Искусство девятнадцатого века - Страница 95
77
Как я высказал выше, я считаю, что из всех искусств в течение XIX века всего менее создала нового, великого и оригинального — скульптура, и это потому, что она постоянно оставалась при прежних предрассудках и, кроме успехов техники, никогда не помышляла ни о каких других успехах. Мысль и глубина, светлость понятия и намерения были ей всегда совершенно чужды. Исключения бывали, но малые и редкие. Скульптура представляет собою какой-то снаружи и внутри застывший мир. Тут перед нашими глазами, словно громадные глыбы льда, когда-то бывшие живою, движущеюся водою, великою мировою стихиею для народов, находившихся еще в младенчестве понятий и мыслей, — а теперь уже они неподвижны и, кажется, не способны вновь растаять и устремиться в жизненное движение.
Живопись сделала гораздо более успехов, и быстрые, многочисленные смены ее направлений, проб, примерок и опытов свидетельствуют о глубокой внутренней жизни, хотя и таящейся под пеленками и свивальниками предания, предрассудков, капризных фантазий и иногда разнузданных страстей и увлечений. Но в ожидании пришествия лучших времен и наступления периода сознания и мысли, живопись сделала в течение XIX века громадные успехи по части техники, способа выражения, красок и даже (в наименьшей мере) по части душевных выражений, изгибов и оттенков чувства. Народность начала играть уже довольно значительную роль в картинах, реальность заявила всю свою необходимость, разумность, силу и прелесть, и нельзя не надеяться, что какие бы с живописью ни случались отныне отчаянные болезненные припадки, вроде безумного бреда «декадентства», — реализм все-таки, в конце концов, победит и снова поставит искусство на настоящую, разумную и талантливую дорогу.
Успехи архитектуры велики и несомненны. Она воротилась от безобразий и нелепостей XVI, XVII и XVIII веков, заморивших и засорявших сотни и тысячи талантов, к лучшим созданиям прежних веков, к созданиям разнообразных народных национальностей, на которые делится род человеческий, и в то же время прибавила к прежнему архитектурному миру целый новый мир техники и творчества, опирающийся на соединенные вместе железо, стекло, камень и кирпич, слагающиеся и скрепляющиеся вместе в одно небывалое целое, вместо прежних, скудных еще по материальным средствам и возможностям элементов: камня и кирпича. Фантазия, долго замерзавшая и скитавшаяся по ничтожным задачам и несчастным капризным выдумкам, стоит теперь у преддверия великих новых, небывалых, невиданных созданий.
Но больше всех сделала и сотворила в XIX веке музыка. Она — самое молодое во многих отношениях искусство. Не взирая на великие создания народных песен, идущих из глубочайшей седой древности, не взирая на церковные песнопения, не менее предыдущих издавна принадлежащие роду человеческому, великая, громадно возросшая и могуче распустившаяся, настоящая во всех своих художественных проявлениях музыка появилась лишь недавно, в последние три столетия, и в XIX веке достигла наивысшей точки своего величия, глубины, силы, необходимости и способности удовлетворять человечество. Ни одно другое искусство нашего времени не способно, как она, наполнять всю душу человека и отвечать всем бесчисленным нынешним его потребностям в поэзии, чувстве и мысли. Здесь музыка имеет только одну достойную, величавую и несравненную сестру: поэзию нашего времени.
Таких художников живописи и скульптуры, какими художниками поэзии были Байрон, Виктор Гюго, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, какими художниками музыки были Бетховен, Франц Шуберт, Берлиоз, Лист, Глинка, Даргомыжский, в XIX веке еще не было. Вероятно, их речь еще впереди. Быть может, в будущих веках возможны даже Львы Толстые живописи и скульптуры.
1901 г.
КОММЕНТАРИИ
«ИСКУССТВО XIX ВЕКА». Работа впервые была опубликована в 1901 году в специальном издании журнала «Нива» — «XIX век». Но здесь она была напечатана в сокращенном виде. В нашем издании текст воспроизводится по IV (дополнительному) тому (1906) «Собрания сочинений», который был прокорректирован лично Стасовым.
