Искушение злом - Страница 4
Следующей была фотография ее матери. Клер внезапно поняла, что смотрит на женщину, которая на снимке моложе, чем она сейчас. Светлые, медового оттенка волосы Розмари Кимболл взбиты и залиты лаком, как предписано модой шестидесятых годов. Она улыбается, готовая рассмеяться. На одной коленке – сын, на второй – дочь.
«Какая же мама была хорошенькая», – подумала Клер.
Светлые волосы, голубые глаза, правильные черты лица, стройная фигурка… Несмотря на «бабетту» и яркую косметику, царствовавшую в те времена и кажущуюся столь странной сегодня, Розмари Кимболл была очаровательной женщиной. И осталась такой же.
А вот и ее муж Джек, в шортах и с грязными коленями. Конечно, возился в саду. Мистер Кимболл опирается на мотыгу и улыбается прямо в объектив. Его рыжие волосы подстрижены ежиком, а на бледной коже заметны следы солнечного ожога. И хотя супруг Розмари давно вышел из мальчишеского возраста, он все еще ведет себя и выглядит как юнец. Нелепое чучело, обожающее цветы.
Сдерживая слезы, Клер перевернула страницу. Ее взору предстали рождественские фотографии. Она и Блэйр около елки. Несмотря на то, что они близнецы, между нею и братом было мало сходства, Блэйр похож на маму, а Клер на папу, как будто дети выбрали, кого они больше любят, еще в утробе. Блэйр выглядит безупречно, начиная от кудряшек на голове и заканчивая белыми носочками. Обруч на голове Клер свободно болтается, а белые чулки собрались на коленках. Она была гадким утенком. Превратился ли он в прекрасного лебедя?
Молодая женщина стала дальше смотреть семейные фотографии. Пикники и дни рождения, каникулы и просто минуты отдыха. Иногда в альбоме попадались фото друзей и родственников. А вот Блэйр в форме музыкальной школы марширует по главной улице их городка на параде в День поминовения. Вот Клер, обнявшая рукой Паджа – гончую, которая была их любимицей больше десяти лет. Вот они с братом в детском шалаше, сооруженном мамой во дворе за домом. Родители, одетые в свои лучшие костюмы, напротив церкви в пасхальное воскресенье. Это уже после того, как ее отец внезапно стал рьяным католиком.
Были в альбоме и газетные вырезки. Мэр Эммитсборо награждает Джека Кимболла почетным значком в знак благодарности за его работу на благо города. Выписка об отце и «Кимболл риэлти», преподносящая его фирму, имеющую четыре отделения, как воплощение американской мечты, дело рук одного человека, выросшее и развившееся в гордость всего штата.
Самой большой его сделкой была продажа фермы с большим участком земли строительному холдингу, специализировавшемуся на торговых центрах. Некоторые горожане жалели, что около Эммитсборо появится комплекс из магазинов, кафе и кинозалов, но большинство было согласно с тем, что развиваться необходимо. Больше рабочих мест, больше товаров, больше развлечений.
На церемонии, когда в фундамент первого здания торгового центра закладывали камень, ее отец стоял среди самых уважаемых людей города.
Затем он стал пить…
Сначала никто ничего не замечал. От Джека Кимболла действительно иногда пахло виски, но он продолжал работать, продолжал заниматься садом. Чем ближе к концу подходило строительство торгового центра, тем чаще от отца пахло спиртным.
Через два дня после торжественного открытия нового комплекса, жаркой августовской ночью он осушил бутылку виски и вывалился из окна своего кабинета в мансарде. Или выпрыгнул…
Дома в это время никого не оказалось. Мама была на собрании женского клуба, проходившем один раз в месяц. Обед, кинофильм и сплетни. Блэйр ушел с друзьями в двухдневный поход. А Клер только подходила к дому. Ее переполняли чувства… Голова кружилась после первого свидания.
Сейчас, с закрытыми глазами, стиснув в руках альбом, она снова стала шестнадцатилетней девочкой, чересчур высокой для своего возраста и очень худенькой. Ее большие глаза излучали восторг от всего того, что недавно произошло.
Ее поцеловали на чертовом колесе. В руках Клер держала маленького плюшевого слоника, стоившего Бобби Мизу семь долларов и пятьдесят центов. Он выиграл их в тире, сбив какие-то там фигуры.
