Исполнение желаний - Страница 7
–Козёл какой-то, – выразил общее мнение могучий предводитель компании, вертя в руке кухонный трофей. – Будем им колбасу нарезать! Что, раз уже на улице, может, в гастроном прогуляемся?
–Да, возьмём сразу пяток портвейнов, чтобы потом не выходить!
И водители большегрузов неспешно двинулись за дома, в сторону близкого продмага.
Подвергнутые принудительному сеансу уринотерапии соседки на лавочке у подъезда, где жил Геннадий, радостно обсуждали расправу над Бонивуром. Геннадий, стоя на своём балконе, решил ждать дальнейшего – не хотелось видеть надутого обидой лица жены. Она же знает, как ему тяжело. Она пока не работает, могла бы, и прикрыть на время собой семейную амбразуру. Тем более, девчонки повзрослеют, вообще, больше с ней будут общаться, и секретничать, а она навалилась – виноват, не уделяешь внимания. А ему кто уделяет внимание!? Кто? Пожалуй, только отец…
Дверь подъезда с грохотом распахнулась – Бонивур открыл её пинком.
–Ну, что делаешь? Что двери ломаешь? Ты хоть копейку дал на установку!? – загалдели соседки на лавке.
Полковник не удосужил их своим вниманием, зато разглядел Геннадия, прокричал ему:
–Генка, дай сто рублей!
Геннадий ухмыльнулся – только потворствовать оргиям Полковника ему не доставало!
–Нету денег! – прокричал в ответ.
Бонивур уже не смотрел на Геннадия, ворчал громко:
–Нету у него! Когда они у тебя были? Босота!
Тут его взгляд приобрёл осмысленность – заметил играющих у одной из кладовых дедов-пенсионеров. Деды всё тёплое время года резались за импровизированным столом в домино и карты, выставляя на кон по рублю.
Бонивур чуть набычился, чуть согнулся, растопырил руки и пошёл к дедам походкой бывалого рецидивиста – вид его не предвещал хорошего.
Геннадий, на время забыв семейные передряги, посмеиваясь, следил за упорными попытками Полковника добыть денег на выпивку.
Бонивур встал перед дедами и о чём-то сурово заговорил, быстро шевеля пухлыми губами. Деды на Бонивура старались не смотреть, и слушали, напряжённо затихнув. Бонивур несколько раз указывал рукой на любимый дом и снова шевелил губами, излагая свой взгляд на проблему.
Геннадий понял, что это могло длиться бесконечно долго, к тому же солнце начало давить зноем по-настоящему – он вернулся в прохладу комнаты, упал на диван перед телевизором. Правы были наши предки, когда имели привычку поспать после обеда часок-другой. Геннадий сейчас бы с удовольствием уснул, только вот обедать его никто не звал, а самому идти на кухню к затаившейся там жене не хотелось.
Хлопнула входная дверь – пришла жена с улицы. Когда успела выйти?!
–Слышал, что Полковник задумал? – снимая босоножки, прямо с порога спросила Геннадия так, словно они и не сорились, и не было надутых губ и попрёков.
–Нет. А что такое?
Она прошла на кухню, жадно испила кваса из стеклянного кувшина, вернулась в зал.
–Подошёл к дедам, и сказал, чтобы дали ему сто рублей; иначе, говорит, возьмёт дома ножовку по металлу, в подъездах перепилит трубы газовые, и взорвёт дом!
–Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! И что, дали ему денег? Он не успокоится, пока не выпьет положенного!
–Не знаю. Я, как услышала это от бабок, что у подъезда сидят, у меня сердце сжалось! Гена, он – реальный дурак! Он сделает! У него справка из психушки – угробит всех, и ему никто ничего не скажет!
–А ты что предлагаешь, денег ему дать на пьянство? – Геннадий покачал головой…
******
«… Кузнец, огромный бородатый гигант, с лоснящимся от пота литым загорелым телом, глядя исподлобья, крепко держал за локоть молодую бабу с серпом в руке.
–Ты чего, Парфён? А ну, пусти!
