Искатель. 1984. Выпуск №3 - Страница 22

Проходя мимо секретарши, Гринфилд процедил сквозь зубы:

— Кэти, я буду занят. Постарайтесь, чтобы меня никто не тревожил.

— И даже сам посол? — Она изобразила на лице испуганное недоумение.

Гринфилд побагровел, над сдвинутыми бровями, как всегда в минуты крайнего раздражения, пролегла глубокая складка.

— Хоть сам дьявол!

Кэти повела широко раскрытыми голубыми глазами и заговорщически улыбнулась:

— Слушаюсь, сэр.

Взбешенный Гринфилд с такой силой хлопнул дверью кабинета, что за стеной послышался звон стаканов.

— Старый дурак, — показала язык секретарша и как ни в чем не бывало нажала клавишу диктофона, в котором стояла кассета с записями Рода Стюарта.

Разведчик с ненавистью оглядел донельзя осточертевший кабинет. Подошел к огромному письменному столу из садового дерева — он не признавал современную мебель, считая ее слишком легкомысленной, — взял выходящие на английском языке свежие газеты, пробежал заголовки. Опять- ничего стоящего.

— Кэти, а где «Сагарматха»? — сердито рявкнул он в селектор.

— Ее не принесли, шеф.

— Почему?

— Сказали, что сегодня газета не выйдет, может быть, завтра.

Хотя редкий день приносили все газеты, Гринфилд никак не мог к этому привыкнуть. Как и к тому, что большинство газет на английском языке — их полный список мог уместиться на клочке бумаги — выходило до смешного мизерным тиражом — 200–300 экземпляров, причем далеко не каждый день. Иногда перерыв достигал недели, но это никого не волновало. Впрочем, что там периодичность, нередко всю газету делал один человек — по совместительству и главный редактор, и репортер, и корректор.

Совсем недавно появилась новая газета «Сагарматха», которая сразу привлекла внимание Гринфилда. Чувствовалось, что ее выпускал опытный журналист. Особо заинтересовала советника серия статей о расхищении предметов старины. Автор умело вел интригующее повествование, в меру сдабривая материал хорошо проверенными фактами. Складывалось впечатление, что он вхож в дома сильных мира сего. Из наведенных справок Гринфилд узнал, что Сатьял, как звали этого журналиста, разругался с редактором одной из центральных газет и, недолго думая, начал издавать свою собственную. Вскоре он стал модной персоной в светских салонах, украшением дипломатических приемов. Однако журналист откликался далеко не на все приглашения.

Правда, у американцев он бывал не раз. Гринфилд усмехнулся: ему вспомнилось, как на одном из приемов Сатьял разговаривал с прямо-таки вспотевшим от удовольствия Болдериком, директором «Корпуса мира»[1] в Непале. После этого тот несколько дней изводил все посольство, до хрипоты доказывая, что именно он, и никто другой, умеет быстро и надежно налаживать тесные контакты с местными журналистами, хотя бы с тем же Сатьялом, которого поймать на крючок не так-то просто. Болдерик даже предлагал пари, что не пройдет и недели, как «независимая» «Сагарматха» напечатает грандиозный материал о том, какие лишения терпят американские парни из «Корпуса мира» ради процветания Непала.

Действительно, через неделю в «Сагарматхе» появилась большая статья о «Корпусе мира». Но когда Болдерик прочитал текст, его чуть удар не хватил. Рассказ американца Сатьял проиллюстрировал убийственным документальным материалом, в котором «добровольцы» предстали наркоманами, похитителями исторических ценностей и осквернителями храмов.

Советник с удовольствием вспомнил, как Болдерик чуть ли не на коленях умолял его не сообщать о «проколе» в Штаты. Тогда наконец-то удалось вбить в башку этому идиоту, что он держится только благодаря ребятам Гринфилда. Как только лавочка Болдерика перестанет служить им надежным прикрытием, дутый директор тут же вылетит, чтобы занять свое место в очереди за похлебкой для безработных. «Уж об этом-то я позабочусь, — злорадно подумал Гринфилд. — А Сатьял может пригодиться. Конечно, приручить его будет трудновато, но игра стоит свеч».

— Это Майк, шеф, — ожил селектор. — Есть сообщение из компании.[2]

— Сейчас иду.

Гринфилд поднялся наверх. Приставив кодированную магнитную пластинку к еле заметному выступу, невольно повел глазами в сторону тщательно замаскированного глазка телекамеры и набрал на табло трехзначную цифру. Щелкнул механизм замка, автоматически открылась массивная бронированная дверь.

