Искусство и наука - Страница 8

Изменить размер шрифта:

38. И прежде всего я сегодня употребляю слово «искусство» только по отношению к той отрасли, обучать которой есть моя специальная задача, т. е. по отношению к графическому подражанию или, как его принято называть, к тонкому искусству (fine art.) Бесспорно, что искусства строительные из дерева, камня и т. п. непосредственно зависят от многих наук, но эта зависимость так понятна и определенна, что мы можем и не касаться ее в нашем исследовании, и потому я в настоящее время под искусством разумею только подражательное искусство, а под наукой знание не общих законов, а существующих фактов. Под наукой я разумею, например, знание не того, что треугольники с равными основаниями, заключенными между параллельными сторонами, равны между собою, а знание того, что звезды в созвездии Кассиопеи имеют форму буквы W.

Принимая слова «наука» и «искусство» в этом ограниченном смысле, я скажу, что мудрое искусство есть только отражение или тень мудрой науки. Все, что действительно желательно, что благородно знать, желательно и благородно знать насколько возможно совершеннее и дольше, а стало быть, желательно увековечить или изобразить в наиболее неизменной форме, снова и снова воскрешая это не только в мыслях, но и перед глазами; описывая не общими смутными словами, но ясно определенными линиями и в истинных красках, так чтоб приблизить по возможности больше к сходству с самим предметом.

39. Может ли что-нибудь быть более очевидно и бесспорно, более естественно и справедливо, чем такое соотношение двух сил? Желать знать должное, достойное вашей природы и полезное для вашей жизни; ни более ни менее; знать это и сохранить отчет и картину такого знания при себе в самой живой и ясной форме?

Бесспорно, что ничто не может быть проще этого, а между тем в этом заключается вся суть и суждения, и практики искусства. Вам следует признать или познать прекрасные и дивные вещи и затем дать возможно лучший отчет о них или ради блага других, или для своего забывчивого и апатичного «я», в будущем.

Подобно тому как я дал вам и просил вас непременно запомнить афоризм, выражающий закон мудрого знания, так сегодня я попрошу вас непременно запомнить другой афоризм, абсолютно определяющий отношение к нему мудрого искусства. Я уже приводил этот афоризм в заключение моей четвертой лекции о скульптуре.

Прочтите несколько изречений в конце этой лекции вплоть до слов: «Лучшее в этом роде есть лишь тень»[30].

Таково суждение Шекспира о своем искусстве. И по странному совпадению он вложил эти слова в уста героя, тень которого или мраморное изваяние принято считать самым идеальным и геройским типом из всех существовавших людей; и если б вам даровано было увидеть статую Фидия или самого героя Тезея, то кажется излишне спрашивать, кого вы предпочли бы, т. е. мраморное ли изваяние или живого царя? Помните ли вы, как во «Сне в летнюю ночь» Тезей у Шекспира заканчивает свою речь об искусстве бедного ремесленника?

«И лучшее в этом роде лишь тени; а худшее не хуже, если воображение приходит им на помощь».

Надеюсь, что не особенно утомится ваша память, хотя материально вы нисколько не выдвинетесь в списке курса, если вы на память заучите все это изречение, как безукоризненно полное и верное выражение в немногих словах законов мимического искусства.

40. «Только лишь тени!» Пусть будут они по возможности прекрасны, и пользуйтесь ими, чтоб вспоминать и любить то, чего они являются отражением. Если вы когда-нибудь предпочтете их искусство простоте правды или наслаждение, доставляемое ими силе правды, то вы впадете в тот порок безумия (назовете ли вы его κακία[31] или µωρία[32]), описание которого мы встречаем у Продика, где оно постоянно εἰς τὴν ἑαυτης σκιὰν ἀποβλέπειν – с любовью и исключительным удивлением любуется на свою собственную тень.

41. Из всего высказываемого вам мною нет ничего, чему я бы так горячо желал, чтобы вы поверили, ничего, на что я по опыту имею больше основания требовать вашего доверия, чем та бесспорная для меня истина, что вы никогда не полюбите искусство как следует, пока не будете сильнее любить то, что оно собою отражает.

Это самый широкий и ясный вывод, который я могу сделать из всего моего опыта; так как начало моей собственной правильной работы в искусстве (и высказать вам это я считаю далеко не бесполезным) зависело от моей любви не искусства, а гор и моря. Все мальчики, сколько-нибудь неиспорченные, любят лодки, и я, конечно, больше любил горы, окаймляющие озера, и имел обыкновение всегда ходить посредине самого сыпучего гравия, какой я мог встретить по дорогам внутренних графств, чтоб слышать под ногами нечто вроде звука голышей на прибрежьях морей. В течение некоторого времени мне не представлялось никакого случая развить те дарования к рисованию, какие были у меня, но я охотно готов был проводить целые дни гуляя по откосам холмов в Кумберленде или любуясь следами, оставляемыми прибоем на прибрежном песке; и когда меня ежегодно водили на выставку акварелей, я всегда брал предварительно каталог и отмечал все картины Робсона, которые, как я знал, изображают пурпуровые горы, и все картины Копли Филдинга, на которых надеялся встретить моря или озера, и затем прямо направлялся к ним; отнюдь не из любви к картинам, а к тем предметам, которые они изображали.

И во всей моей последующей жизни, вся приобретенная мною сила понимания в искусстве, которую я, к счастью, могу смело применять и сообщать, зависела от моей непреклонной привычки всегда главным образом интересоваться предметом, а искусством – только как средством изобразить его.

42. Правда, как всегда почти в юности, так и я заходил тогда слишком далеко в моей уверенности в справедливость этого принципа, а к крайностям его признания подстрекало меня то упорство, с каким другие писатели отрицали его, так что в первом томе современных живописцев мне случалось во многих местах настолько отдавать предпочтение сюжету или мотиву картины над способом ее выполнения, что некоторые из моих более слабо одаренных учеников думали исполнить мое желание, выбирая такие сюжеты для своих картин, которые они менее всего способны были выполнить. Но на самом принципе я и теперь, достигнув почтенных лет, настаиваю с еще большей уверенностью, с еще большим почтением, чем в дни ранней юности; и хотя я думаю, что среди учителей, восстававших против него, немногие могут соперничать со мной в искусстве композиции или в умелом обращении с кистью и карандашом, тем не менее время, потраченное мною на приобретение их, еще сильнее убедило меня, что те картины были наиболее благородны, которые заставляли меня забывать о них.

43. Теперь, основываясь на этой простой теории, вам остается только спросить себя, каковы должны быть предметы мудрой науки; и поскольку они могут быть изображены, они и составят предметы мудрого искусства; и мудрость как науки, так и искусства будет оценена по возвышенности замысла и простоте исполнения, по ясности фантазии и еще большей ясности передачи, по строгости вкуса и прелести в проявлении его.

44. Так как мы сейчас слышали слова Шекспира, как учителя науки и искусства, то для примера возьмем его за предмет науки и искусства.

Предположите, что нам предстоит изучить и дать неизгладимый отчет о существовании и существенных сторонах Шекспира; мы увидим, что по мере того как цель и направление науки становятся все благороднее, и искусство становится все большим помощником ее; пока наконец на высшей ступени оно даже необходимо ей, но все же в качестве служителя.

Мы рассматриваем сперва Шекспира с точки зрения его химического состава и узнаем, что он состоял из 75 процентов воды, около пятнадцати или двенадцати процентов азота и, кроме того, из извести, фосфора и других солей.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com