Искатель. 1993. Выпуск №6 - Страница 33

— Вы что, с ума сошли? Что за глупые шутки? В чем дело, месье?

— Заткнись! — говорю я ему по-английски.

И продолжая изъясняться по-английски, ощупываю карманы месье. В них нет ничего, кроме бумажника и денег.

— Это же настоящее насилие, Господи Иисусе! — надрывается мопс.

— Куда вы дели ваш револьвер? — спрашиваю я, отпуская ему оплеуху.

Он стонет.

— Нет у меня никакого револьвера!

— Ах ты, трепло толстомордое! А тогда, во время званого ужина, его тоже не было?!

Он садится на пол, вытаскивает носовой платок и вытирает пот со лба.

— Это правда, — признается он, подавляя волнение, но на следующий день я сдал его шерифу.

— Я не ослышался?

Его круглое лицо побагровело от страха. Он смотрит то на Сан-А., то на сэра Долби, то на его приятеля: он явно не врубается в чем дело.

— Ну да! Я нашел оружие во дворе винокурни. Сунул его к себе в карман: лучше, чтобы такая штука не мозолила глаза, тем более что она была заряжена. А на следующий день отнес ее в полицию. Если вы мне не верите, сходите туда сами.

Он, охая, встает.

— Ну и манеры, — возмущается он. — Хватать меня, как преступника! Вы что, месье, сошли с ума или вы пьяны? А этот телефонный звонок среди ночи! Ну и ну!

Он пыхтит от негодования. Я вспоминаю слова преподобного отца Мак Апюшона: «Мак Шаршиш — самый благопристойный человек в Оужалинсе и его окрестностях!» Его история с пушкой кажется мне правдивой. Тем лучше — одним подозреваемым меньше.

Я показываю ему свое удостоверение и объясняю, что меня занесло в эту глухомань. Он не верит своим ушам.

— Леди Мак Херрел подозревается в торговле наркотиками! Да вы понимаете, что вы говорите!

— Леди Мак Херрел скончалась, месье. Это произошло более двух лет назад и совсем не от запора.

Восклицания! Удивление! — и т. д…Я резко разворачиваюсь, не включая указатель поворота.

— Все объяснения потом, — отрезаю. — Мак Шаршиш, у вас с собой ключи от винокурни?

— Конечно!

— Тогда поехали!

— Как?

— Быстро!

Сказано сделано. Мы загружаемся в мой бентли-катафалк: Мак Шаршиш, двое ребят в смокингах и единственный горячо любимый сын матушки Фелиси.

По дороге я задаю интересующие меня вопросы шефу спиртовой богадельни. Он дает удовлетворяющие меня ответы, которые проясняют суть дела. Так, например, я узнаю, что цех розлива обычно разливает по бутылкам одну бочку в день, иногда дневная продукция вывозится по распоряжению миссис Мак Херрел водителем грузовика, который заявляет, что доставляет ее друзьям старой леди (во что я охотно верю).

— Псевдомиссис Мак Херрел в курсе процесса розлива?

— Каждый вечер она сама указывает мне на плане погреба, какая именно бочка должна быть разлита на следующий день. Я считал это старческой прихотью.

Ничего себе прихоть! В этом ключ ко всей контрабанде. Ночью Синтия или другой соучастник заправляет указанную бочку героином. За ночь он растворяется, и на следующий день виски с наркотиком готово, другие подручные доставляют его заказчикам! Однажды произошла ошибка, и месье Оливьери получил один из ящиков с фальшивым виски… Эта роковая ошибка (роковая особенно для Оливьери) помогла нам выйти на след.

— Почему вы решили ехать на винокурню в столь поздний час? — беспокоится Мак Шаршиш.

— Я не собираюсь осматривать винокурню, меня интересует только погреб.

Мы спускаемся туда пружинистым шагом. На глазах у своих удивленных спутников я направляюсь прямиком к бочке с трупом. Рядом с ней огромная спиртовая лужа.

Я забираюсь наверх, и из моих уст вырывается крик отчаяния.

Кто-то возился с моим люком! Я мгновенно понимаю все. Теперь деревянный круг прибит сверху гвоздями. Эти скоты заколотили там Берю, они убили его, как и первую жертву, и решили их познакомить. Проклятье! Трижды проклятье! Мой бедный Берю! Собираясь открыть бочку, они заметили, что она распилена сверху…

— Быстро! Клещи! Зубило! Молоток!

