Искатель. 1982. Выпуск №2 - Страница 27

Резиденция участкового находилась в одном помещении с сельским советом. Разместившись в небольшой комнате, собравшиеся помолчали, как бы раздумывая о том главном, чего не имели права упустить на первых порах следствия.

Нарушил молчание Вальков:

— Ну, Федор Андреевич, высказывайся, что думаешь.

Участковый немного помедлил и заговорил:

— Дум-то особенных пока нет, но кое-какие соображения имеются. Молодежь у нас здесь пошаливать стала. Двое вернулись недавно из колонии, отбывали срок за кражи и грабежи. Судили их в городе. Народ подозрительный. Правда, сейчас к ним не придерешься, но молодежь вокруг них крутится, беспокойно стали жить; драки, иной раз и нож появится. Предупреждал уже не раз, клянутся в ответ: ни при чем, мол, а за руку схватить пока не удалось. В город, между прочим, часто ездят. Может, их рук дело? Хорошо бы проверить, с кем они связаны там. Может, на женщину эту выйдем.

— Кто такие? — поинтересовался Вальков.

— Люди-то известные: Купряшин Федька под кличкой Веда и Митька Корочкин. Его они Ляпой называют.

— Да, действительно, народ известный, — согласился Вальков. — Сам Беда — скрытный, молод еще, но остальные его побаиваются. Впрочем, я почти уверен, что они здесь ни при чем. Не их почерк.

— Пока нам ясно, — произнес внимательно слушавший Максимов, — что женщина не местная. Будь она местной — давно бы хватились. Вот и Федор Андреевич утверждает, что никто из женщин из села не уезжал. Скорее всего приезжая. Значит, особое внимание — электричке. Надо поговорить с обходчиком, может, он заметил, кто из местных ехал электричкой, а в городе выяснить состав поездных бригад. Поспрашиваем у них. Жаль, конечно, фото ее нет, только об одежде говорить придется.

— Завтра с утра я поеду в управление, посмотрю старые дела, — вставил, расхаживая по комнате, Вальков. — Может, хоть ориентировочно подойдет. Хотя вряд ли, времени мало прошло, если и сообщили в милицию, ориентировки могли не подойти. Сейчас мне пока что абсолютно ясно только одно: убийца и потерпевшая знали друг друга.

— Чем подкрепишь свои слова? — спросил Максимов.

— Силой-то в электричке не повезешь. Значит, была знакома со спутником или спутниками. Удар по голове ей был нанесен в спокойной обстановке, когда она этого не ожидала. Каких-либо следов борьбы мы ведь не заметили. На теле ни царапины. Платье, белье — все цело. Туфли отсутствуют — это легко объяснимо, выкинули где-нибудь подальше или в камыши забросили.

— А не допускаешь ли ты возможности, что женщина ехала в гости к кому-нибудь из окуневских, в электричке познакомилась со случайным попутчиком, и тот убил ее с какой-то целью. Затем, дождавшись темноты, бросил в озеро.

— Это маловероятно, — решительно возразил Вальков. — Ты, наверно, забыл про веревку и мешок. Твой так называемый случайный попутчик бежал бы сразу без оглядки, а не тащил ее неизвестно куда. Ведь они незнакомы. Убил человек, которому не просто нужно было ее убрать, а вообще спрятать, стереть с лица земли. Надо сказать, что ему это чуть не удалось. Отсюда вывод один: установить личность убитой. Тогда сразу сдвинемся с мертвой точки.

— Имя-то ее нам известно — Лида, — вставил Шустов. — Впрочем, одного имени тоже недостаточно. Да и Лида ли она? Найденный в карманчике носовой платок с вышитым именем — весьма относительное доказательство этого.

Максимов немного помолчал, затем встал и, расхаживая по небольшой комнате, произнес:

— Все, что ты говорил, Кузьмич, — золотые слова. По-видимому, были они. знакомы, неплохо, наверно, знакомы, и убийство, конечно, спланировано заранее, впопыхах так не подготовишь. Ты, я чувствую, больше склоняешься к тому, что убийца не местный, приехал вместе с ней, знал раньше эти места и под каким-то предлогом завлек ее на берег. Хорошо, если бы оказалось так. Тогда у нас появляется возможность сузить круг поисков. Она или жена, или любовница убийцы, мешает ему в чем-то. Допустим, он намерен уйти от нее, а она препятствует этому, устраивает сцены ревности. Ей могут быть известны компрометирующие мужчину сведения.

