Исправляя ошибки (СИ) - Страница 216

— Вы затеяли опасную игру, Диггон. Даже Люк Скайуокер не решался появляться в этом месте, — его слова можно счесть как предупреждением, так и вызовом.

— Значит, я могу не опасаться, что сюда нагрянет кто-то из ваших доброжелателей, — отвечает майор со спокойной улыбкой.

Рей хорошо видит: что бы ни произошло в дальнейшем, это действо будет носить характер не столько допроса ради информации, сколько поединка — борьбы равносильных соперников, для которых ставки в этой игре одинаково высоки.

Хотя нижние отделения Святилища располагают немалым количеством особых средств для развязывания языков (большинство из которых отнюдь не потеряли актуальности за минувшие годы), первое время главным орудием палачей остаются только легкие наркотики, позволяющие избежать излишнего сопротивления со стороны узника, и кулаки. Кайло давится нездоровым смехом всякий раз, когда его, подвесив за руки, методично, вдумчиво час за часом избивают. Он одновременно взбешен и раздосадован такой примитивной и пошлой мерой.

Диггон появляется на допросах далеко не всегда. Это обстоятельство отставляет надежду на то, что майор не верит в скорое признание пленника — а значит, не склонен его недооценивать.

— Ваши методы, майор, создают впечатление, будто вы учились искусству ведения допросов у хаттского племени, — усмехается при встрече молодой человек. Растянутый на цепях, дрожащий, почти голый, и в то же время странно оживленный. — Даже в Первом Ордене давно используют то, что гораздо изящнее и эффективнее.

— Например, способности одаренных? — Диггон глядит на него исподлобья. — К несчастью, ваша матушка отказалась облегчить вашу участь и самолично покопаться у вас в мозгах. Впрочем, выявленная у вас слабость в Силе внушает мне оптимизм. Полагаю, у меня есть повод надеяться, что моя команда сумеет справиться, не прибегая к джедайскому колдовству.

Бен опускает взгляд — и ничего не говорит. Одно только слово бегло проносится в его мыслях, которые Рей слышит, словно свои собственные: «Отказалась…»

Последующие дни разочаровывают однообразием. Кайло пытается отказаться от воды и пищи, однако Диггон, не моргнув и глазом, приказывает кормить и поить его насильно или, на худой конец, вводить питательные вещества внутривенно, если заключенный станет проявлять слишком большое упрямство. Во время допросов его практически ни о чем не спрашивают, очевидно, полагая, что спешка не приведет ни к чему хорошему; палачи просто делают свою работу, и пленник старается молчать, хотя раз от разу с его губ срывается что-нибудь в высшей степени язвительное.

Кайло не желает признаваться самому себе, что начинает вести себя точь-в-точь как в свое время коммандер Дэмерон; теперь он, подвешенный на дыбе или прикованный наручниками к стене в своей камере, все чаще также показательно дерзит палачам, как это делал По. Таким нелепым способом он пытается утаить, насколько в действительности близок к отчаянию. Чтобы никто не догадался о его страхе и неуверенности; о том, что его душа смущена происходящим и ожидает, что будет дальше, с мучительным трепетом.

Наконец, наступает день, когда его выволакивают из камеры и, протащив через узкий коридор, приводят в совсем другую комнату для допросов: чистое, хорошо освещенное помещение с холодно-белыми стенами напоминает операционную.

Его заставляют лечь на стол лицом вверх и крепко привязывают за запястья и щиколотки. Жесткие ремни раздирают кожу до крови. Свет с потолка теперь бьет прямо в глаза, превращая лица людей в затемненные пятна. Кайло вынужденно щурится.

Однако рыхлую фигуру Диггона юноша способен отличить даже сейчас.

