Исправляя ошибки (СИ) - Страница 208

— Что же тебе помешало? — едко осведомился По.

— Пола… — коротко отозвался Финн и мощно глотнул из своей кружки.

Только тут Дэмерон окончательно понял, в чем тут дело. Хотя пока не представлял, какие выводы ему следует сделать из своей догадки — стоит ли после всего этого начать презирать друга или посочувствовать его простоте и влюбленности, из-за которых этот молодой дурень угодил в ловушку хитрой тви’лекской цыпочки?

— Ты ведь не рассказал Поле всю правду о себе, так? — вздохнул Дэмерон.

Финн виновато кивнул.

— В том-то и дело.

— А Чала Орнула, прослышав, что ты был штурмовиком, принялась угрожать тебе. Говорила, что откроет леди Антиллес всю правду, если ты не будешь держать язык за зубами?

Видя, что все очевидно, юноша ничего не сказал в ответ; лишь плечи его обреченно поникли.

— Ну, а потом-то что тебя дернуло бросить все это и лететь со мной на поиски генерала Органы?

— Известно что, — со злостью бросил Финн. — Надоело жить так… с постоянной мыслью, что я обманываю свою девушку; что я предал генерала… С каждым днем я сам себе становился все противнее. Когда ты рассказал, что видел Рей… Это как глоток чистого воздуха. Не смог я усидеть на месте, понимаешь?

Как раз это По был способен понять, должно быть, лучше, чем кто-либо другой. После неудавшегося спасения Рена он и сам постарался поскорее позабыть об этой истории, решив посвятить свое время и все свои усилия делам Сопротивления. Неожиданная встреча с Рей тоже растормошила его, заставив позабыть обо всех сомнениях и прочих душевных неудобствах.

— Но почему ты сразу не рассказал обо всем Лее?

— Я боялся.

— Боялся?.. — По от удивления слегка цокнул языком. В нем поднялась досада.

Малолетний идиот, кретин, остолоп! Нет, только послушайте: он боялся!.. Мало того, что он по глупости подставил генерала Органу, выдав ее тайну, так еще и бросил свою возлюбленную, малодушно испугавшись, что та может пойти на поводу у социальных и политических предрассудков.

«Как же ты мог так оплошать, малыш… — сокрушенно подумал Дэмерон, переведя дух и в отчаянии протерев глаза. — И что мне теперь с тобой делать?»

— Ты предал Лею вовсе не тем, что разболтал кому-то что-то по пьяни. Ты предал ее этим вот своим молчанием. Генерал имеет право знать, кто виновен в смерти ее сына.

Финн пристыженно вжал голову в плечи.

— Кроме того, ты даже не предположил, откуда этой девице известно о твоем прошлом в Первом Ордене, так ведь? Что, если она — шпионка? У Терекса кругом уши, даже в Сопротивлении.

Честно говоря, об этой стороне вопроса Финн и думать не думал. За минувшее время он привык полагать, что все причины, побудившие Чалу действовать так круто — это ее какой-то невероятный страх перед темным рыцарем и, быть может, опасение, что тот может навредить своей матери.

— О высшие силы… — По с силой обхватил руками голову. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Бен… его пытали. Он умер на глазах у матери. Из-за тебя, братец!

А этот молокосос осмеливается оспаривать свою вину, говоря, что боялся, как будто это могло как-то его оправдать! Нежелание признать свою ответственность за случившееся — вот что возмущало Дэмерона больше всего.

Наконец, почувствовав, что его взволнованный тон привлек внимания не только бармена, но и каких-то субъектов, восседавших за столом неподалеку, коммандер поспешил понизить голос.

— Сам-то мерзавец, может, и заслужил все это, но Лея… на нее же смотреть было больно, хатт тебя проглоти!

— Рен — ведь не беззащитный младенец, — насупился Финн, начиная инстинктивно обороняться. — Что ему мешало освободиться, использовав Силу?

От этих слов По будто током ударило.

— Не мог он использовать Силу…

Финн разом прикусил язык.

— Как так, «не мог»? — спросил он, часто моргая.

— Не мог, — с горечью повторил пилот, вспоминая собственные изумление, смущение и жалость от этого открытия. — Уж не знаю, что произошло, но Сила перестала его слушаться. Мастер Люк тоже об этом знает…

Финну сделалось совсем худо. Только теперь осознание того, что он сделал, настигло его во всей неумолимой полноте. Предатель…

Юноша уставился в пол, опасаясь поднять глаза. Совесть беспощадно сжигала его душу. Если бы можно было прямо сейчас искупить содеянное — все равно как, пусть даже собственной смертью — он согласился бы без раздумий.

— Ты должен поговорить с Леей. Немедленно. Тотчас, как только она согласится тебя принять. Расскажи ей все, как есть, слышишь меня? Без страха и без уверток. Если не сделаешь этого, то я знать больше тебя не желаю!

