Искатель. 1989. Выпуск № 04 - Страница 5

— Теперь я тебя спрячу, никто не найдет. В сенях, в угольнике конуру сделаю, тепло будет. А Торос с Фанерой скоро в отпуск уедут до самой весны. Тогда станем гулять где хотим Нарты сделаем из санок, кататься будем. На рыбалку пойдем. Ой, ты же есть хочешь, давай я тебя накормлю.

Мишка отстранил пса. В сенях, на бревенчатом обрубке разбил обухом топора мороженого хариуса и положил на газету.

— Ешь долбанинку, очень вкусно. Это мы с папкой поймали блесной еще по первому льду. На Оленью ездили, большую такую речку. Там и налимы ловятся — ого! Одного папка еле вытащил, тут взвесили — девять килограммов! Не веришь? Ну подожди, поедем в праздники — сам увидишь. Ты ешь, ешь сейчас я тебе каши намешаю со щами — ух и вку-усно!

Пес съел и рыбу, и кашу со щами. Тогда Мишка усадил его и приказал не шевелиться. Когда Рыжий понял, что надо сидеть смирно, Мишка положил ему на нос белый кусочек какого-то непонятного вещества с совершенно незнакомым запахом.

— Будем обучаться правильному поведению. Замри. Теперь — хоп. Взять. Бери, бери, ешь. Сахар это. Не давала Фанера? А ты распробуй. — Мишка сунул кусок Рыжему в пасть сбоку, под губу. Пес хотел выплюнуть непонятный предмет, но тот растаял и потек по языку невероятным блаженством. Рыжий даже взвизгнул от удовольствия. Мишка дал ему еще кусок и сказал:

— Хватит. Хорошенького всегда понемножку дают.

Рыжий понял и перестал просить. Только почесал задней лапой за ухом.

— Теперь ложись, поспи, — сказал Мишка. — Ты сегодня намучился, а мне уроки надо делать, стихи учить фанерские к празднику. Она всегда стихи пишет на праздники.

От переживаний и обильной вкусной еды Рыжий действительно захотел спать. Зрачки подернулись сонной дымкой. Пес развалился на оленьей шкуре, широко зевнул, облизнулся и закрыл глаза.

Мишка повторил стишки несколько раз — слова все простые, а никак не запоминаются — посмотрел на ковер, висевший перед ним, на отцово ружье у верхнего края, затем перевел взгляд на книжную полку и неожиданно для себя пропел слова из частушки, слышанной однажды на улице от загулявшего строителя Семкина:

И в этот момент в сенях что-то бухнуло, чмокнула дверь,

— Кто там? — спросил Мишка. — Мам, ты?.. Па-ап?

— Во-о-от ты где, — прозвучал хриплый голос, и Мишка ощутил, как у него на голове зашевелились волосы.

Торос!

— Так и зна-ал! — продолжал хрипеть пришелец. — ну-ка собирайся, паскудина, погулял!

— Не дам, — шепотом сказал Мишка и встал со стула. Как-то деревянно он дошел до занавески, отдернул ее и в морозном воздухе, валившем через открытую дверь, увидел склонившегося к Рыжему Тороса. Пес широкими от ужаса, молящими глазами уставился на Мишку.

— Не трогай, — прошептал Мишка.

Торос повернул к нему голову:

— Продолжаем, значит, воровать чужое? Я твоего батю предупреждал. Завтра милицию вызову.

— Не трогай! — громко сказал Мишка.

— Чего-о? Да я тебе… — Торос ухватил пса одной рукой за загривок, а второй — с перетянутым бинтом запястьем перекинул через шею Рыжего веревку.

— Не трогай! — Мишка прыгнул вперед, ухватил конец веревки и дернул на себя. Торос рванул обратно, и Мишка упал на Рыжего. Тот завизжал, перевернулся через спину и юркнул под топчан.

— Ты та-а-ак, гаденыш?! — просипел Торос, схватил Мишку за шиворот и пихнул в занавеску. Мишка запутался, упал, проехал по линолеуму и трахнулся головой о ножку тахты. В голове зазвенело, закружилось, потом зазвучала какая-то мелодия, перед глазами посыпался снег и замерцали звезды. На этом фоне выплыла искаженная ужасом морда Рыжего, и Мишка понял, что если сейчас отдаст пса, то превратится в предателя и останется им на всю жизнь, и все это время ему не будет покоя и прощения. Он открыл глаза и увидел перед собой ковер, а на нем, в верхнем углу — тулку и патронташ.

— Вылазь, говорю, сучок! — пыхтел на кухне Торос и шлепал о пол веревкой. — У-убью гада!

