Искусство беллетристики. Руководство для писателей и читателей - Страница 5

Такой художник, все равно — пишущий пером или красками на холсте, — рассчитывает на существование объективного искусства и, пользуясь существованием этой оппозиции, разрушает объективное.

Возьмите необъективного художника. Он демонстрирует какие-то капли краски и заявляет, что они являются выражением его подсознания, что они не могут быть определены в каких-либо терминах и что не важно — понимаете вы их значение или нет. Затем он вывешивает это в галерее. Что общего имеет его картина с настоящим искусством, которое представляет узнаваемые физические объекты? Только то, что она тоже висит на стене. Такой художник сводит понятие художественного произведения к «холсту в раме».

Мир искусства смеялся над первыми абстракционистами, а сегодня подобные творения — практически всё, что производится. В результате — разрушение искусства как значащей формы деятельности. Это было принято на вооружение самозваной элитой мистиков от искусства, затевающих игры, чтобы ввести в заблуждение тех, кто имеет достаточно денег и покупает их продукцию. Но их основная цель — не материальная: главное — добиться статуса художественной аристократии, совершенно незаслуженно (подобной цели служил клуб Toohey’s в «Источнике»). Они хотели сделать практику художественного творчества доступной для любого [безотносительно к способностям], поэтому сформировали небольшую касту специалистов и субъективно определяли, что является и что не является искусством. Затем они ходили по кругу, дурача друг друга и тех, кто поддерживал их.

В области литературы необъективное еще не принято полностью, но обоснование причин — и таким образом, настоящее искусство — становится все более редким явлением у современных писателей. Если тенденция не изменится, литература последует по пути мастеров кисти (и других областей развития нашего социума).

Примером хорошо известного необъективного писателя может послужить Гертруда Стайн, которая комбинировала слова в предложениях, не обращая внимания на грамматическую структуру и смысл. Это смешно до некоторой степени, но читатели смеются скорее с уважением, их отношение подразумевает: «Хорошо, она странная, но, то что она пишет, возможно, глубоко». Почему глубоко? «Потому что я, читатель, не могу понять». (Субъективизм аудитории необъективного искусства основывается на комплексе неполноценности, который принимает следующую форму: «Если я не понимаю, значит это должно быть глубоким».)

Примером автора, над которым не смеются, но считают в университетах очень серьезным явлением, является Джеймс Джойс. Он хуже Гертруды Стайн: продвигаясь в направлении предельно субъективного, он использует слова из различных языков, составляет их по-своему и называет это литературой.

Если язык как средство общения отбрасывается, чем становится письмо? Оно превращается в невнятные звуки, отображенные на бумаге посредством неких знаков.

Никто не может быть последовательно злым. Поскольку зло — разрушение, тот, кто пытается в жизни следовать негативным мотивациям — разрушит себя, он или умрет или, в лучшем случае, обезумеет. Человек может подчиняться негативным мотивациям только до тех пор, пока его положительные мотивации позволяют это, поддерживая негативные, — и разрушаются при этом. Если не ограничивать негативные мотивации, они множатся и разрушают положительные.

Я упоминаю об этом по следующим причинам. Если вы не до конца предали рациональность и объективность, то, возможно, не зайдете так далеко, как Гертруда Стайн и Джеймс Джойс, но написанное вами будет комбинацией сознательного и бессознательного. Вы не начнете книгу, не имея представления о ее содержании. Итак, вы знаете в общем, что хотите сообщить, придерживаетесь рационального метода в широком понимании и выдаете подобие некой истории. Но при отборе деталей — для описания персонажей, событий, в отдельных предложениях — полагаетесь только на чувства и неопределенные причины. Предпосылки к этому могут быть верными или неверными, такими, которые вы не осознаете, не контролируете. Если зададут вопрос, вы ответите: «Я знаю основную тему, но не знаю, почему написал именно это предложение таким образом. Я так чувствую». Это будет означать, что вы находитесь на перепутье между стилем писателя вроде меня и стилем, скажем, Гертруды Стайн.

