Испанские нищие - Страница 43

– Им нельзя позвонить, – сказал Дру. – У нас нет терминала.

– Я собираюсь выяснить кое-что о тебе, Дру. Где именно в Луизиане ты живешь?

– В Монтронс-Пойнте.

– Персональный биопоиск, первичные банки данных, – произнесла Лейша. – Дру, какой у тебя номер Пособия?

– 842—06—3421—889.

Монтронс был крохотным городишком Дельты с населением в 1922 человека. Школу посещало 16 процентов учащихся. Благодаря усилиям учителей – добровольцев она работала пятьдесят восемь дней в году. Дру входил в эти 16 процентов. Медицинской карточки на него не существовало, но карточки его родителей и двух младших сестер были зарегистрированы.

Выслушав информацию, Лейша сказала:

– Твои оценки даже для такой школы не слишком-то роскошны.

– Да. – Мальчик не отрывал от нее взгляда.

– И у тебя, по-видимому, нет каких-либо выдающихся способностей к спорту, музыке или к чему-то еще.

– Не-а.

– И ты не очень-то хочешь выучиться, чтобы получить работу ишака.

– Это я могу, – агрессивно сказал он.

– Фонд Сьюзан Меллинг существует для того, чтобы помогать людям добиться своей цели. Как ты представляешь свое будущее? – Абсурдно задавать такой вопрос десятилетнему ребенку. Бедному. Не особенно одаренному. Тощему. Вонючему. Спящему.

И все же – неординарному; яркие зеленые глаза смотрели на Лейшу с прямотой, недоступной большинству Спящих. Во взгляде Дру сквозила уверенность, что ему не откажут в помощи. Дру держался так, будто они с Лейшей – деловые партнеры в надежном бизнесе.

– Вы слышали в терминале, как умер мой деда, да?

– Он погиб на строительстве Убежища, – ответила Лейша.

– Папа был еще маленький. Пособие тогда почти ничего не стоило.

– Я помню, – сухо ответила Лейша.

Она ожидала, что Дру оставит ее замечание без внимания, большинство детей считали прошлое чем-то несущественным. Но, к ее удивлению, мальчик очень заинтересовался.

– Вы помните? Сколько вам лет, Лейша?

«Он не знает, как обращаться ко мне», – снисходительно подумала Лейша и вдруг поняла, в чем заключался дар малыша. Его интерес к ней был настолько пристальным, свежим и искренним, а глаза так сияли, что хотелось удовлетворить его любопытство. Он окружен безгрешностью, словно ароматом духов. Понятно, как ему удалось добраться невредимым из Луизианы в Нью-Мексико: ему помогали.

А ведь Дру всего десять лет.

– Мне шестьдесят семь.

Его глаза широко раскрылись.

– О! Вы не похожи на старую даму!

«Посмотрел бы ты на мои ступни». Она рассмеялась, мальчик тоже улыбнулся.

– Спасибо, Дру. Но ты еще не ответил на мой вопрос. Что именно ты хочешь от фонда?

– Мой папа вырос, без отца и поэтому спился, – сказал Дру, будто это могло служить ответом. – Он бил маму, бил сестер, бил меня. Но мама говорила, что, если бы дедушка был жив, папа стал бы другим человеком, добрым и хорошим. Это не папина вина, – повторил Дру. – Но я думаю, что и не моя тоже. Поэтому мне надо было выбраться из Монтронса.

– Да, но… чего же ты хочешь?

Лейша никогда не думала, что ребенок может так смотреть. Такой взгляд теперь нечасто встретишь даже у взрослого: холодная, как лед, решимость.

– Я хочу Убежище.

– Хочешь? Что ты имеешь в виду? Рассчитаться с ним? Разрушить? Причинить боль людям?

Взгляд мальчика смягчился; в нем появилось насмешливое удивление.

– Конечно, нет, дурочка, – сказал Дру. – Я хочу им завладеть.

Сигнал тревоги раздался во всех помещениях орбитального комплекса. Техники бросились к скафандрам. Матери подхватили испуганных, кричащих детей и отдали команды в терминалы дрожащими голосами. Биржа Убежища немедленно заморозила все сделки; никто не должен нажиться на катастрофе. – Выводи флайер, – скомандовала Дженнифер Уиллу Сандалеросу, уже надевшему защитный скафандр. Она натянула свой и выбежала из купола.

