Испорченная кровь (ЛП) - Страница 6
продукты
из
холодильника и выкладывать их на столешниц у. Он
достаёт стакан, наполняет его водой из-под крана, и
протягивает мне. У воды странный цвет.
Я беру его. Как можно есть или пить сейчас?
Заставляю себя проглотить воду, потому что он стоит
надо мной в ожидании.
Смотрю невидящим взглядом на снег снаружи,
в то время как Айзек хлопочет у плиты. Печь газовая
и выглядит совершенно новой.
Затем мужчина возвращается к столу, держа две
тарелки, каждая из которых с омлетом. Запах
вызывает у меня тошноту. Он ставит одну передо
мной, и я беру вилку. Оружие у нас есть, его так
много: вилки, ножи... можно предположить, что если
бы кто-то и вернулся, т о не оставил бы нам все эти
вещи, с помощью которых мы могли бы напасть на
него. Я озвучиваю свои мысли, и Айзек кивает.
— Знаю.
Конечно, он уже думал об этом. Всегда на два
шага впереди...
— Твои волосы изменились, — говорит
мужчина. — У меня ушла минута, прежде чем я узнал
тебя... наверху.
Я таращусь на него. Неужели мы на самом деле
говорим о моих волосах? Остро осознаю свою седую
прядь. Проверяю, что хорошенько спрятала её за
ухом.
— Я отрастила их.
Положить еду в рот, разжевать, проглотить,
положить еду в рот, разжевать, проглотить.
Мы больше не говорим о моих волосах. Когда я
доедаю, то объявляю, что мне нужно в туалет. И
прошу его пойти со мной. Здесь только один туалет,
и он в спальне, где я нашла Айзека. Он ждёт за
дверью с ножом в руке. Прежде чем мы покинули
кухню, Айзек прихватил тот, который больше. Это
почти смешно, но не совсем. Большой нож, большая
рана. Я выбрала себе нож для стейка. Он прост в
обращении и чертовски острый.
Я облегчаюсь и подхожу к раковине, чтобы
вымыть руки. Над ней висит зеркало. Смотрю на себя
и вздрагиваю. Мои волосы безжизненные и жирные,
и эта широкая двух сантиметровая седая прядь,
которая появилась, когда мне было двенадцать,
выделяется на фоне бледного лица. Я делала всё,
чтобы избавиться от неё: закрашивала, отрезала,
выдёргивала
волосок
за
волоском.
Цвет
не
становился
серым.
Я
просидела
в
десятках
парикмахерских на протяжении многих лет, и
каждый стилист говорил мне то же самое: «В этом
нет смысла... она не принимает цвет». Независимо от
того, что я делаю, она всегда возвращается, словно
упрямый сорняк. В конце концов, я сдалась. Старая
часть меня победила.
Открываю воду, она шипит и в течение
нескольких секунд напоминает приступ кашля,
прежде чем начинает течь слабой коричневой струёй.
Я брызгают на лицо и немного пробую. На вкус она
противная. Ржавчина и грязь.
Когда я выхожу из ванной, Айзек протягивает
мне свой нож мясника. Я должна положить свой нож
на пол, чтобы держать его, так как моё запястье
повреждено.
— Мне тоже нужно, — говорит он. — Не дай
плохим ребятам добраться до нас.
Я улыбаюсь — на самом деле улыбаюсь —
когда мужчина закрывает дверь. Его юмор всегда
проявляется в самые неожиданные моменты. Не
думаю, что когда-либо буду в милости у кого-то.
Когда он выходит, его лицо вымыто, а волосы
влажные. Тонкая струйка воды стекает с виска.
— И что теперь? — спрашиваю я.
— Ты устала? Мы могли бы отдохнуть по
очереди. Хочешь спать?
— Конечно, нет!
Он смеётся.
— Да, я понимаю.
И тогда наступает длинная неловкая пауза.
— Я хотела бы принять душ, — произношу я.
То, чего я не добавляю — это в случае, если этот
больной мудак касался меня...