— Короче, ты больше склоняешься к бытовым мотивам убийства? — спросил Вальков.

— Ни в коем случае. Я ни к чему не склоняюсь заранее. Но как рабочая версия это пойдет. Если действительно так, то заявление об исчезновении поступит где-то в ближайшие

3

На следующий день утром Максимов поехал в бюро судебно-медицинской экспертизы. Чернобаев, судмедэксперт, уже ждал его, диктуя машинистке протокол вскрытия. По-видимому, ему оставалось продиктовать заключительную часть, и он, поприветствовав Максимова, продолжил:

— Смерть потерпевшей в возрасте двадцати–двадцати пяти лет наступила в результате перелома костей свода черепа с массивным повреждением вещества головного мозга. Это повреждение могло возникнуть от, удара тупым твердым предметом. По состоянию кожного покрова и внутренних органов можно сделать вывод, что труп находился в воде от четырех до шести дней.

— Каким, на ваш взгляд, может быть предмет, ставшей орудием убийства? — нетерпеливо спросил Максимов.

— Вы сами знаете, обычно это нелегко определить, но есть здесь одна деталь, на которую хотелось бы обратить внимание. Дело в том, что удар был нанесен не всей плоскостью предмета, а как бы двумя его крайними частями. То есть поверхность предмета была как бы вогнутой. И еще одно: между вмятиной в верхней части и местом основного приложения силы в нижней — расстояние около пяти сантиметров. По-видимому, площадь предмета, которым нанесен удар, именно такая. Вам это ни о чем не говорит?

Пауза продолжалась минуты две. Затем Максимов произнес раздумывая:

— Пожалуй, удар мог быть нанесен рукояткой пистолета. Тогда данные о расстоянии между защелкой и краем рукоятки мы передадим в криминалистическую лабораторию, пусть попробуют сказать нам что-нибудь о системе пистолета, а также направим туда веревку, диски и все остальное.

Вечером Максимову позвонил Вальков и сообщил, что по заключению экспертов веревки на трупе были завязаны морским узлом. По технике исполнения так завязать мог только моряк или специально тренированный человек.

4

Появления этого человека ожидали многие. И он наконец пришел. Пришел в десять часов двадцать минут утра в Октябрьский отдел милиции. На нем была покошенная синяя спецовка, из кармана которой торчали два обгрызенных карандаша. Красноватое лицо пожилого мужчины изрезали глубокие морщины, сильные узловатые пальцы были в царапинах и шрамах, в складках одежды застряла деревянная стружка. В походке его, движениях, выражении лица проскальзывала какая-то неловкость. Он робко сообщил об исчезновении дочери.

Ивану Платоновичу Семкину ни в суде, ни в прокуратуре раньше бывать не приходилось, поэтому он с тревогой наблюдал за приготовлениями следователя, неспокойно поглядывал на золотистые гербовые пуговицы мундира и непонятные знаки различия. От волнения руки его подрагивали.

Как можно приветливей Максимов сказал:

— Давайте познакомимся, Иван Платонович. Меня зовут Дмитрий Петрович, я следователь прокуратуры. В вашем заявлении меня кое-что заинтересовало. Хорошо бы уточнить некоторые детали, Сколько лет вашей дочери?

— Шестнадцатого апреля аккурат исполнилось двадцать три.

— Опишите подробней ее внешность.

— Ну, росточка она небольшого, мне до подбородка приходится, волос не белый, не черный, русый, одним словом. Глаза голубые. Плотная такая, в общем, точно моя Мария Федотовна в молодости. Живая такая же, хлопотливая.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Прошло, наверно, ден восемь. Мы ведь врозь живем, Года полтора, как ушла она со своим мужем, Горбачевым Костей, на квартиру. Видишь ли, родители стали мешать ему, вот и настоял он уйти. Она-то сама страсть как не хотела, все плакала, ну уж тут я ей сказал: “Дочка, ты теперь женщина замужняя, тебе за мужем идти, как нитке за иголкой, а наш дом всегда твоим будет”. Ну и ушли они. Мы, конечно, помогали всегда чем могли. А дочка их, внучка моя, Наталка, уже месяцев шесть, поди, у нас живет.