Искатель. 1986. Выпуск №6 - Страница 11

— Ради бога, простите. Я просто не выдержал. Я не могу больше, понимаете, — не могу.

В полной тишине встал, подошел к окну. Тронул один из чертежей, спросил глухо:

— Знаете, сколько вариантов проекта я сделал?

— Сколько?

Вологдин долго стоял молча, будто пытаясь вспомнить.

— Свыше ста. Я чертил ночами, переделывал, откладывал — и чертил снова. Засыпал — и опять вскакивал, если что-то приходило в голову. Ведь все приходило не сразу… Совмещенный корпус… Гибкий вал… Шелковая изоляция… Поймите, — Вологдин повернулся, его глубоко запавшие глаза мучительно сощурились. — Поймите, последние месяцы, когда я наконец приблизился к окончательному решению, во мне вдруг все перевернулось. Все, вы понимаете? Вы должны это понять, я вижу, должны понять… Наконец-то я поверил в себя. Я стал другим человеком, совсем другим. Все вокруг ожило. Я создал этот генератор. Не знаю, что это было, наитие, озарение, что-то другое, но я его создал! Создал. Он стоял на испытательном стенде. Стоял — живой, теплый, без единого изъяна, понимаете? Несколько дней я вообще не подпускал к нему никого. И сам его не трогал — только смотрел! Вы понимаете это?

— Понимаю, — сказал Пластов. Инженер выпрямился, вздохнул:

— Ну вот. А потом я уехал — ненадолго, всего на четыре дня… Я хотел остыть, так бывает. Чтобы потом вернуться к тому, что я создал. Но когда вернулся, ничего уже не было. Ничего. Все сгорело. Генератор, которому было столько отдано, превратился в груду железа.

Рассеянно потрогал бумаги, улыбнулся через силу:

— Впрочем, простите. Может быть, вы чего-то хотите? Чаю? У меня есть чай. Правда, я заварю?

— Нет, нет, Валентин Петрович. Спасибо.

— Н-ну… Пожалуйста. — Инженер пожал плечами, подошел к барометру. — Как хотите. А то… — Задумался. — Пустота. Понимаете, теперь внутри, во мне, осталась только пустота. Я пустой, совсем пустой, понимаете? Если бы еще был завод… Я постарался бы пересилить себя… Попробовал бы что-то сделать… И… Не знаю, загадывать трудно, но если бы повезло, может быть, я бы его восстановил…

— Генератор?

— Да, генератор, хотя… Все уже не то. Нет уже того порыва. Но, повторяю, я постарался бы себя пересилить. Но теперь ведь нет и завода, так что — бессмысленно. Все. — Повернулся. — Собственно, Арсений Дмитриевич, наверное, бессмысленно и то, что я вам это говорю?

Пластов вдруг поймал себя на мысли, что нарочно медлит, подбирая точные слова.

— Все это далеко не бессмысленно. Пропажа вашего генератора и стоящая передо мной цель… Передо мной, как адвокатом, эти два предмета могут быть связаны.

— Не понимаю.

— Простите, ведь вы заинтересованы, чтобы Глебов получил страховку?

— Н-ну… В общем, конечно. Если Глебов ее получит… Я с ним не говорил на эту тему… Но не исключено, что он купит новый завод.

— Ну да. И вы сможете снова заняться… своим генератором?

— Не знаю. Что об этом говорить. Во-первых, глупо только говорить. Во-вторых, признаюсь, сейчас просто не хочется. Я всегда сторонился нечистоплотности в делах. А это, по-моему, как раз весьма сомнительная история.

— Подождите, Валентин Петрович. Может быть, вы и правы. Но… Вы сказали, что когда-то не верили, сможете ли что-то сделать в науке. Но ведь я тоже, когда взялся защищать интересы Глебова, не верил, что смогу чего-то добиться. Я и сейчас в это не верю. Но ваш генератор… Понимаете, когда к плохо налаженной противопожарной охране добавляются улики вроде сторожа и нефти, о чем мы уже говорили… то надежды, что страховка будет выплачена, почти нет. Но генератор… Простите, генератор меняет дело. Существенно меняет.

— Не понимаю, при чем тут мой генератор?

— При том, что он… вернее, его пропажа, может стать очень веским доводом. Веским — в нашу пользу. На суде… Кстати, хоть что-то от этого генератора сохранилось? Он ведь сгорел не до конца?

