Искатель. 2009. Выпуск №10 - Страница 40

«Господину Рыбакову

oт fsb

Я уволил Бурышева… Он не справился со своими обязанностями…»

«Семен Борисович! Какая нам разница, уволили вы Бурышева или нет… Мы ждем денег… Посевная в разгаре… Крестьяне вот-вот разнесут забор и угонят трактора…»

«Господину Рыбакову

oт fsb

Как вам не стыдно! В моей фирме проблемы, а вы такое…»

Только и успевал отвечать.

Но, не теряя надежды завладеть миллионом, каждый день звонил Шатуну:

— Найди Бурышева!

На очередной запрос Рыбакова я ответил:

«Господину Рыбакову oт fsb

…Выезжаю завтра… Буду после обеда».

По моим предположениям, с утра должен был появиться Шатун. Если бы он нашел мне Бурышева, я бы заставил того отдать векселя. На это у меня в столе уже лежали две заточки.

Рыбаков потерял терпение, и его сигналы ежеминутно приходили ко мне на сотовый.

В обед не выдержал и позвонил ему:

«Подъезжаю к Волгограду… Осталось восемьдесят километров… Жди…»

Вы бы слышали возглас успокоения Рыбакова.

Но что оставалось делать мне: ни Шатуна, ни Бурышева, ни миллиона.

И никак не мог сосредоточиться на разговоре с Казаковым.

Уже Казаков занервничал:

— Что шлет нам Уругвай? — спросил, заглянув в техотдел.

— Согласуют с послом… — ответил я, занятый одним: что отвечать Рыбакову.

В шесть вечера позвонил Рыбакову: «Говорит водитель Фоки… Семену Борисовичу стало дорогой плохо… Его госпитализировали… Врачи говорят — у него инфаркт», — и отключил сотовый, когда из телефона зазвучало: «В какой больнице?.. Где деньги?.. Векселя?..»

Я представлял, что творится на душе заместителя начальника отдела, но меня больше волновали мои проблемы.

Я прикидывал, сколько волгоградцы потратят времени, пока обзвонят все больницы на пути к Волгограду и разберутся.

Чтобы окончательно спутать им карты, я ночью набрал домашний номер Рыбакова.

— Он курит на кухне, — подняла трубку жена.

— Ничего, пригласите его! Это очень срочно… — заговорил через платок.

— Слушаю, — раздался хрип на другом конце провода.

— С вами говорит начальник службы безопасности концерна «СНГ-Лизинг»… К вам в Волгоград выехал наш президент Фока… Мы нигде его не можем найти… Дайте пояснение…

— Он, он, звонил, водитель… Больница… Инфаркт… — залепетал Рыбаков.

— Какая больница! Какой инфаркт! Вы похитили его… Вами займутся… Вы поплатитесь…

Я отключил телефон. Смахнул с микрофона платок.

Мне было и смешно и не до смеха.

Под утро я еще раз набрал номер Рыбакова и уже сослался на могущественную структуру:

— С вами говорят из ФСБ… — я ведь указывал свой адрес fsb. — Под нашей крышей находится концерн…

Как повел себя Рыбаков после такого, мне трудно предположить. Может, забился под стол, спрятался в тростниках на берегу Волги, залег на дно в самой глухой деревне, а может, отправил семью к родственникам и сам бросился в бега. Кто это знает.

Меня повергло в нокаут известие, в миг облетевшее колонию:

— Новый начальник… Полигрова забрали в столицу…

«Выцыганил должностенку», — чуть не скрутило меня.

Я упускал время, отбиваясь от Рыбакова. А мой основной вопрос повисал в воздухе.

Метнулся к Казакову:

— Пока вы начальник… Дайте команду выпустить меня в отпуск… Я вам… — вытащил пачку векселей. — Там пятьсот тысяч!

Я знал, что волевым решением Казакова меня могли выпустить из зоны.

— Это что, кредит из Уругвая? — не поняв, о чем идет речь, спросил Казаков.

— Да, из Уругвая… — поперхнулся я.

— Хорошо, — протянул Казаков.

— Отпустите в отпуск! — закричал я.

— Э, не… Я отпуск на себя не возьму! Это начальник…

— Но вы же еще исполняете его обязанности!

— Если бы, — подполковник показал бумажку с телетайпа.