Месье в смокингах, подающие мне слесарный инструмент в подвале, этот спектакль я никогда не забуду! Никогда!

Я срываю деревянный диск. Направляю луч фонарика внутрь бочки. И моя догадка получает подтверждение. В бочке вместо одного трупа уже два: человек с кобурой и Берюрье.

Я зову всех на помощь. Ударами молотка мы разбиваем верхнюю часть бочки, сводя на нет кропотливую работу бондаря, закрывшего бочку. Я наклоняюсь, хватаю Берю за одну руку, сэр Долби, оказавшийся рядом со мной, хватает его за другую. Мы вытаскиваем Берю, струящегося виски, из его необычного саркофага.

Мы укладываем его на пол…

По моим щекам текут слезы.

Мой Берю! Мой дорогой, мой храбрый, мой верный Берю мертв, утоплен! Хоть и в виски, но тем не менее утоплен! Значит, кончились твои хохмы и розыгрыши, твои дружеские тумаки и гримасы, твои бессонные ночи и твои бесценные наблюдения. Кончились, да, Берю?

И вдруг сквозь пелену, застилающую глаза, я различаю огромную отфыркивающуюся массу. И пьяный голос начинает горланить под сводами погреба залихватскую песню: «Чешем, чешем, чешем шерсть, чешем шерсть, друзья!».

Да, это Берю. Он распевает свой гимн «Матрасники» с отплевываниями, бульканьем, отрыгиванием, попукиваниями, вздохами и урчанием:

«Ведь мы матрасники, братва! Да, да, матрасники!».

Завернутый в плед и заботливо уложенный на диван в кабинете Мак Шаршиша, Берю клацает зубами.

Его мутит, и он периодически кидает на пол.

Он, должно быть, хватанул не менее двух литров скотча, бедолага!

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я.

Его передергивает с ног до головы.

Его налитый кровью остекленевший взгляд упирается в меня:

— А, ты вернулся, комижоп моей сэр, — шутит он. — Поздно… ик… вато. Послушай-ка, что… ик… я тебе скажу. Конечно, нельзя заглянуть в будущее… но… ик… я больше в рот не возьму виски! Ну и… ик… гадость! Ик…

— Давай, мой бледнолицый брат, приди в себя и выкладывай!

Он косится на моих спутников.

— Что эти обезьяны… ик… разглядывают… ик… меня… как… ик…

— Они помогли мне вытащить тебя из бочки. Подумать только, что ты мог умереть в бочке, Берюрье! Невероятно!

Он продолжает икать.

— Дайте мне воды!

Я знаю, что наш век — время бурных перемен. Но все-таки, чтобы Берю просил воды, это что-то сверхъестественное. Ему приносят стакан воды, и, к моему большому облегчению, он смачивает ею шею.

— У меня раскалывается башка, дружище! Эти скоты долбанули меня волшебной палочкой по чану так, что и у быка рога бы отвалились!

— Твои, видно, оказались покрепче! Рассказывай по порядку, как было дело…

Он рычит так, что Мак Шаршиш отлетает к стене.

— Я чокнусь от этого чертова виски, я полностью пропитался им… Ну так вот, пока тебя здесь не было, я присматривал за нашими клиентами… Что касается этого (он тыкает пальцем в Мак Шаршиша), мне нечего ска… ик… зать! А вот этот (он утонченно кивает на сэра Долби) устроил в замке карусель. Я наблюдал за ним в бинокль. Как он размахивал руками! Он так орал, что я до сих пор удивляюсь, что я его не слышал. Наконец он уехал… Я тоже смотался от Глэдис, чтобы узнать, чем все там кончится.

Он замолкает.

— Брр, эта гадость жжет мне глотку! Отныне буду пить только мюскадяру и божолешку, даю тебе слово!

— Спасибо, я сохраню его в надежном месте. Продолжай…

— Я думаю, — рассуждает Громила, — что совершил оплошность.

— Какую?

— Что вернулся в замок.

— Ты вернулся в замок?

— Да, но без рекламы, как говорится. Я появился потихоньку, а слугам объяснил, что забыл в спальне свои часы. Я попал туда и забрался в маленькую кладовку рядом с комнатой.

— Ты редкий экземпляр воинствующего кретина! Ведь я же тебя просил быть как можно осторожнее.

Жиртрест качает своей благородной башкой, для которой недостает только соуса, чтобы она стала похожа на вареную телячью голову.

— Разница между мной и рыцарем Байардом только в том, что я — без брони, запомни, комиссар моей…