Искатель. 1989. Выпуск №3 - Страница 39
Капаров вернулся через полчаса возбужденный.
— Ну как? — спросил он, блеснув творческим зарядом в черных глазах.
— Это неправда, — Колотов отодвинул от себя сценарий.
— Что значит — неправда? — опешил режиссер.
— Мы так не говорим, — сказал Колотов.
— А как вы говорите? — творческий заряд в глазах Капарова растаял, появился нетворческий.
— По-другому.
— Точнее.
— Ну, по-другому, и все.
— У нас консультанты из центрального аппарата. Они что — дилетанты? — В глазах режиссера появилось такое же выражение, как некоторое время назад, когда он задумывал ударить Колотова в живот.
— Нет, конечно, — устало ответил Колотов. — Но все равно это неправда.
— Что конкретно?
— Ну вот, смотрите. — Колотов наклонился над папкой и зачитал: — «Вы будете говорить или нет? — Петров пристально и сурово посмотрел задержанному в глаза. — Лучше признавайтесь сразу. Это в ваших интересах. Суд примет во внимание ваше чистосердечное признание и смягчит наказание. В противном случае ваша участь незавидная. Наш суд строг с теми, кто не хочет осознать своей вины…»
— Ну и что здесь неверного? — Капаров с сочувствием учителя к нерадивому школьнику посмотрел на Колотова.
— Да нет… вроде все верно… — Колотов потрогал лоб, он почему-то был в испарине. — Но… неверно…
— Господи, — режиссер вздохнул. — Ну хорошо, а как бы сказали вы?
Колотов пожал плечами и посмотрел в окно. В стоящую у тротуара «Волгу» быстро усаживались ребята из БХСС.
— Ну подумайте, вспомните, — режиссер присел на краешек стола перед Колотовым. — Как вы допрашиваете? Какие слова произносите’ Каким тоном? Как это было в последний раз?
Колотов вспомнил, как он говорил с Питоном, а потом с Гуляем, вспомнил слова и слабо усмехнулся — хорошо говорил, действенно.
— Вспомнили? — обрадовался Капаров, заметив тень усмешки на лице Колотова
Колотов кивнул.
— Сейчас попробую, — сказал он и сосредоточился. Прошла минута.
— Ну, — торопил режиссер. — Ну представьте, что я преступник.
Колотов встал, посмотрел на Капарова недобро, открыл рот, обнажив крепкие зубы, и замер так, потом выдохнул и сказал:
— Бриться надо каждый день, у вас щетина быстро растет.
— Да? — Режиссер вскинул руку к подбородку. — Действительно. Замотался, не успел…
Колотов сел и насупился.
— Ну? — опять занукал режиссер. — Что же вы?
Колотов молчал и смотрел в окно. Режиссер потрогал еще раз щеки и встал.
— Хорошо, — он сунул руки в карманы, повел плечами, будто озяб — Это пока терпит. Съемку я назначил на послезавтра. Подумайте, как это можно сделать правдиво, запишите, и послезавтра встретимся. Идет?
Он все-таки осуществил свою мечту, поднялся в кабинет, заперся и накурился вволю. Повеселев, с удовольствием поработал с документами — скопилось много переписки. Потом съездил проверить засаду на Петровской. Оперативники играли с фасовщицей в «дурака», курили длинные иностранные сигареты. Никто не приходил и не звонил — впрочем, как и ожидалось. И только после этого поехал домой.
Маша и пятилетний Алешка смотрели программу «Время». Алешка очень любил эту программу и вместо вечерней сказки насыщался на ночь последними новостями.
— Президент странно ходит, — сказал он, не отрываясь от телевизора. — Наверное, что-то у него с ногами.
— Подагра, — сказал Колотов, снимая пиджак.
— Вернее, остеохондроз, — поправил Алешка.
— Тебе видней, — согласился Колотов.
— Котлеты будешь? — Маша поднялась и направилась на кухню.
— Все равно, — ответил Колотов и посмотрел ей вслед. Халат прилип к ее ногам. «Она тоже странно ходит», — только сейчас заметил Колотов.
— Устала? — спросил он, садясь за стол.
— Есть немного, — не глядя на Колотова, Маша расставляла тарелки. Косметику она смыла, и лицо казалось теперь очень бледным. Маша села напротив. Стянутые назад волосы приподнимали тонкие выщипанные брови и придавали лицу слегка удивленное выражение.