Уилл поднял флайер. Когда они подлетали к зоне свободного падения, вдоль центральной оси комплекса, интерком ожил:

– Четвертая панель. Это снаряд. Роботы будут через тридцать три секунды; команда техников через полторы минуты. Следите за вакуумным давлением…

– Мы не доберемся туда так быстро, – резко сказал Уилл. В его голосе Дженнифер послышалось удовлетворение. Уиллу не нравилось, что она лично кидается в опасный район. Но остановить ее невозможно.

Дженнифер увидела брешь в сельскохозяйственной панели. Роботы уже разбрызгивали над пробоиной прочный пластик. Чтобы они не улетели вместе с драгоценным воздухом Убежища в пространство, их удерживали мощными присосками. Когда роботу надо было передвинуться, присоски отключались по очереди. Грациозно вращаясь, подлетели флайеры техников, и команда, одетая в скафандры, тут же принялась распылять над посевами изолирующий герметик, пока не будет готов анализ ДНК.

Оружие как таковое еще полбеды; гораздо страшнее заражение. Не все страны на Земле запретили генетические исследования.

– Где снаряд? – спросила Дженнифер по интеркому у командира техников.

– Секция Ж. Ее уже загерметизировали. Он расколол панель, но не пробил насквозь… Это удачно; снаряд можно изучить, не забирая внутрь из космоса.

– На что похож?

– На метеорит.

– Может быть.

Дженнифер была довольна, что рядом Уилл. Иногда с ней летал Рики, и это было весьма утомительно.

Обратно через комплекс летели медленнее. Под ними расстилалось Убежище – поля и купола, дороги и электростанции, смотровые панели, постоянно очищаемые специальными крохотными роботами. Яркий искусственный солнечный свет наполнял воздух золотистой дымкой. Когда они сели, пряный запах соевых цветов, новейшего декоративно – съедобного растения, донесся до Дженнифер.

– Я хочу собрать Совет, чтобы заслушать доклад лаборатории, – сказала она Уиллу.

Ни секунды отдыха. По крайней мере в этом Коран совпадал с историей Соединенных Штатов: «И те, кто выполняет свой обет и стойко терпит неудачи, лишения и потери, – именно они и есть истинно верующие». И еще: «Цена свободы – вечное бдение».

Но у Убежища не было подлинной свободы.

Дженнифер стояла перед Советом. Рики посмотрел на мать и напрягся. Наджла уставилась в окно. Советница Эймс крепко сжала руки, лежавшие на металлическом столе.

– На сей раз отчеты лаборатории неутешительны, – произнесла Дженнифер. – Снаряд относится к метеоритам Джей-класса, что, конечно, не исключает возможности его захвата и перспективы использования в качестве оружия. Он, по-видимому, не включает в себя активных микробов, а найденные на нем споры соответствуют Джей-классу. Почва не содержит чужеродных бактерий, генетически измененных или других, которые мы могли бы идентифицировать. Возможно, они скрыты при помощи мимикрии ДНК для последующей активации генными детонаторами.

– Мать, – осторожно перебил Рики, – никто, кроме нас, не обладает таким генетическим потенциалом. И даже у нас еще случаются неувязки.

Дженнифер лучезарно улыбнулась:

– Никто из тех, о ком мы знаем.

– Мы следим практически за каждой лабораторией на Земле.

– Отметим слово «практически», – сказала Дженнифер. – На самом деле не известно, все ли они у нас под контролем, не так ли?

Рики поерзал на стуле. Этому грузному черноглазому мужчине с густыми волосами над низким лбом исполнился тридцать один год.

– Мать, это шестнадцатая ложная тревога за два года. Восемь метеоритных ударов, три пробоины. Три временных неисправности. Две спонтанные мутации микробов из-за космического излучения, с которым мы ничего не можем поделать. Один…

– Шестнадцатая, официально зарегистрированная, – возразила Дженнифер. – Ты гарантируешь, что именно сейчас в воздухе, которым ты дышишь, нет мимикрировавших на уровне ДНК микробов?

Советница Эймс робко произнесла:

– Но при отсутствии доказательств…

– Доказательства – это понятие нищих, – отрезала Дженнифер. – Вы никогда не были на Земле, Люси. Там это понятие извращено, чтобы правительство могло распоряжаться своими лучшими людьми. Они могут «доказать» что угодно в своих судах, в сетях «новостей», в финансовых сделках. Какие налоги вы уплатили в прошлом году Финансовому Управлению, Люси? Штату Нью-Йорк? А что взамен? И все же президент Соединенных Штатов доказал бы вам, что вы обязаны поддерживать слабых, выплачивая деньги, иначе военные захватят и уничтожат те самые средства, которые поддерживают вашу жизнь и жизнь вашего сообщества.