Исповедь Мотылька (СИ) - Страница 9

Вырастающей прямо перед нашим носом официантке Олег передает мою сумку и пиджак, а мне, чтобы не волновалась, на ухо поясняет:

— У меня здесь эксклюзив на стол. Не переживай.

Следующие полчаса мы проводим в компании бойкой молодой женщины и сотен банок и мешочков с кофе, которые она дает продегустировать «на нюх», как будто мы выбираем дорогой парфюм. В конечном итоге, у меня начинает кружиться голова, и я останавливаюсь на чае, который похож на зародыш белокочанной капусты.

Мы усаживаемся за стол перед камином — самым настоящим! — и я силой заставляю себя не смотреть по сторонам, как любопытная сорока.

Чай приносят в маленьком прозрачном заварнике, на дне которого настоящее волшебство — раскрытый бутон экзотического цветка.

— Это правда можно пить или тут подают музейные экспонаты? — шепотом спрашиваю я.

Олег вместо ответа наполняет мою чашку.

Мы разговариваем обо всем.

Я не пытаюсь запомнить темы. Но в основном без умолка трещу я. Всегда становлюсь ужасно болтливой, когда нервничаю и чувствую себя не в своей тарелке.

— Прости, я опять слишком много болтаю, — пытаюсь оправдаться, когда Олег, в который раз, сбрасывает входящий вызов. — Я могу добраться домой самостоятельно, если у тебя дела.

— Ничего такого, что не подождало бы до завтра. — Он делает маленький, аккуратный глоток кофе, отставляет чашку и, сложив руки в замок на столе, говорит: — Пуговица, завтра ты должна перевезти вещи. До конца дня. Я пришлю водителя. Если нужна еще пара рук в помощь с переносом вещей — они у тебя будут. Но я не хочу, чтобы ты оставалась там ни одной лишней ночи. И, пожалуйста, не спорь.

Последняя фраза закрывает мой рот. Я думала, что у меня будут целые выходные, но спорить с Олегом не буду.

— У меня не так много вещей, я справлюсь сама.

— Вот и хорошо. — Он достает из кармана небольшой плотный конверт, кладет на стол и подталкивает в мою сторону. Когда я с опаской прячу руки под столешницу, улыбается. — Там нет ничего страшного и заразного.

— А что там?

Он пару секунд размышляет, потом щурится и говорит:

— Назовем это возможностями, которыми, я надеюсь, ты воспользуешься.

— Ущипни меня, — говорит Ира, разгуливая по квартире с коробкой моих вещей. — Нет, серьезно — это твое? Вот это вот все, а не только коврик у порога?

Энергично киваю и, кажется, только теперь верю, что на самом деле переезжаю.

В квартиру, больше чем магазин, в котором работаю. Точнее, теперь уже работала, потому что утром уволилась в телефонном режиме. Нужно будет оформить все официально, но это уже завтра, а сегодня у меня начало целой новой жизни.

— На твоем месте, — громко шепчет в спину Катя, — я бы не спешила говорить, что тут все твое, а то рискуешь обзавестись домашним животным, которое не в состоянии даже чашку после себя помыть.

Ира прищуривает глаза, а потом, бухнув коробку на пол прямо посреди гостиной, без приглашения идет исследовать территорию дальше. Кошмар. У меня настолько большая квартира, что здесь действительно легко потеряться трем подружкам. Особенно с непривычки.

— А, между прочим, я серьезно, — говорит Катя, проходя мимо. — Спорим, что через час начнет ныть, что у нее квартирка маленькая, а денег — еще меньше? Еще и монстра своего притащит, и я не про зверюгу Гришеньку.

«Монстром» она называет Иркиного молодого человека.

Катя проходит дальше в гостиную, вертится, чтобы прикинуть, куда лучше поставить вазу, и случайно «попадает» взглядом с зеркало, которое вписано в одну из стен как часть декора.

Замирает.

Перестает улыбаться.

Я вовремя успеваю подхватить вазу, потому что у подруги разжимаются руки, и она кулем садиться прямо на край туалетного столика.

Катя не любит зеркала, потому что несколько лет назад очень сильно обгорела. Плечи, шея… и лицо.

Врачи сказали, что ей повезло сохранить зрение и пищевод.