Клер перестала слышать шум проезжавших мимо нее машин. Она вообще ничего не слышала. В голове девочки сложилась четкая картина. Она была уверена, что отец ее ждет. Папа ведь видел, что за ней зашел Бобби. Клер надеялась, что они с отцом сядут вместе на старые качели около крыльца, как часто это делали. Мотыльки будут биться о светящийся фонарь, кузнечики стрекотать в траве, и она расскажет ему о том, что произошло.
Клер поднялась по ступеням, ее теннисные туфли ступали совсем бесшумно. Она все еще чувствовала возбуждение и потребность поделиться своей радостью. Дверь в спальню родителей оказалась открыта, и Клер вбежала туда.
– Папа?
В свете луны она увидела, что кровать еще не разобрана. Клер вышла из спальни и пошла в отцовский кабинет, в мансарду на третий этаж.
Он часто работал здесь поздно вечером. Или выпивал… Клер откинула в сторону эту мысль. Если бы отец сейчас сидел с бутылкой виски, она бы уговорила его спуститься вниз, сварила кофе и болтала бы с ним до тех пор, пока с его лица не ушло напряжение, столь частое в последнее время. Папа бы улыбнулся, и его рука обхватила бы ее за плечи.
Клер увидела свет из-под двери отцовского кабинета. Сначала она по привычке постучала. Даже в такой дружной семье, какая была у них, детей приучили уважать желание других побыть в одиночестве.
– Папа, я вернулась.
Ответа не последовало. В эту минуту Клер овладело необъяснимое желание повернуться и убежать. Во рту появился медный привкус – это был вкус страха, тогда еще нераспознанный ею. Она немного отступила назад… Потом поборола это ощущение и взялась за дверную ручку.
– Папа?
Клер молилась в надежде, что не увидит его рухнувшим грудью на стол и издающим пьяный храп. Но ведь храпа не слышно… Эта мысль обожгла ее. Она разозлилась, что отец испортит такой замечательный вечер в ее жизни. Ведь он ее папа! Он должен ее ждать. Он не может подвести. Клер открыла дверь.
В первое мгновение она была озадачена. Кабинет оказался пустым, хотя свет горел и большой переносной вентилятор гонял воздух. Обоняние уловило запах. Виски. Под теннисной туфлей хрустнуло стекло. Бутылка «Уайт хорс».
Он что, вышел? Он что, осушил бутылку, бросил ее на пол и куда-то отправился?
Сначала Клер почувствовала ужасный стыд. Теперь-то она понимала, что такой стыд может чувствовать только подросток.
Кто-нибудь мог его увидеть – ее друзья, их родители. В таком маленьком городке, как Эммитсборо, все друг друга знают. Она умрет со стыда, если узнает, что кто-нибудь натолкнулся на ее отца, пьяного, шатающегося из стороны в сторону.
Сжимая плюшевого слоника – первый подарок от мальчика, – Клер стояла посреди комнаты с покатым потолком и мучительно размышляла, что ей делать.
«Если бы мама была дома, – подумала она с неожиданной яростью, – если бы мама была дома, он бы не ушел. Она бы его уговорила и успокоила, уложила спать. И Блэйр тоже отправился в этот дурацкий поход со своими друзьями-кретинами. Наверное, сейчас они пьют пиво около костра, листают «Плейбой» и ухмыляются. И я тоже ушла…»
Клер готова была расплакаться, не зная, что делать. Надо ждать или лучше пойти его искать?
Она пойдет искать. Приняв решение, девочка подошла к столу, чтобы выключить лампу. Под ногами хрустели осколки.
«Странно, – подумала она. – Как столько осколков могло оказаться здесь, рядом со столом? Под окном?»
Клер перевела взгляд с осколков на высокое узкое окно, около которого стоял рабочий стол отца. Оно было не открыто, а разбито. В раме оставались куски стекла. На ватных ногах она сделала вперед шаг, затем второй и посмотрела вниз. Там, на вымощенной плитами площадке внутреннего дворика, лицом вниз лежал ее отец. Его насквозь пронзили два кола, которые он врыл накануне для своих роз.
Клер помнила, как она ринулась туда. Молча – крик замер в груди. Спотыкаясь на ступеньках, падая, снова поднимаясь, она пробежала по длинной прихожей, выскочила на кухню, потом через заднюю дверь на улицу.