Едва советник ступил в дверной проем, как басовито загудел зуммер детектора.

— Опять вы с сигаретами или с ключами от автомобиля, — проворчал сержант, подняв голову от телеэкрана. — Вы же прекрасно знаете: у нас запас ваших любимых «Лаки страйк» на несколько лет.

— Послушай, Джимми, неужели нельзя подрегулировать детектор, чтобы он не реагировал на упаковочную фольгу сигаретной пачки?

— К сожалению, шеф, это не в моей и даже не в вашей власти. Так что придется вам опять оставить сигареты у меня. Майк вас ждет.

Гринфилд прошел в просторную, залитую ярким искусственным светом комнату с конторской мебелью. Он чувствовал себя здесь как дома, хотя другие, даже самые высокопоставленные сотрудники посольства не только не имели сюда доступа, но даже не смели близко подойти. Если же по какой-то невероятной случайности — а такую ситуацию и во сне представить трудно — сюда проникнет непрошеный посетитель, то решит, что попал в павильон, где снимается фильм о будущем. Автоматизированные картотеки и архивы, сложнейшая аппаратура для электронного шпионажа и шифровальные машины, сверхмощные радиоприемники и передатчики для обеспечения постоянной связи с Лэнгли, штат Вирджиния, где находится штаб-квартира ЦРУ. За плотно зашторенными проемами угадывались окна с двойными, широко расставленными друг от друга рамами, чтобы невозможно было снаружи вести прослушивание микрофонами направленного действия. Впрочем, незваному гостю не пришлось бы долго удивляться здешним диковинам: сработали бы электронные сторожа и, окутанный парами кислоты, он бесследно канул бы туда, откуда еще никто и никогда не возвращался.

— Чем, Майк, нас радует сегодня компания?

Майк протянул ему опломбированный блокнот с пронумерованными страницами. Гринфилд прочитал:

Гринфилд задумчиво потер подбородок. Судя по всему, Уилки достиг больших высот, если о нем сообщают в столь категоричной форме. Интересно, чем вызван его неожиданный приезд и что надо будет обеспечивать. Да и вообще каким стал толстяк Уилки Сток, с которым они когда-то начинали карьеру разведчиков.

Самолет опаздывал. Чтобы скоротать время, Гринфилд зашел в ресторан. Зал был пуст. Туристы еще не нахлынули, а из непальцев мало кто мог позволить себе посетить филиал «Солти обероя», первого пятизвездного отеля в Катманду, где цены по местным масштабам были астрономическими. Заметив посетителя, бармен позвал дремавшего в углу зала официанта и тут же принялся яростно протирать белоснежной салфеткой батарею фужеров. Официант в коричневой курточке, нагрудный карман которой украшала шестилепестковая эмблема «Солти», протянул Гринфилду карточку.

— Что прикажете, сэр?

Даже не взглянув на меню, Гринфилд заказал двойную порцию скотча.

— Только без содовой. Разбавьте обычной, естественно, кипяченой водой.

— Не беспокойтесь, сэр. Мы подаем только тщательно профильтрованную и кипяченую воду.

Сразу по приезде в Непал Гринфилда предупредили, что вода здесь содержит целый букет болезнетворных микробов. В конечном счете ему было глубоко наплевать на внешние неудобства — за свою долгую карьеру пришлось испытать многое, причем порой не столь уж приятное, — но что касается здоровья, то его он оберегал свято. Все-таки перевалило за полсотни.

Гринфилд с удовольствием цедил скотч, хрустел жаренным с перцем и солью арахисом, когда тишину прорезал вой сирены. В прошлом на месте аэродрома было пастбище. Оно так полюбилось коровам и козам, что те никак не хотели уступать его железным птицам. Чтобы избежать столкновений самолета с животными, решили прибегнуть к хитрости. Их стали разгонять воем сирены. Но и к душераздирающему звуку «нарушители порядка» довольно быстро адаптировались. Буйволы и козы, мирно щипавшие сочную траву посреди взлетного поля, по команде сирены мгновенно очищали путь самолету и, проводив издалека недобрым взглядом длиннокрылого узурпатора, снова разбредались по взлетно-посадочной полосе. Аэродром давно покрыт бетоном, обнесен забором и колючей проволокой, так что скотине пробраться туда невозможно, но сирена воет по-прежнему. Да и сам аэропорт продолжают по старинке называть «Гаучаром», что значит «пастбище».