С этими словами По сунул бармену кредитный чип и, дождавшись списания средств, молча удалился.

***

Скайуокер явился к сестре, когда она уже никого не ждала. Он ворвался, подобно урагану, взвинченными, резкими движениями отпихнув с дороги C-3PO, который было поспешил сообщить непрошенному визитеру, что генерал не желает принимать гостей (впрочем, завидев на пороге мастера Люка, тот и сам готов был покорно отступить).

— Бен… твой сын нашелся! — крикнул Люк вместо приветствия, когда Лея вышла встретить его.

Ничто во внешнем облике генерала Органы не выдавало ее горя. Лея выглядела так же опрятно и достойно, как всегда: ее волосы были уложены в косу, оплетенную вокруг головы, на плечах лежала светлая накидка. Бывшая принцесса Альдераана держала голову высоко, и глаза ее оставались сухими — ранее она уже успела выплакаться достаточно: когда погиб Хан, когда у нее забрали Бена, когда Диггон пытал ее сына — и ее саму вместе с ним, сам, впрочем, о том не ведая. А сейчас, приняв на себя самый сокрушительный, хотя и ожидаемый удар, генерал почувствовала себя совершенно опустошенной. Больше у нее не было слез. Не было сил надеяться. Она просто доверилась судьбе, положив себе не ждать ничего больше и не роптать. Наверное, только в этом и был ее единственный шанс сохранить рассудок.

Разве что бесконечная тоска и обреченность во взгляде свидетельствовали о состоянии ее души. Но именно они заставили магистра Скайуокера, сведущего в чтении тайных знаков на лицах людей, ужаснуться; ибо тот ясно увидел, что его сестра переступила ту грань своего несчастья, за которым умирает всякая надежда, и человек, который не способен существовать без надежды, как цветы — без живительной влаги, начинает медленно чахнуть и гибнуть.

На сей раз Лея чувствовала, что Викрамм не солгал ей. Было очевидно, что канцлер сам далеко не в восторге от такого поворота событий. Возможно, он по-прежнему утаивал какие-то детали, но праведная Сила, разве в деталях дело?! Главное — это то, что Бена больше нет в живых; во всяком случае, его превосходительство был в этом уверен. Глупый мальчик пытался сбежать, не дождавшись спасения, и погиб. Если это обстоятельство несомненно, к чему ей, несчастной матери, выслушивать подробности?

Слова Люка всколыхнули в ней надежду, но такую робкую и болезненную, что внешне Лея нисколько не показала этого. Скорее напротив, лицо ее стало еще более строгим и безжизненным.

— Рей… это она нашла его, — пояснил Скайуокер, тяжело дыша.

— Он жив? — спросила Органа, интуитивно подавляя дрожь в голосе.

Люк замялся на мгновение.

— Похоже, что да. Хотя Рей сообщила, что он тяжело ранен и, возможно, не протянет долго.

— Где он?

— На Мустафаре.

Услыхав название планеты, которая стала поистине роковой для их семьи, Лея все же не сумела удержать чувств. Она вздрогнула и, побледнев, ухватилась за грудь.

— Но почему там? — спросила она растерянно.

— Я полагаю, тот разведчик рассчитывал, что никому не придет в голову искать пленника во Внешнем кольце. К тому же, Святилище Вейдера — хорошо защищенная военная крепость, которая может долго сдерживать неприятельский натиск.

— Святилище Вейдера? — повторила Лея, прикрыв глаза на миг.

Люк многозначительно поглядел на нее и молча кивнул.

Место Силы, известное как точка слияния Избранного с Темной стороной. Наверняка, именно Темная сторона и мешала им обоим — и Люку, и Лее — почувствовать присутствие Бена ранее. Страшный черный замок, расположенный в устье огненной реки, неподалеку от того места, где главнокомандующий военных сил Империи некогда потерпел роковое поражение от своего учителя и был впоследствии чудовищно изувечен. Это здание имело непродолжительную, однако насыщенную и поистине чудовищную историю. Оно было воздвигнуто, чтобы приносить боль — не только узникам-джедаям, угодившим в плен к новоиспеченному ученику-ситху, который пытал и убивал их в застенках собственного жилища; но и ему самому. Тому, кто всю оставшуюся жизнь провел в рабстве собственных воспоминаний — тяжелых, мучительных воспоминаний, которым это проклятое место не позволяло покрыться даже небольшой коркой забвения. О собственных страданиях, последствием которых стало его заключение в доспех, заменивший ему цепи и окончательно отдавший его во власть Палпатина. Но главное, о гибели супруги и еще одного, совсем крохотного существа, скрытого во мраке материнского тела — ведь обе эти жизни оборвались, как полагал Вейдер, именно здесь, на Мустафаре.