«Искусство XIX века» — большая итоговая работа Стасова, обобщающая его многолетнюю искусствоведческую деятельность и отражающая в наиболее полном виде его концепцию истории искусства. В этой работе выражены взгляды Стасова по основным вопросам истории русского и западноевропейского искусства и музыки.
Стасов является не только замечательным критиком-публицистом, вдохновителем и летописцем русского искусства второй половины XIX века, но и большим искусствоведом. В течение многих лет он неустанно изучал материалы русских и западноевропейских историков искусства, стремился к своевременному оповещению через печать о выходе в свет того или иного труда, давая на него подробную рецензию. Стасов имел громадную эрудицию в вопросах истории искусства различных народов и истории критической и искусствоведческой мысли. Его работа «Нынешнее искусство в Европе» (1873, т. 1) явилась первой попыткой обобщить материалы и впечатления от современного искусства Запада. Его работа «Двадцать пять лет русского искусства» (1882–1883, т. 2) явилась в результате стремления показать плюсы и минусы современного русского искусства и раскрыть его отличия от искусства Запада. Уже эта работа Стасова содержала в себе обобщение большого плодотворного опыта борьбы русских художников и композиторов, передвижников и «могучей кучки», за торжество принципов реалистического искусства, борьбы, в результате которой русское искусство все более и более прославляло себя на весь мир. Таким образом, владея колоссальным материалом, идя прямо от жизни, от практики творческой борьбы, Стасов разрабатывает и углубляет свою концепцию истории искусства и приходит к мысли о необходимости создания большого обобщающего труда по истории искусства и критики.
Эта мысль зарождается у Стасова еще в 60-х годах. Тогда он задумал большую работу под названием «Разгром», замысел которой вынашивал в течение 30–40 лет. Эта его идея не получила своего осуществления, но нет никакого сомнения в том, что такие работы Стасова, как «Двадцать пять лет русского искусства» и особенно «Тормозы нового русского искусства» (1885, т. 2), лежали в плане «Разгрома» и являлись подступами к решению грандиозной темы.
Основную целенаправленность «Разгрома» Стасов прекрасно раскрывает в письме к Репину от 30 мая 1888 года: «Я принялся обдумывать свою работу, самую большую и самую важную. Пора, пора, а то и ноги протянешь, а все будешь собираться. Я решил слить вместе несколько задуманных прежде (давно) работ: „Мои любви и ненависти в искусстве“, „История художественной публики“, „Художественные критики прежние и нынешние“ и еще кое-что. Куда же мне к чорту сладить со всем этим поодиночке?! Много лет надо. Нет, лучше все повести разом, все сжать в одну компактную, крепкую, твердую, стальную массу… схватить и напечатать огненными буквами, да так, чтобы правда дотла была… Я хочу назвать эту свою лебединую песню: „Старое и новое искусство“ (III, 130–131).
Несмотря на то, что это высказывание Стасова относится к теме „Разгром“, оно прекрасно раскрывает общие позиции и целеустремленность его работы „Искусство XIX века“, так как в основе ее по существу лежит отправной тезис темы „Разгром“, который Стасов формулирует в цитированном письме к Репину, а именно: „Старое и новое искусство (разумею под новым один-единственный XIX век, да и тут последние 40–50 лет, когда Европа начала просыпаться для настоящего, будущего великого искусства. Все остальное до сих пор — только приготовления)“. Имеет прямое отношение к „Искусству XIX века“ и другое указание Стасова, данное в том же письме: „…мне хотелось бы всего более говорить о задачах нового и будущего искусства“, так как весь его труд направлен на борьбу с реакционным искусством, на разъяснение существа передового искусства второй половины XIX века и, тем самым, на обоснование отправных позиций для суждений об искусстве будущего.