— Практически сохранились лишь останки и обгоревший кожух.

— Говорю это к тому, что очень неплохо было бы представить эти самые останки в суд как вещественные улики. Понимаете, одно дело — объяснять судьям что-то на словах и совсем другое — показать. Он большой?

— Около метра в длину. В высоту — сантиметров семьдесят.

— Отлично… Простите, может быть, это звучит бестактно, но наверняка вид обгоревшего прибора будет эффектен. Все-таки — где они, эти останки?

— Честное слово, мне неприятно обо всем этом говорить.

— Понимаю, Валентин Петрович, очень хорошо понимаю. Еще раз простите, но так уж получается, что сейчас наши интересы противоположны. Они что, эти останки, на заводе? На этом… стенде?

— Видите ли, я приехал в Петербург во вторник, когда все было кончено. Но… Субботин, успевший к месту пожара одним из первых, как только все потушили, сразу кинулся к испытательному стенду. И… несмотря на то, что от генератора остались обломки, тут же перевез все, что осталось, к себе.

— Куда именно «к себе»? Домой?

— Он поместил станину и кожух во дворе, в сарае. Объяснил, что не мог мириться с пропажей. Я его отлично понимаю — Василий Васильевич хотел сохранить хоть что-то. Хотя… Ясно, что обгоревший кожух не представляет никакой ценности.

— Это очень хорошо. Извините еще раз, Валентин Петрович, но других слов у меня пока просто нет. Экспонат для суда прекрасный. А… Что, собственно, представлял из себя этот генератор? Откуда возникла сама его идея?

— Изготовить генератор попросило Морское ведомство.

— Он что, был им нужен?

— Был, и очень, но… это долгий, трудный, а главное — очень специальный разговор. Может быть, ограничимся моим первым ответом?

— Можем ограничиться, и все-таки — вкратце?

— Хорошо, попробую вкратце. Об изобретении радио Александром Степановичем Поповым вы, конечно, знаете?

— Безусловно.

— Поясню: открытый Поповым принцип радиосвязи прежде всего был использован для нужд военно-морского флота… Так вот, одно время радио выполняло нужную для флота функцию, но потом… При всех достоинствах оно обладало серьезным недостатком: связь могла действовать лишь на небольших расстояниях. Ее даже называли «рейдовой радиосвязью». — Забывшись, спросил сам себя: — В чем же была причина недостатка…

— Да — в чем? — повторил Пластов.

— Причина… Причина была в том, что Александр Степанович предложил возбуждать высокочастотные колебания искрой. Но при излучении радиосигнала искра не могла дать антенне достаточной мощности. Поэтому все радиосигналы принимались, да и сейчас принимаются лишь на коротких расстояниях. Флоту же, настоящему боевому флоту, как воздух нужна связь типа радио, но действующая на больших расстояниях. Практически — на безграничных.

— Так уж на безграничных?

— Представьте себе, именно на безграничных. Расчет простой: если импульс, выходящий из антенны, будет достаточно мощным, его сможет принять приемник, находящийся практически в любой точке земного шара.

— Вы говорите какие-то невероятные вещи.

— Тем не менее это факт. Научный, обоснованный расчетами.

— И что… этот ваш генератор мог все это делать?

— Мог.

— Как я понял, он мог возбуждать импульсы любой мощности?

— При дальнейшей разработке — и любой мощности. Но что в этом? Теперь его просто нет.

— Подождите. Но ведь это же… Это же что-то сверхъестественное? Валентин Пет…

— Хватит, я не могу больше об этом говорить! Хватит, ради бога, умоляю, перестаньте! Вкратце я объяснил — и достаточно! Ну? Давайте о чем-то другом.

Вдруг подумалось: Глебов. Еще не понимая, в чем дело, Пластов почувствовал подвох. Ну да, по всем признакам Глебов не был заинтересован, чтобы изобретение Вологдина сохранилось. Не был точно. Вспомнились слова владельца завода: «До таких громких слов, как «изобретение», еще далеко». Раньше он не придал этим словам особого значения, теперь же… Наверняка об отношении Глебова к генератору знает не только он. Значит, всегда найдется свидетель, который подтвердит этот факт в суде. Получается — Глебов просто-напросто подставил его под удар? Вологдин повернулся: