Испытание пламенем - Страница 6

Наконец один из похитителей снял с ее глаз повязку, и Молли на мгновение полностью ослепла, зато потом впервые получила возможность разглядеть своих спутников. Теперь их лица были открыты — ни капюшонов, ни масок. Трое мужчин стояли и сверху вниз смотрели на Молли. Их кожа пастельных тонов имела целую гамму оттенков, от бледно-голубого у того, который снял с нее повязку, до зеленоватого у стражника подле двери и золотисто-кремового у мужчины, на коленях подававшего ей пушистое мягкое полотенце и чашу с исходящей паром душистой жидкостью, очевидно, для омовения рук. Их густые, длинные волосы были темнее кожи, но сохраняли тот же оттенок. Молли они вдруг представились забавно выкрашенными к Пасхе цыплятами-переростками, костлявыми и невероятно высокими. Волосы стражников были убраны в сложные и даже изысканные прически: косы, пучки, прихотливо уложенные пряди, а в миндалевидных изумрудных глазах все-таки обнаружились зрачки, но никаких признаков склер. И эти глаза не мигая смотрели на нее с напряжением, которое действовало ей на нервы. На всех троих были великолепные, тяжелого бархата одеяния, шитые серебряной, золотой и шелковой нитью. Отвернутые рукава и распахнутые полы демонстрировали шелковое белье с богатой вышивкой. Для промышляющих киднепингом бандитов слишком изысканно. Лица всех троих покрывала причудливая татуировка.

Их внешность вполне соответствовала комнате, где находилась Молли. Только это оказалась не комната, а целая анфилада. Небо и земля по сравнению с ее пристанищем — трейлером в Кэт-Крике. Сидя на краю резной деревянной кровати, Молли видела уходящие вдаль сводчатые медные потолки, сходящиеся у пятисторонних многогранников, из каждого спускалась на цепочке серебряная лампа. Множество огней создавали мягкое, теплое сияние. Колонны, тоже медные, в форме гладких, полированных стволов, тянули вверх по сводам свои ветви, которые при малейшем движении воздуха звенели тысячами серебряных листочков. Медные панели на потолке, широкие рамы каждой двери сверкали эмалями с изображением листьев, цветов, фруктов и овощей. Покрытие медного пола имитировало деревянный паркет.

Однако медными были только пол, потолок, стены и двери. Начищенная до мягкого блеска инкрустированная мебель оказалась деревянной, а лампы, блюда, чаши, столовые приборы — серебряными. Кровать покрывали шелковые простыни, занавеси полога украшала обильная вышивка. На мягкой кушетке и на стене — роскошные гобелены, место которым в королевском дворце. На окнах — тяжелые кружевные шторы.

Красивое место. Красивая тюрьма. Но Молли не желала быть пленницей, а ее похитители, видно, расслабились. Она выбила чашу из рук желтолицего, обхватила рукой его шею и потянула назад, заставив его встать на ноги и выгнуться почти дугой, чтобы уберечь шею.

— Я хочу домой, — заявила она. — Я не знаю, что вы за люди, не знаю, что вам от меня нужно, и знать не желаю. Ведите парня, который сделал зеленый тоннель, пусть сделает еще один, и быстро! Иначе я сломаю шею этому костлявому ублюдку. Понятно?

Тот, кого она держала, не сопротивлялся. Он взглянул на нее огромными, грустными глазами и сказал:

— Если я должен отдать жизнь, чтобы ты осталась здесь, возьми ее.

Остальные двое кивнули.

— Любой из нас был готов умереть за тебя там, в лесу. Сейчас за тебя умрет он. Если тебе надо убить его — ты так и сделаешь, но мы все равно не можем доставить тебя обратно. Пока не можем. Сначала ты должна понять, почему мы согласны платить такую ужасную цену, чтобы привести тебя к нам.

И как, черт возьми, спорить с такими аргументами?! Ей вовсе не хочется убивать этого желтолицего парня. Она просто хотела паритета. И не добилась. Если она убьет своего заложника, даже если убьет всех троих в этой медной комнате, то все равно ни на шаг не приблизится к дому. Не узнает ничего нового, кроме того, что ей и так уже известно.

От разницы между тем миром, который она знала и где все имело смысл, и этой непонятной, бессмысленной реальностью у нее ломило все кости. Найти бы хоть одну зацепку, не потерять голову!

Молли отпустила своего пленника и сидела, переводя взгляд с одного тощего татуированного великана на другого. Наконец она глубоко вздохнула, чтобы справиться с дрожью в голосе, и спросила:

— Кто вы?

— Меня зовут Бирра.

