Испанские нищие - Страница 47

– Ты знала, какой ответ нужен терминалу?

– Д-да. Н-но… – Мири заерзала на стуле, – …м-мне иногда н-н-надоедают в-в-верхние ц-ц-цепочки.

– А! – сказала бабушка. – Где ты слышала, что Бог – это спланированное сообщество разумов?

– В-в п-п-передаче «н-новостей», к-к-когда п-приходила д-домой.

– Ясно. – Бабушка встала. – Ты особенная, Мири.

– И Тони, и Н-никос, и К-кристина, и Аллен, и С-сара. Б-бабушка, а н-н-новый р-ребенок, к-к-которого х-хочет м-м-мама, т-тоже б-будет особенным?

– Да.

– И б-будет д-д-думать ц-ц-цепочками?

– Да, – ответила бабушка, и Мири навсегда запомнила выражение ее лица.

Больше она не видела «новостей» с Земли.

– Вот станешь старше, – пообещала бабушка, – и столкнешься с идеями нищих, но сначала узнай то, что правильно.

Именно бабушка или дедушка Уилл, решали, что правильно, а что нет. Папа часто уезжал по делам. Мама оставалась с ними, но Мири казалось, что дети ей в тягость. Она отворачивалась от Мири и Тони, когда те входили в комнату.

– М-мы н-н-не н-н-нравимся м-маме п-потому, ч-что д-дергаемся и з-з-заикаемся, – пояснила Мири брату.

Тони разревелся. Мири обняла его и тоже заплакала, но не взяла своих слов обратно. Мама слишком красивая, чтобы ей нравились дети, которые дергаются, заикаются и распускают нюни. А правда играла в Убежище важнейшую роль.

– Я – т-твое с-с-сообщество, – сказала она Тони. Это интересное предложение вылилось в схему из шестнадцати цепочек. В это сложное и уравновешенное, как молекулярная структура кристалла, сооружение вошли ее знания математики, биологии, астрономии. За такое не жалко заплатить слезами брата.

Но, подрастая. Мири почувствовала, что в ее построениях чего-то не хватает. Кроме того, сам процесс рисования и обдумывания выливался в новые схемы из многоуровневых цепочек и пересечений и так до бесконечности. Черчение никак не могло угнаться за мыслями, и Мири в безуспешных попытках теряла терпение.

Когда ей исполнилось восемь, она уже понимала биологию того, что сделали с ней и другими, такими же, как она Супер-Неспящими. Еще она уяснила главный принцип Убежища – продуктивность и сообщество незыблемы. Быть работоспособным означало быть в полной мере человеком. Делиться своей плодотворной деятельностью с сообществом по справедливости – значит быть источником силы и защиты для всех. Любой, кто попытался бы нарушить истины, вел себя недостойно звания человека. Мири эта мысль внушала отвращение. Ни один человек не мог так пасть морально в Убежище.

Изменения в нервной системе должны были сделать ее более продуктивной, нежели прежних Неспящих. Им всем это внушали, и в конце концов они приняли это. Теперь Джоан с Мири играли каждый день. Мири преисполнилась благодарностью.

Но как бы сильно она ни любила Джоан, как ни восхищалась ее длинными каштановыми кудрями, чудной игрой на гитаре, ее звонким милым смехом. Мири знала, что только с другими Суперами она в своем кругу. Она старалась скрывать свои несправедливые чувства. Тони, конечно, исключение, и когда-нибудь вместе с ней и младенцем Али, который все же оказался не Супером вопреки бабушкиным словам, он присоединится к блоку голосов Шарафи, который контролирует 51 процент акций Убежища плюс доходы семьи.

Ее интересовало все. Она научилась играть в шахматы и на целый месяц забросила все остальное – игра позволяла выстраивать десятки комбинаций, сложным образом переплетавшихся с цепочками противника! Но спустя некоторое время Мири охладела: игра исчерпывалась всего двумя рядами цепочек, хоть и очень длинных.

Неврология увлекла ее сильнее. В десять лет Мири уже ставила на себе и

безотказном Тони опыты по позированию нейропередач, используя Кристину и

Никоса в качестве контрольных объектов. Доктор Толивери поощрял ее:

– Миранда, скоро ты будешь своими руками создавать новых Суперов!

