Искатель. 1990. Выпуск №2 - Страница 22
Чака снова сковал страх.
Вдруг один из полицейских сейчас обернется и увидит ее? Куда это, интересно, эта крошка так спешит? Но Чак тревожился напрасно. Детективы увлеченно допрашивали индейца.
На негнущихся ногах Чак вышел из аэропорта. Вон и Мег, садится в автобус. Он поспешил к своему «бьюику».
В автобусе ехало всего пять пассажиров. Мег заплатила за билет и прошла в дальний конец салона, где не было вообще никого. Водитель, когда она садилась, взглянул на нее с любопытством. Да, вид у нее, наверное, будь здоров. По спине ползли мурашки, едва она села, ее заколотило, как в лихорадке. Лишь бы другие пассажиры ничего не заметили. Несколько минут она пыталась унять дрожь, но вот автобус, погромыхивая, выбрался на шоссе, а на нее все никто не оборачивался. И постепенно она успокоилась.
Автобус влился в густой поток машин, и Мег открыла сумочку, вытащила из нее коричневый конверт, взятый в будке. Посмотрела на него, перевернула, поколебалась минутку, потом — она должна знать! — достала из сумки пилочку для ногтей и вскрыла конверт.
Внутри оказалось пять купюр, по сто долларов каждая. При виде этих денег, она вся скорчилась от страха… а это что? Записка… Палач! Страх сменился ужасом. К горлу подкатил ком, рот наполнился слюной. Ее чуть не вывернуло наизнанку, но ей все же удалось справиться со спазмом. Она снова прочитала записку, чувствуя, что покрывается холодным потом. Вот все и выяснилось! То, чего она смутно опасалась, оказалось правдой!
Палач!
Пок — это Палач!
Сколько людей он убил? Мысли ее заметались — она попыталась вспомнить. Хотя так ли это важно? Разве одного убитого мало?
Трясущимися руками она положила деньги и записку в конверт, убрала обратно в сумочку.
А Чак повязан с этим жутким индейцем… и она повязана тоже!
Она повернула голову и стала смотреть сквозь замызганное окно — пальмы, пляжи, купальщики, — парализованная от ужаса.
Потом заставила себя сосредоточиться, подумать.
Пок запугивает людей и вымагает у них деньги, а она эти деньги собирает! Ведь ее могла караулить полиция! Ее могли арестовать, когда она брала конверт из-под телефона!
И обвинить в убийстве!
Ну, нет! Связываться с убийством она не желает — этого не стоит даже Чак! В голове все помутилось, ну где же, где же выход? Что делать? Рот опять наполнился слюной, усилием воли она снова подавила позыв к рвоте.
Заявить в полицию?
Она поежилась. Легко сказать: в полицию! Ну, допустим, она идет в логово этих фараонов и обо всем им рассказывает. Пусть даже они ей поверят, что дальше? Отправят назад к родителям? Скорее всего запихнут куда-нибудь, где она якобы будет в безопасности! Мозг ее яростно искал выход, но лишь ударялся о стенки черепной коробки, словно теннисный мячик.
Она закинула ногу на ногу, еще раз переменила позу. Стиснула кулачки, застучала ими по коленкам, потом опомнилась и в страхе посмотрела вдоль прохода. Никто в автобусе не обращал на нее внимания. Ей хотелось закричать, чтобы эти пятеро ее услышали: люди, помогите!
Но она заставила себя сдержаться. Нет, выход только один. Сразу же, сейчас же — в Майами. Из Майами — на север, как можно дальше от Парадиз-Сити. И затеряться где-нибудь, забыть про Чака, и все начать сначала.
Стоило ей принять это решение, паника враз схлынула.
Уж этот номер она как-нибудь провернет, невелика хитрость. Через пару миль автовокзал. Она попросит водителя остановиться. И автобусом же — до Майами. А оттуда…
И снова ее сковал лед отчаяния.
Все ее барахлишко — в этой вшивой комнатенке, где заправляет толстяк-индеец! А с собой — ничего! И что она за дура такая? Только сама себя заводит! Ну как, как она доберется до Майами? Все ее бегство — два доллара в сумочке, да и тех не наберется!
Минуту она сидела, вперив застывший взгляд в окно.
