Искатель. 1990. Выпуск №6 - Страница 33

— Что творится в этом мире, — передразнил Сан Саныч Трефа. — А ты задумайся… Мне много раз приходилось видеть, как вор к своему финишу приходит. Наш финиш страшный, и мало кто это понимает. Никогда не пересчитаешь, сколько человеческих проклятий на мою голову сыпалось, но я по пальцам могу посчитать, сколько раз слышал от людей доброе слово. Волком хочется выть от такого финиша. Иногда появляется желание взять какого-нибудь сучонка-игрунчика и бить, пока дурь хмельная из него не выйдет, пока на мир другими глазами не посмотрит.

Сан Саныч покосился на Трефа.

— Не злоба меня распирает, хлопчик. Из веселых пацанов много я вылепил блатных. Теперь одна мечта: пока не сыграл хану, успеть бы хоть одного приблатненного сучонка превратить в честнягу.

— В чем ты меня хочешь убедить, Сан Саныч? — заерзал на стуле Серега Треф. — Думаешь, после твоей проповеди я с высунутым языком кинусь в милицию и слезно буду каяться в грехах? Нет, не на того напал, я вор-удача. Хоть на миг, но король!

Сан Саныч вздохнул:

— Сам я толкнул тебя на эту стежечку-дорожечку, а как стащить с нее — ума не приложу. Нутром чую, свернешь скоро шею… Знавал поудачливей воров, а и те в дерьме кончили.

— Не переживай, Сан Саныч, что не смог обратить Серегу Трефа в свою новую веру. Я профессию уже не сменю. Она у меня самая древняя в мире. Как только человек потерял хвост и соскочил с дерева, он решил, что весь мир — его собственная хата, и начал воровать у природы все, что попадалось под руку. Даже своих меньших братьев — зверюшек — и то безбожно грабил и будет грабить и убивать. Что, я не прав?

— А он мне говорит: «Я тебя, сучок трухлявый, на два метра в землю вгоню, и завещание не успеешь составить». Так прямо и заявил со всей своей бандитской откровенностью. Здесь в конце концов советский рынок, а не Чикаго и не Сан-Франциско.

— Н-ничего не понял, — пожал плечами капитан. — Еще раз все сначала. Да не волнуйтесь вы, гражданин Тенежкин.

— Ту-няж-кин я, Петр Самойлович. Ух, какой вы непонятливый. Мафия у них тут на рынке. Понимаете? Настоящая мафия.

— Ну, вы не перегибайте, гражданин Туняжкин. Вы-то сами чем здесь занимаетесь?

— Я продаю ягоды, которые добываю честным трудом.

— Спекулируете, значит.

— Вы меня, товарищ капитан, не оскорбляйте. Я не спекулянт. А знаете, во сколько мне обходится стакан ягодок?

— Меня это не волнует, — поморщился капитан.

— Но вы же назвали меня спекулянтом. А вот вам нехитрая арифметика. Чтобы собрать пятнадцать кило брусники, больше я просто не дотяну до города, мне надо провести в тайге два дня. Чтобы добраться до места, я плачу десять копеек за автобус и шестьдесят — за электричку в одну сторону. Снаряжение и пища обходится мне примерно в семь рублей пятьдесят копеек в день. Итого: поездка за пятнадцатью кило брусники влетает в шестнадцать рублей сорок копеек. Естественно, половину ягод я оставляю себе и раздаю друзьям, а половину продаю на рынке. Таким образом, за проданную ягоду получаю не больше двадцати пяти рублей. Так где спекулянт?

— Уморили вы меня со своей арифметикой. Беру свои слова назад насчет спекулянта. Рассказывайте, что же у вас произошло?

— Так вот, каждый раз, когда я прихожу на рынок, появляется такой вот огромный тип, подмигивает и со всей своей бандитской откровенностью заявляет мне: «До десяти часов будешь продавать свою ягоду на тридцать копеек дороже, чем принято. А с десяти делай, как хочешь». Конечно, такие предупреждения получал не я один. Сами понимаете, до десяти часов эти бандиты успевали продать свои ягоды. И продают они по нескольку тонн.

— Так, так, так, — заинтересовался капитан. — И часто вы этого человека встречаете на рынке?

— Да он все время здесь со своей бандой околачивается. Я-то на рынке бываю два-три раза в месяц, но слышал от людей — они каждый день торгуют.

— Имя, фамилию его знаете?

— Фамилии не знаю, но называют его Славиком. Представляете, детина почти под два метра, а его Славиком зовут.

— Подождите в коридоре, мне надо позвонить.

— Конечно, конечно, — Туняжкин поспешно вскочил со стула.

Минут через десять капитан позвал его в кабинет.