— Не сомневаюсь, вы знакомы с пыткой ядом таозина, — говорит майор, склонившись над ним. — Но формализм требует от меня коротко разъяснить правила игры. Периодически вам будет вводиться малая доза этого вещества, медленно парализующего мышцы и нервную систему, вызывающего судороги, боли в животе, головокружение и галлюцинации. Эффект будет носить нарастающий характер. Иначе говоря, с каждым днем, с каждой неделей боль будет становиться сильнее — и так, пока не наступит летальный исход. Но не волнуйтесь, умереть вам никто не позволит. В определенный срок вам также будет вводиться антидот, который принесет временное облегчение. Как часто вы будете получать противоядие, зависит только от вас. Окончательно прекратить пытку возможно только при одном условии — если вы покоритесь и расскажете все, что знаете.

Руки медиков в резиновых перчатках за волосы оттягивают его голову, заставляя максимально открыть шею, на которую тут же опускается что-то тяжелое, удушливое, склизкое.

Взрослые черви-таозины могут достигать двадцати метров. Их личинки — до одного метра. Та, что сейчас копошится, рвано визжа, на теле пленника, похоже, совсем еще юная — не больше локтя в длину, и шириной с развернутую человеческую ладонь. Лишенная мощной брони своих старших собратьев; брони, которая способна отражать даже удары сейберов, эта тварь кажется влажной и на редкость отвратительной — словно оголенные человеческие внутренности. Ее короткие ноги с острыми когтями оставляют множество мелких порезов на коже, а зубы тотчас находят бугорок вены и впиваются в это место, запечатлев один из тех кошмарных, болезненных поцелуев, след от которых впоследствии заметил мастер Люк.

Среди прочих свойств этих существ имеется еще одно — то, что заставило Диггона отдать предпочтение данному типу природных ядов из множества аналогичных веществ: таозины чувствительны к Силе и способны подавлять возможности одаренных. Пусть не в той же мере, что исаламири, но майор рассчитывает, что для Рена, порядком ослабевшего как телом, так и духом, и этого окажется достаточно.

В качестве средства для допроса молодняк таозинов имеет лишь один незначительный недостаток — вне живого организма их яд слишком быстро утрачивает свои основные свойства, что практически полностью исключает его хранение и транспортировку. Именно этот недостаток создает необходимость работать с живыми личинками, чего большинство помощников Диггона, честно говоря, предпочло бы избежать.

— Сколько нужно времени? — буднично спрашивает майор у кого-то из врачей, и Кайло очевидно, что он имеет в виду: сколько потребуется времени, чтобы яд начал действовать. Иначе говоря, сколько допрашиваемому еще придется лежать с этой ужасной переростком-пиявкой на шее.

— Около получаса, — отвечает над головой пленника глава медицинской бригады, деловито стаскивая перчатки и оголяя красные, мясистые руки.

Минуты проходят в тишине, прерываемой разве что свистящими звуками, которые издает личинка таозина, липкую мерзость которой Кайло всеми силами старается не замечать. Ему остается забыться, насколько возможно, абстрагироваться от происходящего. Пока силы еще позволяют. Именно так он поступал на допросах десятки раз до этого; и сейчас тяжелая, зубастая тварь у него на шее не заставит его сдаться.

Он хорошо знаком с этой техникой допроса. Палачи Первого Ордена тоже владели подобного рода методами, хотя сам Кайло редко прибегал к ним; его услуги требовались в том случае, если нужно было получить от пленников информацию как можно скорее. Для этого пытка ядами не годится, зато она хороша для другого — для медленного и методичного подчинения.

Видно, игра между Терексом и его подчиненными с одной стороны, и Разведывательным бюро Новой Республики — с другой совсем не ограничивается военными нуждами. Время, проведенное в компании Диггона, заставляет Кайло убедиться в том, что, спустив курок и уничтожив Тид, Терекс в какой-то мере развязал руки майору разведки, который теперь может не торопиться и наседать на пленника без суеты, со всей обстоятельной жестокостью испытывая его волю. Возможно, здесь и в самом деле замешано личностное противостояние, стремление во что бы то ни стало реабилитировать себя и само бюро после того, как разведка Республики оплошала, не сумев раздобыть информацию ни о станции «Старкиллер», ни о готовящемся выстреле по системе Хосниан, ни о главной базе Первого Ордена. А может, все мотивы майора ограничиваются лишь желанием помочь политической карьере старого приятеля, для которой настали не лучшие времена.