Два доллара? Что она, совсем спятила? А пятьсот? Только… хватит ли у нее духа их взять? Ведь тогда она — соучастница или как там это называется у фараонов? Зато — свобода! Кончится этот кошмар! Вот уж точно надо быть дурой, чтобы этим подарком не попользоваться!
Она глубоко, сквозь бившую дрожь, втянула в себя воздух.
Пять сотенных ей хватит, чтобы добраться до Нью-Йорка. Там она растворится… устроится на работу!
Дрожь улеглась, вернулась уверенность в себе. Украдкой она открыла сумочку и пересчитала пять сотенных купюр, не вынимая их из конверта.
Так тому и быть!
Она едва не зарыдала от облегчения.
Никакого тебе больше Чака! Никакого Пока! Никакой полиции!
И никаких сомнений! Она решительно захлопнула сумочку, поднялась с места и пошла по проходу к водителю.
— Остановите, пожалуйста, у автовокзала, — попросила она, удивившись, как ровно звучит ее голос. — Уже близко, да?
Водитель автобуса был отцом пяти дочерей. Девчонки все добрые, симпатичные, аккуратные. Старшая — примерно ровесница вот этой, подумал он. Да он просто счастливчик! Слава богу, дочки у него — народ вполне приличный, порядочный. А эта! Вся потом провоняла! А одета во что? Рвань да грязь! Такую дочку иметь — не дай господь!
— Угу… через пару минут, — буркнул он, не глядя в ее сторону. — Остановлю.
— Спасибо, — поблагодарила Мег и вернулась на место.
Через несколько минут автобус подрулил к людному в этот час автовокзалу. Едва автобус начал тормозить, Мег двинулась по проходу. В дверях выдавила из себя улыбку.
— Спасибо.
— Тебе спасибо, — откликнулся водитель со злой иронией. Включил сцепление, и автобус тронулся.
Вцепившись в сумочку, Мег зашагала к кассе.
— Привет!
Ее словно громом поразило. Она медленно повернулась, цепенея от ужаса.
Из окошка «бьюика» на нее смотрел Чак. На лице его поигрывала знакомая ухмылка.
— Тебя подвезти, крошка? — спросил он.
Эллиот Хансен считался блестящим мастером бриджа, мирового уровня, но его вполне устраивал пост секретаря клуба «Пятьдесят» — он был отпетым гомосексуалистом, и спортивная сторона бриджа его абсолютно не интересовала.
В этот жаркий и солнечный день он сидел за своим столом и разглядывал детектива Лепски, как разглядывают большого мохнатого паука, невесть откуда свалившегося к вам в ванну.
Эллиот Хансен был статный, осанистый и видный мужчина. Густые седые волосы спадали на воротник. Ровнейшие ряды вставных зубов, которые он чистил минимум три раза в день, так и лучились, стоило ему улыбнуться. Он уверял, что ему шестьдесят, но даже набросив лет семь, вы бы все равно промахнулись. В сфере его общения находились только богачи, люди богатые до неприличия. Он купался в роскоши, пил только старые выдержанные вина. В маленьком мире клуба его окружала только роскошь, но даже сейчас Хансен не упускал случая легонько облапить где-нибудь в туалете первого попавшегося красавчика.
Шеф полиции Террелл решил: к Хансену нужно послать Тома Лепски, здесь нужен именно он, — человек, который не витает в облаках, далек от снобизма, не робеет перед богатством, а самое главное — обладает недюжинным честолюбием.
— Слушаю вас, — нежно пропел Хансен. Он вытащил из-за манжеты надушенный шелковый платок и помахал перед своим изысканным носом.
Своим полицейским голосом, заставившим Хансена поморщиться, Лепски объяснил цель своего прихода.
По происхождению Эллиот Хансен был англичанином. Много лет назад он служил мажордомом у некоего герцога, но однажды герцог здорово вляпался с каким-то бойскаутом. Вскоре английская полиция пресытилась и собственными деяниями Хансена, ему пришлось уехать из страны, и он с радостью принял пост секретаря самого престижного клуба для игроков в бридж во Флориде, клуба для избранных.
Хансен слушал Лепски, едва веря собственным ушам.
— Но, мой дорогой друг, это в высшей степени немыслимо! Один из нашей обслуги? Нет! Нет! Категорически невозможно!
Лепски ненавидел гомосексуалистов не меньше, чем Хансен ненавидел детективов. Он заерзал в кресле, сдерживая раздражение.