— Сейчас приедут наши товарищи. Вы покажете им этого Славика.

Туияжкин замялся:

— Дак они меня и вправду на два метра в землю вгонят.

— Не бойтесь, вам ничто не угрожает. Наши товарищи будут в штатском. Вы только издали покажете Славика.

— Вот и забрались к богу за спину, к черту на рога, — проворчал Федот Андреевич. — Хоть вправо аукни, хоть влево — никто не отзовется.

— А Витька, а дедушка Тит? Они же где-то неподалеку промышляют? — спросил Василий.

— Эва, вспомнил… Неподалеку они вчера были, а теперь кто знает, куда их нелегкая занесла. — Федот Андреевич, помедлив, добавил: — Хреново, что Витька с нами увязался. Он хоть и пустыха-пустыхой, а что-то неладное почуял. Все допытывался о тебе: откуда родственничек да чем занимается.

— Ничего страшного, — успокоил его Василий. — Долго он будет промышлять в тайге?

— Шут его знает, но уж наверняка не меньше месяца…

Они спустились к реке, где у берега покачивался плот. Лицо у Федота Андреевича стало озабоченным.

— Порог трудный. Немало людей погубил. Так что будь на стороже и без моей команды шагу не смей делать. Понял?

— Да что я, первый раз по реке сплавляюсь?

— Ну, не знаю, где ты и как сплавлялся, дорогой родственничек, а здесь слушай меня, если жить не надоело.

— Пока не надоело.

— С богом!

Они оттолкнулись от берега тестами. Река не радовала прохладой. Жарко и безветренно.

Плот шел по реке все быстрей и быстрей. Бесшумно скользило под ним разноцветное каменистое дно.

Порог!.. Ровный, рокочущий гул стелется по воде.

— Держись, родственничек! — крикнул Федот Андреевич.

Василий тверже уперся ногами в мокрые бревна, пальцы до боли сжимали весло.

Близился поворот реки. Быстрее замелькали деревья, кусты, береговые камни. Журчали, бежали, обгоняя плот, белогривые струи. Кружились, метались в них черные щепки.

Вот и зловещие каменные лбы. Они торчали из воды, поджидая жертву. Плот несся прямо на них.

— Не робей! — завопил Федот Андреевич. — Веслом, веслом работай! Так давай!..

Весло рвалось из рук. Ноги скользили на бревнах, того и гляди окажешься в реке. Плот на мгновение провалился в зеленую пропасть и снова взлетел вверх. Густая пена с шипением проносилась по бревнам.

— Промок, однако, родственничек, — засмеялся Федот Андреевич. И в его хриплом смехе слышались торжество и победа. — Сегодня-завтра встретим разлюбезную бригаду.

— Не разминемся?

— Куда они денутся?.. Век бы их не видел…

— Не очень-то вы о них любезно, Федот Андреевич.

— Не заслужили. Дай им волю, растащат тайгу и себе в карман положат.

— Не все ж такие…

— Все не все, а хватает. Вот черемша, к примеру. Мы ее называем еще «медвежьим салом». В весеннюю бескормицу — большое подспорье для зверей. Даже рыси и лисицы щиплют ее, витаминов набираются. Испокон веков сибиряки собирали черемшу, но заготавливали так, чтобы и людям хватило, и тайге осталось. А лесные барыги разве о тайге беспокоятся? Хватают черемшу с луковицами, лишь бы побольше на рынок доставить. Иногда с черемшой и ядовитую чемерицу прихватят — и глазом не моргнут. Не самим ведь жевать. Барыги-то верно рассчитывают: весной организм человека требует побольше витаминов. Овощей и фруктов, известное дело, еще нет, поэтому горожанин всегда купит черемшу, сколько бы она ни стоила.

— А чем они потом занимаются, как отойдет черемша?

— Известное дело, ягоды начнут собирать, кедровые орехи. А зимой — метлы березовые, пихтовую лапку продавать. Ну а к Новому году, конечно, елки. Так что им всегда есть чем поживиться у тайги. Я уж не говорю про охоту и рыбалку.

Федот Андреевич все больше и больше распалялся:

— Эти сукины дети, чтоб побольше хапнуть, заготавливают неспелую ягоду. Наберут в целлофановые мешки и зарывают в мох. Там, дескать, дозреет. А когда открывается сезон сбора ягод, они вытаскивают эти мешки и на рынок. Бывают ловкачи — красят неспелую ягоду пищевыми красителями. И, конечно, случаются отравления от таких «даров тайги». А есть среди промысловиков и совсем уж звери. Самим лень собирать черемшу, так они делают на обочине дороги засаду. Увидят старика или старушку с мешком черемши и отнимают добычу. Вот какие сукины дети встречаются. Федот Андреевич покосился на Василия: