И.С.Т. (СИ) - Страница 124

Боль впивалась в чужака раскаленными добела стальными прутьями, рвала на части ауру, как когда-то тот рвал Александра. Да… ублюдок, прочувствуй все, до последней капельки… знаешь, что тогда было?.. от боли ты не можешь контролировать даже собственный мочевой пузырь… ты пускаешь слюни, как идиот, и пару суток не можешь ничего есть, да и потом тебя кормят, как послеоперационного инвалида без части желудка и кишечника, и ты все, все возвращаешь назад… тебя погребают кошмары и боль…

Ты не знал, самонадеянная мразь, что без моего разрешения в меня войти не может никто? Только добровольное принятие, только!.. Ты видишь только то, что я позволю увидеть. В клетке, в которой я позволяю тебе чувствовать, как ты когда-то заживо убивал меня!..

— Уберите от меня это, иначе я не ручаюсь за себя, Генри. Я не давал разрешения ему на проникновение в мой разум.

— На самом деле давал, — Генри слегка сжал пальцы, все еще лежащие в его ладони. — Но… Эрих, ты превышаешь свои полномочия.

— И что? Ты меня накажешь за это? — откровенно усмехнулся тот, с видимой неохотной отпуская Лемешева. — Ты слишком мягок, Генри, это никогда не приводило ни к чему хорошему. Тебе стоило прислушаться ко мне, когда я говорил, что корректор, не способный контролировать себя на планаре, — не самый лучший выбор для этого филиала.

Гилрой поморщился:

— Достаточно, мы все знаем природу твоих претензий к Арестову. Поэтому пойди, пройдись, охлади голову, мы здесь не для того, чтобы сводить счеты. И я не собираюсь больше покрывать тебя перед Советом.

— Отлично, — Ллойд осклабился. — В таком случае поищу этого чудесного мальчика, такого юного и уже такого сильного оракула.

— Только попробуй начать допрос, и я отправлю тебя обратно! — вскинулся Гилрой.

— О нет, что ты, мы побеседуем на отвлеченные темы, — Ллойд мило улыбнулся и исчез за дверью.

— Господи, почему его все еще терпят? — Александра передернуло от гадливости. Он усилием заставил себя успокоиться и сконцентрироваться. — Как только он исчез из филиала, детей со способностями выше ожидаемого сразу стало больше. Он ведь предвидел это и снова явился сюда за моими мальчиками.

— Не хочу тебя разочаровывать, Саша, но его страсть к способным студентам в данном случае не имеет к делу никакого отношения. Просто наш Эрих решил убить двух зайцев разом. Раз он все равно здесь. Но все гораздо серьезней, — Гилрой вышел из-за стола и подошел к окну. — Мы знаем, что вы покрываете вашего оператора, Натана. Что выгораживаете Арестова. Но есть то, чего мы не знаем наверняка, но должны предотвратить. Я хочу, чтобы ты посмотрел это, — он повернулся к до сих пор молчавшему третьему, кивнул, и тот включил лежащий перед ним на столе планшет, спустя пару секунд передав его Генри.

— Эта запись попала к нам через неделю после начала занятий.

Мальчику на видео в лучшем случае было десять. Осунувшийся, бледный, с коротко стриженными волосами и полными взрослой тоски голубыми глазами. Одетый в большую для него полосатую пижаму, он сжался в углу кровати с железными прутьями и смотрел в камеру с непониманием и ужасом. Какое-то время изображение подрагивало, словно снимавший устанавливал камеру, но спустя секунду стабилизировалось. Взрослый незнакомый голос сначала бормотал что-то успокаивающее, а затем затих. Был слышен только шорох страниц, и через мгновение пространство заполнил речитатив. Незнакомый ломкий язык, набирающий силу и громкость. От которого мальчишку на кровати вдруг выгнуло дугой. Его глаза закатились, он заметался, закричал и затих. Несколько секунд лежал так, дыша со всхлипами, и поднялся, сев на постели и смотря прямо перед собой пустыми глазами куклы.

— Роман Силиверстов, — Александр покачал головой. — Я видел это… в смысле не как видеозапись. Я видел его в больнице. Когда он приехал и не сумел зачесть первый ключ, нам пришлось разбираться с тем, что же с ним не так. Гейр предположил дислексию. Но потом мы отмотали его время и обнаружили нарушение в детстве. Вот только не сумели до конца разобраться, в чем именно проблема. — На какое-то время он задумался, вслушиваясь в странный голос, пытаясь разобраться в тексте. — Я бы предположил, что это ключи. Но ключи первого уровня исключительно визуальные. Впрочем, я работал со слепыми оракулами, шрифт Брайля работает, но времени для адаптации на планарах им требуется на порядок больше. Рома очень талантлив. Как и его оператор. Но если с Симеоном проблем нет, то Рому пришлось сразу переключать на второй уровень. По этой причине он достаточно легко управляется с планаром… Но… черт, я очень надеюсь что это не Эрих. Потому что иначе я лично ему шею сверну. Я… я знаю, что это он инициировал разрыв моей группы. Более того, провел его. И попытался заполучить Натана. Только мы знали, что у оператора Гейра имеется еще и талант оракула.

— Это, — Генри кивнул в сторону планшета, — не Эрих. Я знаю, что он инициировал разрыв, но что ему был нужен Натан… — он в задумчивости покачал головой. — Никто не предполагал, что в Натане есть еще и оракул. Он должен был быть очень… узконаправленным, если никто из кураторов его не увидел.

А на видео, тем временем все смолкло. Несколько секунд тишины, щелчок и незнакомый голос спросил:

— Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили в прошлый раз? Я хочу знать, как можно что-то изменить.

Рома сморгнул и механически ответил:

— Найди проводника. Найди половинку потерянной души. Его боль поможет. Вырасти в нем ярость, и он откроет для тебя дверь.

— Найди мою нить.

— Я не могу, — на мгновение в пустых глазах маленького Ромы мелькнула растерянность.

— Найди. Мою. Нить, — голос спрашивающего окреп, заледенел. От него малыш на кровати съежился, но упрямо повторил:

— Я не могу.

— Найди!

— Я не могу!

На мгновение изображение подернулось, и раздался звук пощечины и сразу следом сдавленный всхлип. Еще несколько секунд по экрану ползли полосы, и он погас.

— Половинка потерянной души… оракулы и операторы наиболее уязвимы при разрыве группы. Они, как вы знаете, друг без друга в полную мощь работать не могут. А если они были больше чем друзьями? Если они были парой? Ты знаешь насколько больно, когда тебя рвут на части? Гейр чуть не умер тогда… Он годами к себе никого не подпускал. Именно по этой причине он не стал частью связки снова. Натан… — Александр потер ладонями лицо, устало помассировал виски и откинулся на спинку кресла, по-прежнему глядя на экран планшета. — Натан любил Гейра. Давно. Долго. Прочно. Мы вообще о существовании малыша узнали, когда Гейр едва не опрокинул на себя кружку кипятка. Натан самостоятельно изменил вероятность. Убрал из-под руки Гейра эту самую кружку. Это сложно заметить, если ты посторонний. Но легко, если ты чувствуешь возмущение планара при самостоятельном изменении оператором твоей линии.

— Мы предвидели это. Много вероятностей, но все они ведут к полному поглощению Темным планаром и хаосу. Чем это может обернуться в реальности — можешь себе представить. Но что к этому приведет — было покрыто мраком. Мы никак не могли зацепиться, пока Деймос не прислал нам отчет о Силиверстове и его докторе. Мы взяли его в разработку, но оборванных нитей было слишком много, и мы колебались. Это промедление нам обошлось слишком дорого. Доктор исчез.

— А чего вы хотите от меня? Все, кто был здесь в момент кризиса — сработали. Пусть не идеально, с огрехами, но иначе было невозможно. Не могут два взрослых корректора и три студента заткнуть прорыв Темного планара так, как это сделают оперативные группы, на это натасканные. Да и я не поеду искать этого доктора. Я не полиция, — Александр смотрел ему в глаза и мысленно почти что молился. — Мы обнаружили косяк, исследовали его так, как должны были, отправили отчет. А от злоупотреблений драгоценной коровы Эриха лично у меня волосы на голове шевелятся. Потому что одним из его злоупотреблений, очень походя, легко и непринужденно, стали я и моя группа, хотя никаких предпосылок и угроз с нашей стороны не было. И я не удивлюсь, если Эрих попытается продавить разрыв группы Михновского. Тогда мы гарантированно сможем получить еще один подобный кризис. Хотя нет, кризис будет круче, потому что как оракул, Анжей потенциально выше Гейра на три головы. А что касается Ромы, то парень и без того огреб, и я не позволю травмировать его еще больше.