Искусство и наука - Страница 3

Если подразделение Аристотеля верно, то, очевидно, так. Но его подразделение ошибочно, и он сам указывает на это, так как на следующей же странице он говорит, что «достоинство искусства есть мудрость, заключающаяся в разумении того, что почтенно». Это совершенно верно, но этим самым опровергается его подразделение. Он делит предмет на а, b, с, d и е и затем говорит нам, что достоинство а заключается в b, состоящем в с. И вы всегда будете находить, что утверждение Аристотеля вполне верно, но его подразделение нелогично. Вполне справедливо, что достоинство искусства есть мудрость, состоящая в разумении того, что достойно уважения, но и достоинство науки заключается в разумении того, что достойно уважения, и в том же смысле достоинство νοῦς, или самого разумения, состоит в разумении или восприятии того, что достойно уважения. Поэтому σοφία не есть только ἀρετή τἐχνης[11], но точно так же и ἀρετή ἐπιστηµης[12] и ἀρετή νόου[13]. Неруководимая мудростью каждая школа научит порочным сторонам своей специальной способности. Как σοφία есть ἀρετή всех трех, так µωρία[14] будет их κακία[15].

10. Теперь согласны ли вы со мной или нет, но позвольте мне по крайней мере убедиться, что вы вполне поняли меня. Σοφία – мудрость, – говорю я, есть добродетель, µωρία – глупость – порок как в искусстве, так и в науке, и в литературе. У всех у них есть положительные и отрицательные стороны, как есть и безразличная точка, или нулевая. Незнание есть безразличная точка в науке с мудрым знанием по одну сторону и с безумным по другую; ἀτεχνία – неискусность – есть нулевая точка для искусства, и мудрое искусство стоит по одну сторону ее, а безумное – по другую, и наконец ἀνοια – глупость – нулевая точка в νοῠς – мысли – с мудрой νοῠς – по одну и безумной – по другую.

11. Вы улыбнетесь при последнем выражении «безумная νοῠς». А между тем из всех безумных это наиболее обычное и пагубное явление. Мы постоянно жалуемся на мужчин, а еще чаще на женщин, за то, что они дурно рассуждают. Но безразлично, как они рассуждают, если правильно понимают. Из сотни людей, может, не найдется и одного, способного серьезно рассуждать; различие между людьми в быстроте и количестве его νοῠς, в интенсивности восприятия и в чутье и разборчивости при выборе. Ястребиный взор устремляете вы на живое или на падаль? Что вы предпочитаете схватить вашим умом – вот главный вопрос, а затем уже возникает второй вопрос о том, как вы с этим обращаетесь. Что в том, как вы строите, если материалом вам служат негодные кирпичи; или как вы рассуждаете, если каждая мысль, с которой вы начинаете, негодна или ложна. И вообще всякое ложное рассуждение роковым образом происходит оттого, что люди принимают близко к сердцу ложные понятия, согласовать с которыми они и считают нужным все свои рассуждения.

Для лучшей иллюстрации я перейду к моему специальному предмету – к технике. Я уже сказал, что нулевой точкой служит ἀτεχνία, или отсутствие искусства, по-латыни inertia в противоположность ars – искусству. По одну сторону этой безразличной точки мы имеем мудрое искусство, а по другую – безумное; и чем тоньше искусство, тем оно более способно подпасть как жизненному развитию, так и пагубному извращению. Для примера я возьму сперва очень простое искусство, а затем более тонкое; но оба они такого рода искусства, с которыми большинство из вас отлично знакомо.

12. Одним из самых простых совершенных искусств есть правильный удар весла вовремя, что практиковать вам приходилось, вероятно, не раз. Мы определили, что искусство есть мудрое видоизменение предметов при помощи нашего физического организма (реальных предметов при помощи реальной силы § 3). Добрым ударом весла вы перемещаете разумным образом известное количество воды. Предположим, что вы промахнулись ударом и поймали краба; в таком случае вы переместили известное количество воды неразумным способом, не только в направлении безразличном, но и в противоположном вашему намерению. Совершенство удара предполагает не только абсолютно точное знание противодействия воды лопасти весла, но и более правильное умение преодолевать это противодействие, получаемое практическим упражнением с целью достигнуть намеченной цели. Эта цель очень проста – наиболее быстрое передвижение лодки при данной затрате сил – служит мерилом степени вашего искусства, а противоположное – отсутствия его. Но чтоб быть σοφός – мудрым гребцом, нужно нечто большее, чем это искусство, основанное на простом знании. Ваша способность отлично грести зависит не только от знания силы сопротивления воды или от повторной практики в преодолевании этого сопротивления. Оно предполагает практику этих движений при сознательной дисциплине тела, обусловленной упорядочением страстей. Оно означает подчинение известному авторитету и дружественное согласие с настроением других лиц; и таким образом умение прекрасно грести указывает на нравственное и умственное благородство и в известной степени благотворно влияет на характер. В этом заключается мудрость или разумность наиболее благородной стороны умения грести; без чего вы не только не станете правильно грести, но и достигнете противоположного.

13. Теперь возьмем пример из той области искусства, которую вы, может быть, считаете более низким, чем гребля, хотя оно в действительности гораздо выше его, – я разумею искусство танцевать. Я выше (§ 11) сказал вам, как можно определить степень искусства по его способности к извращению, к порче, что служит также и мерилом нежности органических веществ. Moria[16] или безумие гребли только потешно, но moria или безумие танца хуже, чем потешно, и, судя по этому, вы можете заключить, что его sophia, или мудрость, будет гораздо прекраснее мудрости в гребле. Предположите, например, менуэт, танцуемый двумя влюбленными, получившими высшее образование, отличающимися благородством характера и сильно влюбленными друг в друга. Вы увидели бы тут образец искусства наиболее возвышенно-лаконического, под управлением мудрости, руководящей наиболее сильными страстями, и наиболее изысканного чувства красоты, возможной для человечества.

14. Как образец противоположного в области того же искусства, я не могу привести вам ничего более яркого, чем то, что я видел года два тому назад в «Театре Гейити»[17] и что можно, пожалуй, увидеть теперь в любом лондонском театре.

Сцена, на которой происходил этот танец, изображала ад, и на заднем плане нарисованы были огненные языки. Танцующие изображали демонов с красной фольгой вместо глаз, метающих огонь; тот же красный огонь как будто выходил у них из ушей. Они начали свой танец на сцене с того, что стали ходить по приспособленной опускной двери, которая отбрасывала их на десять футов в воздух, а все исполнение состояло в выражении всевозможных дурных страстей самым неистовым образом.

15. Вы, надеюсь, без затруднения поймете, в каком смысле слова sophia и moria[18] правильно должны быть употребляемы по отношению к двум различным методам одного и того же искусства. Но те из вас, которые привыкли к точному мышлению, сразу заметят, что я ввел новый элемент при рассматривании образца высшего искусства. Безумие гребца состояло просто в том, что он неспособен был грести; но безумие пляшущего состоит не в неумении танцевать, а в умении хорошо танцевать с дурной целью; и чем лучше он танцует, тем отвратительнее получаемые результаты.