Но, если честно, даже мне порой, хоть мы знакомы много лет, больно на нее смотреть. И приходится очень стараться, чтобы не отвернуться.

А ведь до пожара она была первой красавицей из нас трех.

— Прости, Моль, — виновато улыбается подруга, неловко стряхивая на руку легкий плащ. — Просто… У тебя тут не самое удачное дизайнерское решение. Или как это правильно, на вашем, на ученом?

Я быстро заговариваю ей зубы: предлагаю мыть руки и начинать готовиться к новоселью, потому что в холодильнике, как положено, мышь повесилась.

— А мне зарплату урезали, — ожидаемо заводит Ира, когда мы в три пары рук готовим салаты и мясо. — Вот же связалась со скупердяем на свою голову.

— А я говорила, — встревает Катя. — Она уже забрасывает удочку. Не ведись, Моль.

— Между прочим, — Ира яростно тычет в ее сторону вилкой, — здесь столько места, что можно заводить породистого жеребца и строить колбасный цех. И было бы очень мило выделить подруге всего-то одну комнату. Но я не гордая — могу и в оранжерее перекантоваться. Даже там жилищные условия раз в сто лучше, чем в моей коробке с дырками.

Я знаю, что Ира скорее шутит — хоть точно не откажется, если я соглашусь — но все равно как-то неловко делать вид, что я не понимаю намеков.

— У Ви есть, кого перевозить, — вступается за меня Катя.

Намекает на маму и отчима, и на этот раз мне некуда спрятаться от стыда.

Потому что я еще ничего не сказала маме.

Потому что, несмотря на объяснения Олега, что-то во мне продолжает нашептывать — мама не просто так «забыла» о нем на все эти годы. И я понятия не имею, что делать, если она будет против того, что Олег снова появился в моей жизни.

Наши девичьи посиделки заканчиваются около семи: полупустыми тарелками, половиной торта и пустой бутылкой сладкого игристого вина. Обычно мне хватает половины бокала, чтобы закружилась голова, но сегодня не взяло совсем, только редкие зайчики перед глазами от ярких фонарей ночного города стали как будто чуть гуще и ярче.

Я до сих пор на нервах из-за переезда.

И из-за предстоящего разговора с матерью.

Мы с подругами прощаемся в метро, потому что у каждой — своя станция и свои планы на вечер. У меня по расписанию: серьезный разговор. И ноль вариантов с чего его начать. «Мама, я тут встретила Олега Игнатова, помнишь? И он купил мне квартиру и дал денег. В память о папе».

Даже в голове это звучит просто ужасно нелепо.

И чем ближе к дому, тем отчетливее понимаю, что мне не нужно было принимать подарки Олега. Или точнее будет сказать, его щедрость. Потому что все это выглядит так, будто… я нарочно искала с ним встречи, чтобы получить все это.

До чего же плохо на душе.

— Мам?! — нарочно громко кричу я, потому что открыла дверь своим ключом, не дождавшись, пока откроет она.

Сейчас конец мая, конец учебного года — и у нее даже в кадрах куча работы с подготовкой всяких-разных списков, документов и электронных таблиц, над которыми сидит даже в выходные. Наверняка и сейчас так закопалась в работу, что не слышит звонка. Отчим, скорее всего, сегодня ночует у своей матери: пару месяцев назад у нее случился инсульт — и теперь они с сестрой по очереди у нее ночуют, пока ей не станет получше и не начнет сама ходить.

— Эвелина? — слышу ее совершенно отрешенный голос. — Восемь часов. Ты останешься на ночь?

Я снимаю обувь, вешаю на крючок пиджак и первым делом иду в комнату.

Ожидаемо, мама мучает зрение и компьютер. Миллион раз говорила ей, как нужно наклонять настольную лампу, но она все равно делает по-своему, как будто это принципиальный вопрос.

Чмокаю маму в щеку, разворачиваю свет под правильным углом и говорю:

— Я на часик, а потом домой на такси.

Мама сохраняет какую-то кошмарно длинную и громоздкую таблицу, снимает очки и, пристально меня разглядывая, протирает стеклышки уголком шали.

— На такси? Что-то случилось?

Мы живем в разных концах города — так получилось, и кататься на такси не самое дешевое удовольствие, хоть, в общем, и не настолько страшное, чтобы бояться разориться.