Искры гаснущих жил - Страница 2

Кэри часто заморгала, отгоняя непрошеные слезы.

Умер. И не вернется.

Никогда.

На подоконнике она просидела до рассвета и очнулась, когда где-то далеко скрипнула дверь и раздался громогласный голос Элоис. Старая горничная была глуховата и имела чудную привычку говорить сама с собой. И вот теперь она приближалась, ворча:

– Спина ноет и ноет… придумали… слякоть… кой день кряду… а и камины…

Кэри слышала отдельные слова, которые перемежались вздохами, и тяжелую поступь Элоис, ее кряхтение и кашель. Вот горничная остановилась у двери леди Эдганг и постучала. Ответа она не дождалась, надавила на ручку всем своим немалым весом. И раздался недовольный голос леди Эдганг:

– Сколько раз вам повторять, что я не нуждаюсь в вашей помощи.

Кэри поморщилась, представив гримасу презрения на лице леди Эдганг.

– И я бы хотела побеседовать со старшей горничной. Вы передали мое желание?

Она сидит в кресле, придвинутом вплотную к камину. Его топят, конечно, но слабо, так что рыжая пленка огня едва-едва покрывает сырые дрова. Лишь к обеду пламя разгорится, плеснет недолгим теплом. И стены, быть может, немного прогреются.

Эта часть дворца была старой, и стены, поросшие снаружи виноградом, изнутри пестрели многочисленными трещинами. Их замазывали, скрывали за дорогими панелями или вот обоями, но ведь теплее от этого не становилось.

И леди Эдганг мерзла, что не улучшало ее настроения.

– Тогда почему старшая горничная до сих пор не явилась? – Она наверняка встала и подошла к Элоис вплотную. И та потупилась, не зная, что ответить, дабы не обидеть гостью.

Впрочем, и Кэри, и самой леди Эдганг ответ был известен: они не столь значительные персоны, чтобы старшая горничная тратила на них свое время. И быть может, уже завтра их переведут из этих комнат в городскую тюрьму. А там и вовсе казнят…

– Да уберетесь вы с глаз моих или нет? – Леди Эдганг повысила голос. И значит, настроение у нее ныне более мерзкое, чем обычно. Плохо…

Кэри со вздохом покинула насиженное место и, сунув озябшие руки в подмышки, нырнула под одеяло. Пуховое, некогда оно было роскошным, но за многие годы истончилось. Его досыпали пером, и то лезло сквозь ткань.

А простыня за ночь заледенела.

– Леди Кэри, – Элоис не стала утруждать себя стуком, просто толкнула дверь, – вставайте. Светло уже. Солнышко встало, а вы в постели.

В громком ее голосе, в самом облике, тяжеловатом, неуклюжем – и этот факт леди Эдганг сочла оскорблением, – было что-то уютное. И Кэри нравилось смотреть на Элоис. Вот она, прихрамывая, подбирается к шторам, берет в руки крюк и тянется, цепляя подвесы. Шторы расползаются, впуская рассеянный свет. Вот Элоис переминается у подоконника, метелкой из куриных перьев стирая невидимую пыль, вот, вздыхая, идет к гардеробу…

Он заполнен едва ли на треть, и все платья сшиты из серой грубой ткани. Пожалуй, в них Кэри и сама похожа на горничную. Ну или на гувернантку.

Гризетка.

Сверр бы одобрил.

– В мое время, – ворчит Элоис, вытягивая очередной наряд, который ничем-то не отличался от вчерашнего, – молодые девицы вскакивали засветло… вот помню…

Воспоминаний у Элоис было слишком много, и они не удерживались в ее голове, но выплескивались на собеседника ворохом слов. Порой Элоис забывала, о чем шла речь, и перескакивала с одной истории на другую…

– …и все-то сама делать спешила. Не то что нынешние. – Усадив Кэри перед зеркалом, она взялась за гребень. – Бедная ты моя девочка…

– Я?

Кэри удивилась: прежде Элоис при всем дружелюбии не позволяла себе подобного.

– Ты, ты. – Массивная ладонь Элоис коснулась волос. – Кто ж еще… сиротка… мамаши небось знать не знаешь?

– Не знаю, – согласилась Кэри и мысленно пожелала себе прикусить язык. Конечно, ее происхождение ни для кого не секрет, но не хватало еще со служанкой о родителях сплетничать.

– А батюшка помер… вот и говорю, сиротка… некому заступиться. – Тяжко вздохнув, Элоис вернулась к прерванному занятию. Несмотря на грубые руки и толстые пальцы, с волосами она управлялась ловко. – Замуж тебя отдадут. Слышала… – Она вдруг перешла на шепот и, склонившись к самому уху, заговорила: – Слышала от Марты, а у нее сестра при ее величестве служит, что сговорили тебя.

– За кого?

Новость была не то чтобы неожиданной, скорее Кэри не думала, что ее судьба решится так быстро. Но… замуж? Все лучше, чем в тюрьму и уж тем паче – на плаху.

Элоис ловко заплела косу, которую подвязала простой синей лентой.

– Оден. Из рода Красного Золота.

Сильный род… и, наверное, это хорошая партия, особенно для такой, как Кэри.

– Говорят, – Элоис наклонилась ниже, и теперь тяжелая грудь ее давила на плечо Кэри, – будто он сумасшедший… бедная моя девочка…

Ее жалость была липкой, как патока. И Кэри с облегчением выдохнула, когда Элоис, закончив убираться, вышла из комнаты. Причитания ее доносились и из коридора.

Бедная?

Скорее невезучая. Прикусив мизинец – это всегда помогало сосредоточиться, – Кэри бросила быстрый взгляд в зеркало и вздохнула.

Сумасшедший муж… что ж, ей приходилось иметь дело с сумасшедшими. И быть может, это тот, кто преследует Кэри во снах – она отказывалась вспоминать его имя, – мстит ей?

– Кэри, дрянная девчонка, – скрипучий голос леди Эдганг отвлек от размышлений, – что ты там возишься? Где мои капли? Тебе нельзя доверить и столь элементарного дела?..

И хозяйка у нее тоже сумасшедшая.

Сдавленно хихикнув, Кэри поднялась. Вдруг повезет и леди Эдганг, приняв капли, затихнет хотя бы на пару часов? Пара часов тишины и одиночества… разве так много Кэри просит?

И еще бы мужа такого, с которым не придется играть в прятки.

Она ненавидит эту игру.

Она вообще ненавидит игры.

В покоях ее величества было жарко.

Горел камин, облицованный белым камнем. Тепло исходило от стен, закрытых вишневыми шпалерами, от мраморного пола. Оно проникало сквозь тонкие подошвы атласных туфелек – их принесли Кэри вместе с платьем – и сквозь чулки, отогревая озябшие ступни. И Кэри с трудом сдерживалась, чтобы не подуть на руки.

Все-таки она замерзла…

– Какое очаровательное дитя. – Ее величество очнулись от дремы. – Подойди.

Кэри подчинилась и, остановившись на краю ковра, склонилась в глубоком поклоне.

– Очаровательное…

Голос королевы был холоден.

Да и сама она… Впервые увидев эту женщину, Кэри удивилась. И это королева?

Невысокая. Немолодая. Некрасивая.

У нее круглое одутловатое лицо с мягкими, поплывшими чертами и излишне белой кожей. Кэри не могла отделаться от ощущения, что само это лицо слеплено из мягкого воска. Немного тепла, и оно растает. Волосы ее величества имели неприятный желтоватый оттенок, и седина в них как-то очень уж бросалась в глаза. И одета она была просто, в темное, лишенное всяких украшений платье: ее величество пребывали в трауре, и не следовало забывать об этом.

– Встань. И подойди ближе. Наклонись, милая, дай на тебя полюбоваться. – Все тот же ленивый равнодушный тон. И влажное прикосновение пальцев к подбородку. – Девочка и вправду миловидна. Сколько ей?

– Пятнадцать, ваше величество, – ответила леди Эдганг.

– Маловато… но ничего.

Королева поворачивала голову Кэри влево и вправо, разглядывая.

Наконец Кэри отпустили, и ее величество обратили внимание на леди Эдганг. В тусклых глазах королевы мелькнула тень, но исчезла прежде, чем Кэри успела понять, что же эта тень означает. Ее величество молчали долго, и Кэри не знала, как следует себя вести.

– Мой сын надеется, что вы осознаете ненадежность вашего положения. – Ее величество поднялись. – И то, что дальнейшая ваша судьба, леди Эдганг, зависит исключительно от вашего благоразумия.

О Кэри словно и забыли.

– Мой род…

– Предал корону. – Ее величество взмахом руки велели замолчать, и леди Эдганг поджала губы.

Она злится.

И потом, вечером, сорвет злость на Кэри.