… еще… сильнее… »

— Боооожееее… — он не сдержал крика. Изо всех сил вцепился в широкие плечи Дейма. Останутся следы пятерни, никуда не денешься. Выгнулся, содрогаясь всем телом. И, точно отзываясь на ураганный оргазм, комната расцвела радужными вспышками.

Дейм отстал ненадолго. Сорвался в бешеный, почти безумный ритм и застонал протяжно, тягуче, болезненно сладко. Замер на несколько секунд, вжавшись лбом с плечо Саши, а потом повалился на спину, не отпуская любовника и без звука принимая в объятия его расслабленное тело, распластавшееся по груди. Дыхание все еще срывалось, но уже снова тянуло прикоснуться поцелуем к виску, скуле, приоткрытым губам. Одержимость, прорвавшая запоры и сорвавшая замки. Требующая компенсации за десять потерянных лет.

— Ты тоже это чувствуешь? — Александр кончиками пальцев провел по его скуле, наслаждаясь ощущением колючих щетинок, ласкающих кожу. — Не знаю как я жил без этого.

— Тогда это было по-другому. Не лучше и не хуже, просто по-другому, — Дейм поймал его руку и губами прижался к ладони. — Тогда мы еще не знали, что можем потерять. Но ты мой. Ты — это я, — он обвел разгромленную даром Александра комнату, коротко выдохнул и закрыл глаза. Несколько секунд ничего не происходило, а потом окружающая действительность размылась, и задвигалась, заскользила. Словно невидимый оператор перематывал назад кинопленку. И поломанные, искореженные вещи снова становились такими, какими были еще полчаса назад.