— А что у тебя? — Маша скатала из хлебного мякиша шарик.
— Работаем, — ответил Колотов.
— Много дел? — спросила Маша и придавила шарик, сделав из него маленькую лепешку.
— Хватает, — Колотов чувствовал, что не наелся, но котлет больше не хотел, они отдавали жиром. — Спасибо. Очень вкусно.
— Наши продули, — сообщил Алешка, когда Колотов вошел в комнату.
— Бывает. — Колотов встал у окна, сладко потянулся. Скорей бы лечь. Темнело. Беспорядочно зажигались точечки окон в соседних домах, заходящим солнцем слоисто высвечивались тучи. Ночью, наверное, будет дождь.
— Я пошел спать, — сказал Алешка.
— Молодец, — похвалил Колотов и подумал: «Хороший мальчик. Только в кого такой белобрысый?»
Что-то томное и страдательное запел на экране телевизора курносый чернявый певец, он, как на ходулях, передвигался по сцене, делал волнообразные движения свободной от микрофона рукой и, наверное, думал, что он очень обаятельный.
— Девки по нему с ума сходят, когда видят, — констатировала Маша, удобней устраиваясь в кресле.
— Я тоже, — сказал Колотов.
— Что тоже? — не поняла Маша.
— С ума схожу, когда вижу, — ответил Колотов.
— Алешке пальто надо на зиму, — сказала Маша без всякого перехода.
— Купим, — Колотов облокотился на столик и подпер голову кулаком.
— Попроси своих бэхээсэсников, чтобы дубленочку достали, — добавила Маша.
— Сделаем, — Колотов нажал пальцем на правый глаз, и изображение на экране раздвоилось. Теперь певец пел дуэтом. Но вот наконец певцы завершили страдания и, горделиво приосанившись, ушли за кулисы. Колотов отпустил защипавший глаз. На сцену вышли жизнерадостные ведущие. Две симпатичные дикторши и один диктор с лицом исполкомовского работника областного масштаба. Улыбка ему не шла, и трудно было поверить, что он на самом деле такой веселый. Одна из дикторш очень нравилась Колотову. Она появилась недавно и заметно отличалась от других. У нее были нежные, пухлые губы и длинные, завлекательные глаза. Колотов видел такие лица в зарубежных, не совсем пристойных журналах. Дикторши что-то прощебетали, а потом камеры показали зал. В зале стояли столики, на столиках настольные лампы, бокалы на длинных ножках и бутылки боржоми. А за столами сидели мужчины и женщины в приличных костюмах и платьях. Зал выглядел уютным и праздничным. И Колотов представил, что вот он тоже сидит в дорогом костюме за одним из столов поближе к сцене, чуть улыбается, перебрасывается незначащими словечками с соседями, потягивает боржоми, а может, чего и покрепче для поддержания тонуса и многозначительно переглядывается с красивой дикторшей. Встретив его взгляд, она невольно улыбается и опускает глаза. А потом, объявив номер, подходит к его столику, садится: «Привет», — говорит она. «Привет», — отвечает он и наливает ей в бокал напитка. Розовое платье у нее тонкое, облегающее, и ему приятно смотреть, как оно натягивается на бедре женщины, когда она аккуратно закидывает ногу на ногу. «Сегодня у авангардиста Матюшкина соберутся интересные люди, — говорит она. — Пойдем?» — «Конечно», — отвечает он. «Тогда в одиннадцать у выхода со студии», — говорит она, кивает ему, чуть прикрыв глаза, и поднимается, и идет на сцену. С соседних столов внимательно разглядывают Колотова. Но он не обращает ни на кого внимания. Пустое… А потом у Матюшкина — разговоры, споры, смех, влажная духота, ощущение приподнятости. Он не стесняется, не робеет, он вполне нормально может держаться в любом обществе. Правда, острит немного тяжеловесно. Но это нравится… А потом поиски такси под шутки провожающих, ее тихая, теплая квартирка…
— Пойду мясо потушу на завтра, — проговорила Маша и поднялась.
Колотов вздрогнул и с удивлением посмотрел на жену.
— Да, да, — сказал он. — Конечно.
…На кухне что-то грохнуло. Покатилась грузно по линолеуму то ли сковорода, то ли кастрюля.
— Что случилось? — громко спросил Колотов. Ответа не было. — Маша, — позвал он. Тишина. — Раз, два, три, четыре, пять, — сказал Колотов, — я иду искать.