Айзек кивает. Я поднимаюсь вверх по лестнице,
чтобы взять что-нибудь чистое из одежды. Меня
мутит от мысли о том, что кто-то выбрал и повесил
з де с ь её для меня. Я бы хотела свою, но, даже
пижама, которая до сих пор на мне, не моя. Изучаю
содержимое гардероба. Почти каждый предмет
гардероба я выбрала бы для себя, за исключением
цвета. Его слишком много. Это жутко. Кто может
знать меня достаточно хорошо, чтобы купить мне
шмотки? Одежду, которая на самом деле мне
нравится? Я снимаю с вешалки кофту для йоги с
длинными
рукавами
и
нахожу
под
ней
соответствующие штаны.
В ящике я нахожу
разнообразные трусики и бюстгальтеры.
О, Боже!
Решаю остаться без них. Не могу носить нижнее
бельё, которое какой -то психопат купил и сложил в
ящик. Это будет, как будто он касается меня... там. Я
захлопываю ящик.
Айзек помогает мне спуститься по лестнице.
После моей атаки на дверь, запястье опухло вдвое.
— Держи его выше и подальше от горячей воды,
— говорит он, прежде чем я захожу в ванную.
Я нахожу мыло и шампунь под раковиной.
Общеизвестный бренд. Мыло белое и пахнет бельём.
Принимаю душ пять минут, хотя и хочу остаться ещ ё.
Коричневатая
вода
никогда
не
с тановится
действительно горячей и у неё странный запах.
Я выхожу и вытираюсь полотенцем лимонного
цвета, которое висит на стойке с полотенцами. Такой
весёлый цвет. Так иронично. И так любезно
повешено здесь для нас. Вытираю руки и ноги,
пытаясь впитать все капли. Жёлтый, чтобы смягчить
шок от снега, тюрьмы и похищения. Может быть, тот,
кто притащил нас сюда, подумал, что цвет этого
полотенца сможет предотвратить депрессию. Я с
отвращением бросаю его на пол. И затем начинаю
смеяться, грубо и резко.
Я слышу, как Айзек легко стучит в дверь.
— Ты в порядке, Сенна?
Его голос приглушённый.
— Я в порядке, — кричу в ответ. И смеюсь так
громко, что он открывает дверь и позволяет себе
войти.
—
Я
в
порядке,
—
отвечаю
его
заинтересованному лицу, пытаясь заглушить свой
смех. Затыкаю смех рукой, и из моих глаз начинают
течь
слёзы. Я смеюсь так сильно, что мне
необходимо упереться об раковину.
— В порядке, — задыхаюсь я. — Разве это не
самая сумасшедшая вещь, что ты когда -нибудь
слышал? Как будто я могу быть в порядке. Ты в
порядке?
Я вижу, как мышцы на его щеке дёргаются.
Цвет глаз Ай зек а металлический, как консервная
банка.
Он тянется ко мне, но я отталкиваю его руку.
Перестаю смеяться.
— Не прикасайся ко мне. — Я говорю это
громче и жёстче, чем предполагала.
Он сжимает губы и кивает. До него доходит. Я
сумасшедшая. Это не ново. Сижу на кровати с ножом
и смотрю на дверь, пока Айзек принимает душ. Если
кто-то войдёт в комнату прямо сейчас, будет
бесполезно, с ножом я или нет. Чувствую, что моё
тело здесь, но остальная часть меня в глубокой яме. Я
не могу их объединить.
Айзек принимает душ быстрее, чем я. Прихожу
немного в себя, когда он появляется. На нём
полотенце. Он направляется к шкафу. Я вижу, что он
смотрит на одежду так же, как и я. Айзек ничего не
говорит, но потирает чёрный хлопок рубашки между
большим и указательным пальцами. Я дрожу. Даже
если это был один из моих поклонников, почему
Айзек? Смотрю на нож, пока о н одевается в ванной.
Он новый, лезвие блестящее. « Куплен специально для
нас» , — думаю я.
За
неимением
того,
чем
заняться,
мы
спускаемся вниз по лестнице, чтобы ждать. Айзек
подогревает две банки супа и кладёт несколько
замороженных булочек в духовку. Я на самом деле
чувствую голод, когда он протягивает мне тарелку.
— Снаружи всё ещё светло. Сейчас уже должно