Искатель. 1991. Выпуск №2 - Страница 23

— Выражаю вам свое чрезвычайное удовлетворение вашим походом. Рад сообщить, что вы не только восстановлены в своих прежних правах, но и произведены в следующий чин.

Эбергард вручил Михайлову погоны капитана 2-го ранга.

— Поздравляю вас. Представьте всех отличившихся к знаку ордена Святого Георгия.

— Я бы просил, ваше высокопревосходительство, произвести юнкера флота Покровского в мичманы.

— Мы рассмотрим этот вопрос. У вас есть еще какие-либо просьбы, пожелания?

— Да, ваше высокопревосходительство. Тот аппарат, с помощью которого мы обнаружили неприятеля, нуждается в усовершенствовании. Нужны средства...

— Да, я слышал кое-что о ваших химерозвуках.

— Иерозвуках, ваше высокопревосходительство! — поправил его Михайлов.

Эбергард нахмурился.

— Сейчас война и надобно воевать. Прожекты отложим до победы.

На Приморском бульваре Надежда Георгиевна подвела к Михайлову миловидную девушку:

Это Оленька Зимогорова... Наша бывшая спящая красавица... Дмитрий Николаевич сумел разбудить ее с помощью вашей «иерихонской трубы».

Я вам очень признательна!.. — смущенно произнесла девушка.

— Ну что ж, знакомство за знакомство! — улыбнулся Михайлов. — Юрий Александрович!

Он сделал знак молодому стройному мичману в белом кителе. Покровский поклонился дамам.

— Рекомендую, — не без гордости представил его Михайлов, — мой боевой товарищ Юрий Александрович Покровский, Человек всесторонне одаренный: замечательный художник и еще более способный физик, я боюсь быть пророком, но его ждет оч-чень большое будущее.

Покровский галантно предложил Оленьке руку, и они спустились вниз к самому морю. Надежда Георгиевна с Михайловым остановились у балюстрады с видом на Константиновскую батарею.

Я работаю в клинике Дмитрия Николаевича, — сказала она, провожая глазами Оленьку с мичманом. — Мы сумели пробудить от летаргического сна четырех из шестерых. И все это с помощью вашего изобретения... Дмитрий Николаевич говорит, что вам нужно срочно оформить патент.

Да, да, — рассеяшю соглашался Михайлов. — Вот окончится война, и я непременно этим займусь... Ах, как жаль, что я не кончал университета. Не хватает теоретических познаний. Я жалкий практик, натолкнувшийся на интереснейшее явление и не умеющий описать его языком науки. Великое счастье, что рядом со мной Покровский. Он великолепный аналитик.

Пальцы Михайлова сжали плечо молодой женщины.

Надежда Георгиевна... Я глубоко виноват перед вами... Я постучался в ваше сердце и давно должен был отвести вас к венцу... Но что я могу предложить вам, кроме черного наряда вдовы? Подводники — это разновидность смертников. Мы заложники моря. «Сирена» завтра снова уходит в поход... Кстати, как там наш подкидыш?

Мальчуган очень хорош. Дмитрий Николаевич нашел ему кормилицу.

Михайлов нервно потеребил бородку...

Не знаю, как вы к этому отнесетесь... Но я решил записать Павла на свое имя.

Это весьма благородно с вашей стороны.

Не переоценивайте моего благородства. Я просто хочу, чтобы у моих бумаг, чертежей, расчетов был наследник, продолжатель моего дела. Я тороплюсь, ибо жизнь подводника во сто крат более бренна, чем у любого из смертных...

Вы так часто говорите об этом... Мне страшно!.. Вы не боитесь накликать на себя беду?

Я боюсь только одного — не успеть. Не успеть сделать главного в жизни.

Взвыла сирена выходящей из севастопольской бухты подводной лодки. Мимо балюстрады Приморского бульвара черной тенью проскользнул силуэт субмарины. Михайлов поднял ладонь к козырьку, отдавая честь уходящему в бой кораблю.

Поздней ночью в квартире Михайлова раздался звонок. Сонная Стеша, кухарка и горничная в одном лице, девица лет двадцати пяти, придерживая ночную рубашку на груди, открыла дверь, бормоча: «Господи, кого это несет и свет ни заря...»

На пороге стоял взволнованный мичман Покровский! В руках он держал свернутый в трубку чертеж.

— Здравствуй, Стешенька, здравствуй, красавица... Николай Николаевич у себя?