— Нет, не имя. Я имею в виду… что вы такое… что за существа. Пришельцы? Эльфы? Врачи в психиатрической клинике? Я что, рехнулась? На то похоже.

Бирра рассмеялся. Странный звук, сухой, шелестящий.

— Все не так. Мы — люди этого мира. Твоего нового мира. Твоего истинного дома.

— Мой дом в Кэт-Крике, штат Северная Каролина. Людей не похищают, чтобы доставить в истинный дом.

— Мы сделали это, чтобы спасти тебя… и себя.

— Я сама могу о себе позаботиться — в большинстве случаев. Так что нечего петь себе дифирамбы по случаю водворения меня в эту тюремную камеру. — Молли огляделась. — Хотя здесь очень мило. Расскажите лучше, что вам нужно, от кого нужно и какое это имеет отношение ко мне. У меня нет богатых друзей. Нет связей с власть имущими. Я не в состоянии влиять на дипломатию или военную политику. — Положив руки на колени, она продолжала: — Так что, полагаю, вы сейчас сообщите мне, что похитили меня, чтобы заполучить рычаг, преимущество в каком-то деле. И хочу вам сказать, что вы не добьетесь никакой выгоды, упрятав меня в камеру. В конце концов вам придется извиниться и отправить меня домой.

Бирра покачал головой:

— Твой мир был для тебя вреден, разрушал тебя. Почему ты так хочешь туда вернуться? Здесь тебя ждут любовь и почитание, которых ты действительно заслуживаешь. Твой дом — здесь. Ты такая же, как мы.

Молли вскочила, пронеслась мимо троих мужчин, подлетела к окну и жадно вдохнула воздух. Любовь и почитание — это, конечно, хорошо, но как бы они не оказались ловушкой… К тому же не очень приятной ловушкой, ведь на ее окнах — решетки. Пусть решетки очень красивые — толстые витые медные прутья, заплетенные изящными ромбами, но они явственно дали ей понять: если в какой-то момент она настолько сильно захочет уйти отсюда, то путь через окно не покажется ей слишком опасным. По гладкой, как стекло, стене башни. Не меньше пяти этажей. К тому же положение может оказаться еще хуже, чем выглядит на первый взгляд.

А вдруг решетки нужны, чтобы защититься от… как их там называли ее стражники? Рронов?

От этой мысли у Молли мурашки пробежали по спине, и она постаралась выбросить ее из головы.

Если здесь царит такое великолепие и если она настолько почетный гость, то почему они просто ее не пригласили? Зачем похищать, связывать, совать в повозку с сеном? Почему честно не объяснить положение?

Молли отвернулась от окна и увидела, что все трое похитителей столпились у двери, которая, очевидно, служила выходом из ее кельи. Они смотрели на нее, словно три птенца в гнезде на ползущую по ветке змею. Ну и черт с ними. Молли развернулась и стала осматривать череду роскошных комнат своего узилища. Кроме громадной, изящно убранной спальни, здесь были салон, небольшая кладовка, элегантная столовая и гардеробная, забитая множеством нарядов, судя по всему, вполне подходящих ей по размеру, и, наконец, прекрасно отделанная ванная. И слава Богу: она уж думала, что взорвется, если прямо сейчас не найдет ничего подобного!

Ни кухни, ни оборудования для приготовления пищи. Значит, в еде она будет зависеть от тюремщиков. Однако в кладовой Молли нашла сухофрукты и баночки с разными деликатесами. Их можно съесть просто так. Здесь же обнаружились большие запасы любимых лакомств: орехового масла «Питер Пэн» и шоколада «Дав» с пониженным содержанием сахара. Обнаружив его, Молли вздрогнула. Она обожает шоколад «Дав», но не покупала его уже целую вечность — полгода… восемь месяцев? Может, даже больше. Сколько же времени они следили за ней, прежде чем похитить? И как много о ней знают? В салоне нашелся великолепный набор шерсти для вязания всех оттенков радуги, а кроме того, еще и коллекция спиц любых размеров. Рядом стоял мольберт и принадлежности для письма акварелью, все очень хорошего качества. В углу спальни поджидала двенадцатиструнная акустическая гитара Гибсона. Рядом примостился солидный, по виду очень древний, резной пюпитр. И бумага для табуляторной записи музыки, от чего у Молли мурашки побежали по спине. Достаточно неприятно, что они знают о ее увлечении гитарой, еще хуже то, что им известно про двенадцатиструнную гитару, хотя она никогда не играла на людях, только в уединении собственной гостиной в трейлере. Но хуже всего, что они так плотно за ней наблюдали и знают, что нот она не читает и потому пишет только в табулятуре.