Но в ее цепочках все еще чего-то не хватало. Мири могла поделиться только с Тони, а он, как оказалось, не понимал ее.

– Т-ты х-хочешь с-с-сказать, М-мири, м-мы пользуемся н-неполной б-б-базой данных?

За его словами стояло нечто большее – цепочки, о которых она могла догадываться потому, что так хорошо знала брата. Он сидел, поддерживая крупную голову руками, как все они часто делали, его лицо искажал нервный тик, густые черные волосы колыхались в такт конвульсивным движениям тела. Его цепочки были красивыми, прочными и остроумными, но не столь сложными, как у Мири. Ему было девять лет.

– Н-н-нет, – медленно произнесла она, – дело н-не в б-базе д-данных. Б-б-больше п-похоже н-на… п-п-пространство, г-где ц-ц-цепочки д-должны п-п-проходить в-в д-другом измерении.

– Трехмерное мышление, – с удовольствием проговорил он. – З-з-здорово. Н-но – з-зачем? В-все укладывается в-в д-два измерения. В п-п-простоте с-схемы – ее п-п-превосходство.

Ничего нового: бритва Оккама, минимализм, элегантность программы, геометрические теоремы. Мири неловко махнула рукой. Никто из них не мог похвастать сноровкой; они избегали тех экспериментов, которые требовали работы вручную, и тратили уйму времени на программирование роботов, если без такой работы нельзя было обойтись.

– Н-не з-знаю.

На сей раз даже Дженнифер была потрясена.

– Как это случилось? – Советник Перрилион был так же бледен, как и Дженнифер.

Врач, молодая женщина, покачала головой. Она пришла к Дженнифер прямо из родильного отделения, и та созвала экстренное заседание Совета. Врач чуть не плакала. Всего два месяца назад она вернулась после обязательного курса обучения на Земле.

– Вы уже заполнили метрики? – спросил Перрилион.

– Нет, – ответила врач.

Она умна, – подумала Дженнифер, и ей стало чуть легче. – Значит, в Вашингтоне еще ничего не знают.

– Тогда у нас есть немного времени, – сказала Дженнифер.

– Если бы мы не были связаны со штатом Нью-Йорк и правительством, было бы проще, – заметил Перрилион. – Заполнение свидетельств о рождении, получение номера страховки для Пособия, – он фыркнул, – занесение в списки налогоплательщиков…

– Сейчас все это не имеет значения, – с нетерпением перебил его Рики.

– Нет, имеет. – Упрямая складка залегла на лбу Перрилиона. Ему уже семьдесят два, всего на несколько лет меньше, чем Дженнифер. Он прилетел сюда из Соединенных Штатов с первой волной переселенцев и прекрасно помнил, каково было там – в отличие от Неспящих, рожденных в Убежище. Его мнение было на руку Дженнифер. Жаль, что скоро его срок истечет.

– Нам предстоит решить, – сказала Наджла, – что делать с этим… ребенком. Если всплывет, что документы подделаны, какому-нибудь проклятому агентству ничего не стоит получить ордер на обыск.

Этого они страшились больше всего – легального основания для появления Спящих в Убежище. Двадцать шесть лет они скрупулезно подчинялись каждому требованию администрации как Соединенных Штатов, так и штата Нью-Йорк: Убежище как собственность корпорации, зарегистрированной в штате Нью-Йорк, подпадало под его юрисдикцию. В этом штате Убежище регистрировало все свои сделки, получало лицензии для адвокатов и врачей, платило налоги и ежегодно посылало своих юристов в Гарвард, чтобы они выучились на законном основании поддерживать раздельное существование «там» и «здесь».

Новорожденный мог уничтожить все.

Дженнифер взяла себя в руки:

– Предположим, ребенок умер и его тело отправили бы в Нью-Йорк для вскрытия, как полагается в подобных случаях.

Перрилион уже понял, куда она клонит и одобрительно кивнул.

– В этом случае Спящие могут получить законное основание для проникновения в Убежище – подозрение в убийстве.

На этот раз все будет не так, как тридцать лет назад. Суд признает Убежище виновным.

– С другой стороны, – звонко произнесла Дженнифер, – медицина позволяет нам представить дело так, будто младенец погиб от какой-либо болезни неизвестного происхождения. В противном случае нам придется его растить здесь, вместе с нашими детьми. – Она помолчала. – Мне кажется, наш выбор ясен.