Кругом были пустые поля. Вечерело. Парфён следил за Авдотьей и, когда она приотстала от молодух, бредущих с поля, вышел из-за кустов шиповника, и рывком дёрнул её к себе. Не давая опомниться женщине, кузнец вырвал из её усталых рук серп, выкинул далеко вперёд, затем большой ладонью зажал ей рот, и стал гнуть бабу к земле. В глазах молодухи вспыхнул ужас. Она исхитрилась впиться зубами в руку кузнеца.
Кузнец отдёрнул укушенную ладонь.
–Ты что! Парфён! Я же мужняя! Пусти! – взмолилась женщина.
Парфён хлёстко врезал ей по лицу, и толкнул в пшеницу.
–А-а-а!!! – заголосила она, потом зашептала истерично. – Не трожь! Мужу скажу! Не трожь меня, Парфён!
–Убью мужа твово, если скажешь.
Кузнец задрал подол юбок Авдотьи, обнажив тугой живот и ноги, возбудился. Спустив свои порты, он полез на молодуху. Женщина онемела от потрясения – у кузнеца естество было неимоверное.
–Парфён, Христом богом… Не сдюжу такого…
–Ни одной бабе не повредил – входит, как по маслу. Ты попробуй его, сама ходить ко мне начнёшь.
–Накачаешь меня, ирод!
–Как бог даст.
Кузнец приступил к грубым ласкам. Авдотья уже не противилась…
–Шарман… Ля рюс мюжик. Ха-ха-ха.
Кузнец испуганно вздёрнулся.
Над ним и Авдотьей стояли три барыни. Одну он знал – баронесса Зинельсс, двух других видел впервые. Но они были ослепительно красивы. Он страшно перепугался, вскочил на ноги. Его орудие туго качалось.
–О-ля-ля! – воскликнула одна из барынь. – Колосаль!
Другая, хитро улыбаясь, сказала, шепелявя с польским акцентом:
–Матка бозка… Прелестно.
–Митридад, отпусти бабу. Она от тебя никуда не денется. Займись нами, – не стесняясь крестьянки, требовательно велела Зинельсс.
Авдотья поползла в пшеницу. Барыни цинично засмеялись.
–Ложись, Натали, Митридад вынослив, как жеребец, – сказала графине Бесковой баронесса.
–Прямо так, на землю?
–В этом вся прелесть, моя дорогая.
Графиня, задрав юбки, послушно улеглась в помятую пшеницу. Кузнец вгляделся в прелести широко раздвинувшей ноги белокожей, пахнущей дурманящими духами, женщины, и застонал от желания.
–Постарайся, милый, – попросила графиня, когда кузнец принялся за дело. – Тебя действительно зовут Митридад? Царское имя.
Кузнец, поглядывая на стоящих тут же баронессу и её подругу, оскалился.
–Меня зовут Парфён. А Митридадом кличет её сиятельство баронесса. У них в конюшнях есть конь-производитель Митридад, и у меня орудие такое же, как у их Митридада. Да.
–Вот как? – графиня нахмурилась, обдумывая услышанное. Работа кузнеца уже приносила ей сладостные ощущения, но она ещё не отдалась всецело наслаждению. Спросила, чуть ревниво. – Значит, ты баронессу пользовал?
–Ещё как! – отозвался кузнец. – Их сиятельства крепки на это дело!
Три женщины громко, на всю округу, захохотали…».
Глаза уже начали болеть от яркого света, излучаемого монитором. Тело затекло. Андрей Андреевич взглянул на часы – девять утра. Не спал всю ночь. Чёртова работа. Но зато написано изрядно. А ещё предстояло ехать на дурацкий бандитский пикник, пить с ними водку, слушать блатную речь, смотреть на их шлюх. Мерзость. Глаза слипались от усталости и желания спать.
Он отправился на кухню, промыл глаза заваркой, потом сел пить крепкий кофе с сандвичами – долларовый аванс наполнил жизнью его холодильник. Сандвичи он сделал с сыром и ломтями ветчины. Ладно, перетерпит он этих бандюг, их скотство (а что скотство устроят, сомнений не возникало!), зато у него будут деньги на Машкину свадьбу, а потом он напишет опус о героических ворах-джентльменах, и сможет оплатить учёбу внучек в институте. Не стоит хныкать и кривляться. Надо пересилить в себе старые табу, победить любой ценой. А оплачиваемая работа – это победа…