Искатель. 1993. Выпуск №6 - Страница 14
Замечу, что то же самое и не один раз можно сказать о мужиках. Порой вы видите сногсшибательных парней, связавших свою судьбу с невообразимыми клюшками. Я знал одного такого парня, такого же стройного, как я, и почти такого же красивого[27], который был женат на одной тонкоструйке, настолько тощей, что, когда она шла, создавалось впечатление, что она вяжет себе юбку спицами. А ведь он мог побаловать себя породистой красоткой, тот, о котором я вам рассказываю. С такой витриной имеешь полное право предъявлять свои запросы. Но, хотите верьте, хотите нет, он был вполне счастлив со своей нитевидной уродицей. Хотя она и могла сшить себе платье из галстука и казалась на десятом месяце каждый раз, как проглатывала вишневую косточку.
Я говорю все это для того, чтобы выразить вам мое сожаление по поводу помолвки Синтии с Филиппом Долби. Лично я предпочел бы видеть этого филина в шляпе берсальера с двумя перьями.
С такими горькими мыслями я возвращаюсь в трактир Благородный Шотландец. Поднимаюсь в клетку Берю, но нахожу ее пустой. В своей же нахожу ожидающую меня Кетти, одетую в сшитый по ней костюм Евы. Субретка горда тем, что получила читательский билет в мою библиотеку.
— Вы не видели моего друга? — спрашиваю я, успевая наградить ее молниеносным засосом.
Она смеется, хватает меня за руку, тащит к двери и слегка приоткрывает ее. Приложив пальчик к губам, она делает мне знак прислушаться. Этажом выше разворачивается большая коррида не на жизнь, а на смерть. Кетти объясняет мне, что папаша Мак Ухонь находится на конференции, проходящей в древней Шотландии и посвященной проблемам накопительского чулка, и что мой славный коллега, воспользовавшись его отсутствием, нанес визит хозяйке. Наверху как раз звучит грандиозная сцена «Неистовство любви» из финала первой части исполняемой «Эй, француз, готовься к бою!».
У меня мелькает мысль, что, если Мак Ухонь затоскует на конференции и сорвется оттуда раньше времени, то он закатит дома добрую шотландскую пирушку под аккомпанемент гнусавых волынок. Но матч продолжается в том же темпе и заканчивается ничейным счетом. Десять минут спустя я заполучаю Берю живым и невредимым. Жиртрест стал лиловым, как кардинал Дюпанлу, прототип Красной Шапочки. Глаза налиты кровью, пена на губах, к потному от безудержной страсти лбу прилипли волосы, пузо до сих пор сладострастно вибрирует.
— Итак, Толстый, — спрашиваю я, — вес взят?
— С первой попытки, — отвечает он. — Ох! Ненасытная… Не знаю, что она там блеяла на инглише, но наверняка не пункты из указа о продаже бухнины. В жизни не встречал такой верхолазки! Шаровая молния, честное слово! Уверяю тебя, хоть она и запирает свои накладные сиськи в тумбочке, зато с тем, что остается при ней, она умеет обращаться…
У Берю что-то под мышкой. Это что-то оказывается бутылкой скотча.
— Секи, что она мне дала, — торжествует Бугай. — Премия за качество, понял. Такой подарок от Шотландии что— нибудь да значит! Пошли, Сан-А., промочим горло. Знаешь, в общем-то, мне здесь нравится. Все идет как по маслу, и на озере, и в постели.
Мы заходим в его комнату, едва я спровадил Кетти, сославшись на обстоятельства.
— А как там у тебя с блондинкой из замка? — спрашивает Дон Жуан из французской лягавки.
— Как нельзя лучше.
— Получил пригласительный билет?
— Да, и даже на посещение винокурни.
— И что дальше? Ты думаешь, что эти господа покажут тебе, как они заправляют свой лимонад наркотой?
— Нет, но это позволит ознакомиться с местом. А зная места, можно вернуться туда ночью, смекаешь, гроза психиатров?
— Ясно. Кстати, об агрессии, она не очень разозлила малышку? Мне кажется, что эта агрессия была талантливо разыграна, а?
— Прекрасно. Нет, она не очень шумела, ее тетка — тоже. Между нами, джентльменами удачи, говоря, это меня немного настораживает. Громила, который в стиле «Ниагара» наливал себе порцию в стакан для ночного хранения вставной челюсти (стакан предназначался только для этого), повторяю, Громила, вдруг резко ставит бутылку на стол.
— Ты видел, как она мне заехала в пасть?
Он сует руку в карман и достает оттуда пригоршню зубов.
— Мой комплекс домино сыграл в коробку. Официально заявляю тебе, что счет будет представлен администрации. Я был при исполнении.
Он сплевывает, будто у него во рту было горячее картофельное пюре. В его ловушке для бифштексов еще что-то осталось: пара клыков.
— Какие были челюсти, — вздыхает он. — Отличная машина, я мог ею дробить булыжники!
— Булыжники, но не английские ключи!
— Не напоминай мне об этом. Это случилось так быстро, что я не успел закрыться. Другой бы откинул копыта, а я и ухом не повел, да, Сан-А.?
Он засасывает стакан.
Затем открывает ящик комода, достает оттуда рыжеватый прямоугольный предмет размером. с кирпич и бросает его на кровать.
— Вещественное доказательство, месье комиссар моих очей.
Это небольшая дамская сумочка из жатой кожи.
— Где ты это взял?
— Я не брал, мне это дали.
— Кто?
— Блондинка. Когда я показал ей свой парабеллум и рявкнул: «Мани», она протянула мне сумочку. Я не мог отказаться, она так мило предложила ее…
Жиртрест ухмыляется:
— Да ладно, открывай! У нее такая необычная порфюмерия.
Я открываю сумочку и тут же издаю свист, который имел бы успех в яме с пресмыкающимися.
В кожаном кармане засунут пистолет. Не какая-нибудь салонная игрушка, а 9-миллиметровая шведская машинка, из которой можно продырявить сестер Петере, идущих гуськом, так же легко, как спелый персик.
— Посмотри, чем она красит ресницы, — забавляется Его Величество Берю, наливая себе новую порцию скотча.
Я нюхаю ствол оружия и чувствую едва уловимый запах пороха. Эту семейную реликвию недавно пускали в ход.
Я говорю себе, что это оружие и объясняет столь спокойное отношение самой юной из дам Мак Херрел к нападению. Ей вовсе не хотелось поднимать шум, вследствие которого могли бы задержать нападавшего и обнаружить, что у Синтии в сумочке находились весьма специфические принадлежности.
Кроме пукалки, в сумке находятся водительские права, технический паспорт молодой особы, восемь купюр по одному фунту, немного мелочи и крошечный ключик. Клянусь, что это ключ не от дверей Оужалинс Кастл, где замки величиной с почтовый ящик. В целом налет удался вдвойне, и Ужасающий еще раз оказался на высоте.
— Славный денек, Толстый, — говорю я, делая глоток виски прямо из горлышка.
— Славный, но только не для моих кусачек. Чем мне теперь шамать?
— Не скули, сварим тебе вермишель. А раз ты так отличился, я сделаю тебе сюрприз, старина.
— А что это за сюрприз? — с надеждой спрашивает он.
— Я беру тебя к себе на службу.
— Размотай-ка весь ковер, а то не видно рисунка!
Я рассказываю ему о сделанном мне приглашении и о военной хитрости, которую я придумал, чтобы ввести с собой в Оужалинс Кастл и Жиртреста.
Тут беззубый взвивается. Берюрье I-й, видите ли, не согласен.
— Ну ей — богу, в тот момент, когда я покоряю богиню любви миссис Ухонь, ты хочешь, чтобы я заперся наверху в этой тюряге! И чтобы я там изображал из себя холопа! Я, Берюрье! Чтобы я поднимал носовые платки за обывательницами! Это против моих принципов! Берюрье — раб! Ты заговариваешься и несешь чушь, Сан-А. Ты, наверное, переутомился. Берюрье таскает чужие ночные горшки! Чтобы сын моего отца был на побегушках! И ты хочешь, чтобы…
Я пользуюсь тем, что Берю набирает порцию кислорода, чтобы вмешаться:
— Хватит ломать комедию! Инспектор Берюрье, вы находитесь здесь для выполнения служебного задания. И будете делать то, что прикажет ваш шеф, а если нет — пеняйте на себя. Ясно?
Это, как всегда, убеждает его, он сбавляет тон, но все еще продолжает упираться.
— Ты же знаешь меня, Сан-А., я никогда не боялся работы. Если нужно сыграть роль, я же никогда не против. Вспомни хотя бы сегодняшний полдень! Если бы ты меня попросил переодеться в кого угодно ради работы, я бы согласился, пожалуйста: я стану распорядителем похоронной команды, генералом, депутатом, лионцем, бандершей, тетушкой Мак Херрел, если так надо; но лакеем — это не для Берюрье, нет, Тоньо, никогда! Может быть, мы умом и не блещем, согласен. Может быть, я и рогат. Может быть, люблю хватить лишку и не люблю мыть ноги, что есть, то есть. Но, извиняйте, гордость у нас имеется.