— У-у-у, — провыл я, выбегая с пачкой из кабинета.

— Оприходуйте кредит в бухгалтерии! — раздался мне вслед голос подполковника.

— Еще чего…

Я успел сунуть пакет под линолеум в техотделе, когда за мной прибежали опера. Но ни просьбы отдать векселя по-хорошему, ни угрозы размазать меня по стене, ни сгноить в штрафном изоляторе не сломили меня: ценные бумаги я не отдал. Не помогла им даже собака, которая не унюхала пакет — я туда предусмотрительно сунул щепотку табака.

В колонии целую неделю продолжался шмон. Перевернули все кровати, обыскали все станки в цехах, столы в заводоуправлении, залезли в вытяжные трубы в столовой, разобрали до винтика компьютер, отдирали даже обивку со стульев, но тщетно.

А меня перевели в казарму.

Однажды за мной пришли, дали пять минут на сборы, провели мимо окон техотдела, где хранился пакет с векселями. Я мысленно простился с ценными бумагами:

— Ждите меня, голубки!

Меня не покидала надежда вернуть их себе.

Утолкали в автозак и куда-то повезли.

Когда автозак остановился и распахнулась дверца, я увидел двор следственного изолятора.

Почему меня привезли сюда, до меня дошло, когда я оказался на очной ставке с Шатуном.

— Это все он, он, — вырвалось у Шатуна. — Он меня послал… Он меня заставил… Он хапнул…

— А ты? — огрызнулся я.

На очной ставке я узнал, что крестьяне обратились в правоохранительные органы. Их погоняли по милициям, прокуратурам, арбитражным судам, и вот делом занялся следователь.

Следователь мне рассказал, что когда Рыбакова нашли где-то за Уралом и сказали ему, что Фока Семен Борисович зэк и отбывает наказание, у него помрачилось сознание и он с нервным расстройством угодил в психушку. До сих пор лечится в суицидном отделении и беспорядочно кричит:

— Трактора… Аэробусы… Китай… Инфаркт… ФСБ…

В камере со мной оказались такие же сокамерники, которых было полно в зоне: хулиганы, грабители, наркоманы, убийцы. Меня мучило такое соседство и вдвойне гнало на свободу. Я искал пути, как выбраться отсюда.

Долго в голову ничего не приходило, пока…

Под моей койкой поселился парень, у которого назревал суд по краже.

Почитав его обвинительное, я сказал:

— Хочешь всю оставшуюся жизнь прожить не у себя в Сапоговке, а за границей на Канарах?

— Еще бы! — загорелся парень.

— Дам тебе сто тысяч, только ты…

О таких деньгах парень не слышал. Им в колхозе платили по три сотни рублей в месяц, и то нерегулярно.

Я дал ему расписку.

Для верности вечером сыпнул ему в чай снотворного, переложил его на свою верхнюю койку, а сам лег на нижнюю.

Когда за ним пришли:

— …на суд!

С койки поднялся я.

И направился к выходу.

Никто из сокамерников не вымолвил и слова: все были прицикнуты. Понимали, что, возмутись кто, я бы не оставил на том живого места.

У каждой звякающей железом двери спрашивали:

— Фамилия?

Я знал фамилию парня и отвечал.

— Имя? Отчество?

Я снова отвечал.

— Родился?.. Проживал?..

Все это я прочитал в обвинительном заключении и легко говорил, не вызывая ни у кого сомнения. Внешне мы были с ним похожи.

Уже на выходе во двор следственного изолятора в мое лицо вгляделся дежурный капитан, но у меня не дрогнул ни один мускул.

Конвойным было не до выяснения, кто я, и меня довезли до суда.

Судья спросила, как спрашивали в следственном изоляторе: фамилия, имя, отчество, родился…

— Что окончил?

Я чуть не ляпнул:

— Московский физико-техни…

Но тут же поправился:

— Сапоговскую восьмилетнюю школу…

Судья:

— Признаете себя виновным в краже?

— Признаю, — ответил я, потупив голову.

— Расскажите, как все было.

Я рассказал то, что прочитал в обвинительном заключении, что зашел в коровник, увидел телёнка, накинул ему на шею веревку, вывел… Должен вам признаться, что я ни разу в жизни не прикасался не только к теленку, но и к корове, козе, барану…