Поскольку элементы рациональные преобладают в вашем методе, вы могли бы «избежать неприятностей» и не допускать недостатков в работе. Но вам не захочется быть писателем частично рациональным, частично таким, как Гертруда Стайн. Не позволяйте таланту — вашим положительным предпосылкам — действовать в поддержку негативным мотивациям и ленивому бессознательному, иррациональному в вашей памяти.

Если вы все же до какой-то степени цепляетесь за возможность необъективности, то либо вы не имеете отношения к литературной, и любой другой человеческой деятельности, либо к этой земле.

За исключением собственных имен, любое слово — абстракция. Существует только один путь, который позволяет легко находить нужные слова. — с любыми оттенками смысла — четкое представление о конкретике, реалиях, которые наполняют содержанием ваши абстракции.

Например, слово стол — абстрактная идея, которой можно обозначить любой стол, который вы когда-либо видели или увидите. Если вы попытаетесь представить, что понимается под «столом», вы легко визуализируете несколько конкретных примеров. Но в отношении абстракций, типа индивидуализм, свобода или рациональность, большинство людей не смогут привести хотя бы один пример. Знание одной и даже двух характеристик недостаточно, чтобы свободно пользоваться подобными словами. Вы должны знать бесчисленное множество конкретных понятий, наполняющих эти абстракции смыслом.

Проблема отношения абстрактного к конкретному является крайне важной для всех уровней литературного процесса — не только для композиции предложения, но и для структуры всего произведения в целом, и каждой отдельной главы и определенного периода.

Когда вы конструируете произведение, вы начинаете с идеи, затем находите конкретные детали, из которых складывается эта идея. Для читателя процесс обратный: сначала он постигает конкретное, представленное вами, и затем сводит его к абстракции, с которой вы начинали. Я называю это «кругом».

Так, тема романа «Атлант расправил плечи» — «значимость разума» — в широком смысле абстрактная идея. Чтобы передать читателю подобное сообщение, я должна показать, что есть разум, как он работает и почему важен для нас. Линия Джона Галта последовательно выстроена с этой целью — конкретизировать роль ума в жизни человека. Остальная часть романа иллюстрирует последствия его отсутствия. Особенно глава о катастрофе в туннеле, которая показывает в деталях, что происходит с миром, где мужчины не смеют думать или брать на себя ответственность, исходя из соображений здравого смысла. Если после прочтения романа вы останетесь под впечатлением идеи: «Да, ум важен, и мы должны жить разумно», — это довод. Конкретные детали объединились у вас в идею, с которой я начинала и которую затем разбивала на конкретные детали.

Каждая глава или абзац этого романа строятся по тому же принципу: какое умозаключение я хочу вызвать — и какие детали помогут это сделать?

Начинающие авторы часто делают следующую ошибку: когда они хотят изобразить сильного, независимого, умного героя, то заявляют напрямую в рассказе, что «он сильный, независимый и умный» — или позволяют другим персонажам сделать герою подобные комплименты при случае. Но это не работает. «Сильный», «независимый» и «умный» — абстракции. Чтобы читатель воспринял их, вы должны придать образу конкретику, которая приведет читателя к заключению: «Это сильный мужчина, потому что он сделал X, независимый, потому что он бросил вызов У, умный, потому что думал Z».

Создание такого типа «круга», на котором будет основываться ваш успех, — в вашей власти.

Цель всякого искусства — объективация ценностей. Основополагающий мотив писателя — подразумеваемая деятельность, неважно, знает он об этом или нет — объективировать свои ценности, его видение того, что является важным в жизни. Человек читает роман по схожим причинам: чтобы соотнести свою систему ценностей с набором ценностей в предлагаемой автором реальности (с которым он затем может согласиться или не согласиться).