Раздался скрип отодвигаемого топчана.

И тогда Мишка под матерные угрозы Тороса забрался с ногами на тахту, снял патронташ, ружье, с трудом переломил его, сунул в стволы два патрона, спрыгнул на пол и пошел в кухню. Там он увидел Тороса, стоявшего на коленях и тянувшего через топчан Рыжего. Пес упирался и натужно хрипел, вонзив зубы в веревку.

— Не трогай! — опять сказал Мишка и поднял ружье к животу.

— Отцепись, щенок, пришибу! — зашипел, не поворачиваясь, Торос.

И тогда Мишка нажал скобу. Ужасно, невероятно громко ахнул выстрел, пришельца заволокла дымная пелена.

Когда пелена спала, Мишка увидел Тороса. Тот стоял у печи, подняв руки к плечам. Губы его дрожали так сильно, что было слышно, как они шлепались одна о другую. Между шлепками из них вылетали отдельные звуки:

— Ув…ва…уб…

— Не трогай, Торосище Ледовитое, — как во сне, сам не понимая, что говорит, прошептал Мишка.

Торос согласно закивал, плаксиво улыбнулся и медленно, боком, пошел к двери. А Мишка стоял оцепенело и не сводил взгляда с Тороса. Наверное, потому, что не верил его неожиданному смирению.

Торос задом вышел из кухни, и уже на улице возник его жалостный вопль:

— Уб…бы… би-и-или?! У-уби-и-или-и!!!

Рыжий видел, как человеческий ребенок выпустил из рук ружье и опустился на оленью шкуру. Тогда пес прополз под топчаном, хотел перепрыгнуть через ружье, но не решился. Второй раз в течение дня он встретился с человеческими орудиями убийства: там, в сарае — с веревкой и ножом, тут с убивающей палкой. После грохота, извергнутого ею, в кухне пахло не только порохом, но и кровью Тороса. Рыжий обошел ружье и виновато посмотрел в невидящие глаза Мишки, потом осторожно лизнул его в нос и вздохнул.

— Ничего, Рыжик, — прошептал Мишка. — Он трусливый. Раньше я не мог понять, почему он так смотрит, а теперь знаю — это он боится. И когда на весах вешает… И Фанеру… И когда ему в глаза смотришь… Поэтому и орет на всех. Теперь я знаю: он трус потому, что все делает не как все.

Мишка опустил глаза, увидел под ногами ружье и вздрогнул, в долю мгновения пережив страшное событие. Тряхнув головой, он перевел взгляд на стену. Загорелое лицо в портрете было испещрено серыми оспинами, а над лохматой бровью чернела дырка.

— Вот! — сказал Мишка и, ухватив ружье за ремни, поднялся. Надо что-то делать. Сейчас Торос вернется, но не один. Пищеблока приведет, Фанеру и других своих. Куда спрятать Рыжего? В доме найдут. Надо где-то в поселке. Где? К Васею!

Мишка повесил ружье, надел шубу и шапку.

— Пойдем, Рыжик.

Пес дошел до порога и попятился. Он не хотел уходить из дома, в котором обрел бесстрашного друга.

— Пойдем, Рыжик. Так надо.

Они выбежали на дорогу, и Мишка прислушался. Далеко на другом конце поселка возник хор человеческих голосов. Мишка постоял. Голоса быстро приближались. Нет, к Васею не успеть, эти уже подходят к его дому. Рыжий тревожно заскулил.

— Поздно! — отчаянно крикнул Мишка. — Идут!

Он повернулся и побежал по дороге, мягко шлепая валенками по серой снежной пыли. Рыжий затрусил рядом. Вскоре слева проползло приземистое строение — гараж. Все, кончился поселок. Где тут спрячешься? Справа синели ледовые завалы пролива Лонга, а слева распахнулась широкая низменность, уходившая к горам, белой цепью стывшим у горизонта. Над горами в темном прозрачном небе мерцали многоцветные звезды, а надо льдами висела сине-фиолетовая мгла.

— Быстрей! — шептал Мишка. — Где же тебя… Уже близко… Беги! Беги сам, в тундру. Там они тебя не поймают.

Мишка остановился, хватая ртом морозный воздух. Пес замер рядом, повернув голову к поселку.

— Беги, Рыжий, беги! — отчаянно закричал Мишка. — Они же убьют!

Но Рыжий приблизился, попятился к его ногам и глухо рыкнул на вал голосов.

— Да иди ты! — Мишка ударил его по спине кулаком, но пес только теснее прижался к нему.