Искатель. 1983. Выпуск №5 - Страница 17

«Овеществленный, автономно действующий стереослепок с моего скафандра, — думал Андрей, — в сочетании с названием знаменитого рейдера… О чем это говорит?» Он чувствовал: говорит о многом. Но пока это было за пределами его понимания. Единственная, хотя и очень слабая зацепка: прозрачный намек Аверьяна Копаева на реально существующий шанс встретиться с призраком во плоти. Это, если и не позволяло контролировать логику ситуации, то хотя бы помогало сохранять присутствие духа. Немаловажное обстоятельство. Особенно, если учесть, что сам по себе корабельный скафандр не двинется с места, вся его кинематика — отражение силовых и логических качеств начинки. Здесь открывается широкий простор для догадок, домыслов. Слишком широкий. Лучше бы этот простор был уже.

Псевдодесантник достиг подножия пышного «занавеса» и вдруг, ни секунды не медля, прямо с ходу, вытянув рукава с перчатками вперед, навалился кирасой на полупрозрачную стену и с заметным усилием медленно погрузился в туман. Не очень плотный в смысле оптической проницаемости туманный флер был, видимо, очень плотным и вязким в смысле физической проходимости, — было видно, как фигура в скафандре постепенно продавливала себе дорогу в мутно-дымчатом слое.

Андрей, подчинившись какому-то не совсем осознанному побуждению, вошел в туман следом. «Безумие! — навязчиво, как вспышки транспаранта при аварии, пульсировало в голове. — Безумие!»

Довольно быстро он понял, что продавливать инертно-вязкую среду легче в том направлении, куда продвигался размытый силуэт псевдодесантника. Загадочная субстанция уступала натиску неохотно, но все-таки уступала, и Андрей напирал на нее гермошлемом, руками, грудью. В отличие от густого тумана в узкой расселине слегка затуманенная стена пролома на вторжение никак не реагировала. Разве что иногда метеорами пролетали мимо ослепительно яркие искры. Странные, болезненно действующие на глаза искры. Невозможно было определить их цвет: то они казались желтыми, то синими, белыми, фиолетовыми…

Зыбкий силуэт псевдодесантника вдруг съежился и исчез. Андрей удвоил усилия и… вывалился из тумана.

Андреи остановился и только теперь увидел цепочку круглых следов. Он и раньше заприметил эту превосходно видную на темном ледорите глянцевито-зеленую, неравномерной ширины полосу, но только теперь догадался, что видит пунктир ямок (или отверстий?) в ледорите, через которые произошел самоизлив зеркального вещества на поверхность. На удалении в несколько метров глянцевито-зеленая полоса очень напоминала «дорожку» разлитой по кратерочкам и буграм люминесцентной краски, но едва над этой «дорожкой» появленец занес ощетиненный гекко-рингамн башмак — отражение тут же выдало зеркальную поверхность. «Мягкие зеркала, — догадался Андрей. — Виток спирали в центральной зоне гурм-феномена». Перешагнуть отражавшую башмаки и свечение облаков полосу появленец не смог. Или не захотел. Судорожно разведя руки в стороны, как делает человек, которому надо войти в ледяную воду, он вступил по колено в зеркальный «ручей»…

И когда, завороженный странностью происходящего, Андрей приблизился к месту событий, псевдодесантник в заблестевшем еще сильнее скафандре повернулся влево, да так и застыл, продолжая медленно погружаться…

У развороченной кратеровидной ямы Андрей перед тем, как снова войти в туман, оглянулся. Потрясенно подумал: «Мир праху твоему, кто бы ты ни был…» От фигуры в скафандре посредине «ручья» остался похожий на бюст, лоснящийся, постепенно оплывающий бугор. Андрей машинально стряхнул с рукавов налипшие ледяные крупинки и, ожидая встретить вязкое сопротивление, вошел в туман с вытянутыми вперед руками. Вязкости не было. Ни малейшего сопротивления… Темно… Перед глазами роились какие-то еле видные в темноте хлопья, не заблудиться бы… Он включил наплечные фары. В лучах света хлопья летели густо, как при обильном снегопаде, но «снег» палил снизу вверх, и это вызывало правдоподобную, усугубленную слабым полем тяготения иллюзию: будто падаешь сквозь метель в затяжном парашютном прыжке.

И еще было такое впечатление, будто при каждом шаге что-то все время подталкивало в спину. Он оглянулся. И сделал открытие. Вязкость появлялась при малейшем движении вспять. Появлялась вязкость, и появлялись метеоры ослепительных искр неопределенного цвета. Словно сквозь слепяще яркую белизну просвечивала радужная подоснова.

Покончив с экспериментами, он посмотрел на часы, на индикатор кислородного давления и продолжил «полет в метель».

Внезапно «снегопад» иссяк. У Андрея сердце упало. Он сразу понял: толща «занавеса» пройдена. Впереди было темно и пусто. Он обернулся. Лучи наплечных фар мутными конусами освещали туман. Но даже это не мешало видеть сквозь туманный флер зеленое зарево. Чувствуя, как холодеет спина, Андрей огляделся вокруг. Ему и раньше казалось странным, что нигде не видно зарева прожекторов катера, однако это он относил на счет неизвестных оптических свойств туманного флера.

Голубоватое сияние наплечных фар скользило по темному ледориту слабыми отсветами, тонуло во мраке. Андрей, оглушенный случившимся, почти бездумно, как во сне, перебрался через сугроб, снежная крупа которого, сыпучая прежде, успела, как ни странно, заледенеть. Свет фар вдруг выхватил из темноты невесомо парящую продолговатую белую глыбу. Андрей не поверил глазам. Оцепенело вгляделся, проглотил что-то застрявшее в горле и медленно, словно боясь вспугнуть робкое привидение, стал подходить к обросшему инеем «Казарангу».

— КА-девять, — позвал он, пальцами прощупывая сквозь пушистый иней металл ступохода. — Контакт!

Где-то вдали вспыхнула и угасла зарница.

— Свет! — приказал Андрей.

Снопа вспыхнула трепетная зарница — он даже не взглянул туда. Двинулся вдоль борта, щурясь, обеими руками сдирая иней с пояса оптических репликаторов, с лицевой поверхности фар. Можно подумать, на борту катера взорвался весь запас кислорода. На отживающих свой век машинах всегда приходится опасаться чего-нибудь подобного.

— КА-девять, открыть гермолюк!

В кабине инея не было.

Андрей зафиксировался в ложементе, оглядел остатки индикаторных огоньков. Кое-что понял. Воздушные и кислородные емкости на борту были целы, но ни воздуха, ни кислорода в них не было. Открыты все клапаны стравливания. Все, кроме одного. Андрей потянул на себя гибкий заправочный шланг, соединил разъемы и, перекачивая кислород из баллона НЗ в набедренный баллон скафандра, старался припомнить, через сколько часов с момента полного отсутствия команд человека логика и автоматика десантного катера самостоятельно переводит все бортовые системы в режим полуконсервации: спустя триста десять или спустя двести девяносто? В любом случае это больше двенадцати суток. Он чувствовал такое острое желание выдрать из недр автоматики логические капсулы, что пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Заставил себя успокоиться.

Он подсчитал и точно знал теперь, что кислорода в баллонах скафандра ему хватит на двадцать три с половиной часа. Плюс, как шутят десантники, «последнее желание» — восемнадцать минут кислородной поддержки при взрыве аварийного патрона.