Спит барин... Только лег... До полуночи все бумам нами шебуршел...

Разбуди его, пожалуйста...

Да кто ж в такую поздноту в гости-то ходит?! - ворчала Стеша, запирая за проскользнувшим в прихожую мичманом дверь. — Рази что гости с погоста по ночам шляются...

На шум вышел Михайлов в наброшенном на плечи кителе.

— Николай Николаевич, простите ради бога... — взмолился Покровский. — Но в штабе флота перевели на русский вахтенный журнал шхуны... Кажется, мне удалось что-то объяснить в этой темной истории с исчезнувшим экипажем!

Михайлов провел его в комнаты, разложил бумаги под настольной лампой. Первым делом пробежал глазами текст перевода.

«26 августа 1915 года. Борт шхуны «Алмазар». Волею аллаха из Стамбула в Зонгулдак. Курс 110°. Ветер зюйд-остовой, бакштаг. Волнение моря 3 балла.

В час пополуночи задрожала грот-мачта, затем стали дрожать фок и бизань-мачты. Рука всевышнего содрогала шхуну так, что трещало дерево и казалось, что судно вот-вот рассыплется... Переменили курс, зарифили нижние паруса, но тряска продолжается. Страшная боль в ушах, в груди... Аллах карает нас за грехи... Шкипер Юлдуз Шаф рак первым бросился в волны...»

На этом запись в вахтенном журнале обрывалась.

— Иерозвук? — не то спрашивая, не то утверждая, произнес Михайлов.

— Да! — убежденно вскричал Покровский и развернул рулон бумаги. — Именно иерозвук... Вот теоретический чертеж корпуса шхуны. Обратите внимание — форма шпангоутов повторяет очертания сводов форосского храма, где погиб Гименеев. Все тот же принцип раковины-волюты! Следовательно...

Следовательно, — докончил мысль Михайлов, — корпус шхуны стал как бы резонатором иерозвука.

Вот именно! Это подтверждают и предварительные расчеты... Турки попали в зону резонанса иерозвука, отсюда возникла вибрация мачт. Затем началось воздействие на организм... Наверное, это и в самом деле было мучительно, невыносимо... И они стали искать спасения в море.

- Логично, логично, логично... — бормотал Михайлов, расхаживая по комнате.

- Николай Николаевич! Нам нужно обязательно получить шхуну в свое распоряжение. Пусть нам дадут ее хотя бы на месяц. Ведь это наш приз!

— Вы правы, мой юный друг! Если нам не отдадут ее добром... я... Я арендую ее чего бы это ни стоило. В конце концов Дмитрий Николаевич поддержит нас в этом деле.

Афишная тумба на углу Большой Морской и Екатерининской улиц. Огромные буквы: «Безмолвный убийца». Научное сообщение капитана 2-го ранга Михайлова об иерозвуковых волнах состоится в Морском собрании. Сбор в пользу севастопольского общества естествоиспытателей».

— Любопытно! — прокомментировал своей даме афишу молодой человек в котелке. — Это что-то из магических штучек госпожи Блаватской.

Зал севастопольского Морского собрания заполняла публика самого разного сорта: местная интеллигенция, офицеры, скучающие парочки и даже один отставной генерал. На многих лицах поигрывали недоверчивые улыбки.

Капитан 2-го ранга Михайлов в парадном мундире с эполетами обращался к своим слушателям:

— Мы располагаем достоверными фактами о том, что иерозвук воздействует на человека двояко: в определенных длинах волн он может исцелять нас от нервных, сердечных, душевных заболеваний, точно так же, как в иных условиях иерозвуковые волны вызывают различные недуги. Они могут вселять в людей страх, ослеплять их и даже убивать. В зале зашумели. Послышались выкрики с мест:

— Мистика!.. Чертовщина какая-то — неслышимые звуки.

— Господа, типичный декаданс от науки!

— Стыдно-с! Стыдно-с! А еще морской офицер. Михайлов побледнел, напряг голос:

— И все-таки дайте мне договорить! В каждом организме существуют свои собственные колебательные движения низкой частоты. Самый наглядный пример — наша система кровообращения. Если частота иерозвука близка к частоте пульсации кроветока — я уже не говорю о том, что эти частоты могут совпасть, — то возникает всем известный резонанс. При этом амплитуда сердцебиения может так возрасти, что лопнут артерии! В противофазе же иерозвук может остановить сердце, как элементарный маятник.