Искатель. 1981. Выпуск №1 - Страница 35
Все кончено, нет больше прежнего доверия, взгляд Лауры холоден и насторожен.
— А почему это вас так интересует?
Если я сейчас достану удостоверение, она замкнется окончательно. И тут меня осеняет. Я оглядываюсь, прикладываю палец к губам.
— Тсс! Интересуюсь не только я… Валера тоже…
Девушка нервно дергает поводок.
— К-какой Валера?
— Разве у вас их несколько?
— Имя довольно распространенное…
— Имеется в виду Валера Дьяков.
— Не знаю такого, — хмурится Лаура.
— Неужели? — Я вынужден сменить стиль: из скромного влюбленного превратиться в нагловатого посланца Валета. — А вот он тебя знает и помнит. Передай, говорит, Чернышу наше с кисточкой, а если не признается, покажи вот эту иконку. — Я вынимаю снимок и помахиваю им перед носом девушки.
Лицо Лауры проясняется.
— С этого бы и начал. А то темнит, строит из себя черт-те что, чушь собачью теребит. Где Валет, куда запропал?
— О берлоге, по некоторым соображениям, болтать не велено. Нужны хрустики, чтобы начать новую жизнь.
И снова неуловимо меняется ее лицо: оно становится жестким и твердым.
— Мы ему ничего не должны, расчет был полный.
— Все правильно, все о'кэй. Но он сейчас на мели…
— Какое наше дело? И почему это я должна доверять совершенно незнакомому мне человеку?
— Лаура, ты забыла — мы знакомы целую вечность. Меня зовут Дима, а это вот Демон — будущий медалист…
— Уникально интересно! Так вот, Дима, передай Валету, чтобы никого больше не подсылал, а приходил сам. Тогда и поговорим. Пошли, Джимми! Буду ждать завтра в это же время.
И она пошла прочь — красивая, фигуристая, предмет мечтаний и раздоров неуравновешенных юнцов. А я так ничего и не узнал о том, что же произошло на Гончарной. Я смотрю, как она удаляется легкой, стремительной походкой, и не знаю, что делать: следовать за Лаурой или подождать до завтра? А вдруг она больше не придет?.. Я быстро выхожу из парка, она в этот момент заворачивает за угол. Оглянулась, сердито погрозила пальцем. Я посылаю ей пламенный воздушный поцелуй. Ладно, рискнем, теперь ясно, в каком примерно районе она живет.
10
За спиной Бундулиса приоткрывается дверь, и я вижу в щелочку фасонистый пробор Леши Волкова. Отчаянно жестикулируя, он пытается выманить меня в коридор.
Бундулис неожиданно резко оборачивается.
— Леша?! Ты чего там семафоришь?
Волков вытягивается в струнку.
— Товарищ майор! Найден очень важный свидетель!
— Так давай его сюда, — оживляется Бундулис.
В сопровождении сияющего Волкова в кабинет входит отчаянно курносая девчонка, на пышных каштановых волосах лихо заломленный берет. Брови у нее такие высокие, словно она однажды сильно чему-то удивилась, да так и осталась навсегда удивленной.
— Проходи, проходи, Зина, — подбадривает Леша. — И повтори все, что мне рассказывала.
Девушка садится на краешек стула, быстренько оглядывает нас — кто тут главный? — и поворачивается к Бундулису.
— Я работаю на троллейбусе девятой линии. Вечером, конечно, народу мало, каждый пассажир заметен. Этого парня я увидела, когда он выбежал с улицы Садовой. Он мне замахал рукой и крикнул что-то. Я, конечно, подождала, пока он войдет, и только тогда тронула машину. В зеркальце, конечно, наблюдаю. И так обидно мне показалось — я как порядочная ждала его в ущерб графику, а он не соизволит билет прокомпостировать. Я, конечно, по микрофону напомнила: «Граждане, не забывайте компостировать билеты!» А он взял да на следующей остановке и вышел. Меня, конечно, потом совесть мучила: может, у парня при себе билетов не было, заставила пешком топать.
Зина замолкает, но галантный Бундулис мило улыбается ей, просит:
— Так, так, Зиночка, продолжайте. Все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно. Вы могли бы описать своего пассажира?
Девушка сдвигает брови к переносице, говорит, вспоминая:
— Он был в светло-зеленом плаще до колен… Волосы русые, вьющиеся немного…
Когда Зина, подписав протокол, выходит из кабинета, Бундулис поднимается из-за стола и начинает не спеша, то и дело останавливаясь, расхаживать по кабинету.
— Знаешь, Дим Димыч, — наконец говорит он, — в своих рассуждениях мы все время исходили из агрессивности преступника. И не без оснований. По свидетельству Ксении Борисовны, парень яростно наскакивал на девчонку. Пассажир такси добавил к этому, что тот кричал: «Предательница, ты мне всю душу истоптала!» Заметь, кстати, какой изысканный оборот… Так вот. У нас постоянно перед глазами беснующийся парень. Девчонка с ее крином: «Валера, не надо!» А где третий? Мы не знаем ни его примет, ни его имени, ни его реакции на происходившее. В своей версии ты впервые предположил, что он не был безучастным свидетелем, что он дал отпор ошалевшему ревнивцу. Вот почему, Дим Димыч, в развитие твоей гипотезы я выдвигаю свою: Валерой звали солдата, к нему относился крик девчонки. Что скажешь?..
Что я мог ответить — логика Бундулиса была безупречной. В сущности, я все время топтался вокруг одной-единственной версии — преступника звали Валерой. Да, конечно, в девяноста девяти случаях из ста испуганный женский возглас должен относиться к нападающему… Кроме того, о третьем вообще не было известно, он всплыл совсем недавно. Слабые утешения! Кто впервые назвал имя Валера? Сеглинь! Это он в ответ на мой звонок сообщил, что таксист вспомнил имя преступника. А за полчаса до этого ввалился Рябчун с фотографией Валерки Дьякова… Вот они, истоки ошибки, которая вывела следствие на ложный путь.
Бундулис сел рядом, приобнял меня за плечи.
— Выше голову, Дим Димыч! Это всего лишь предположение, очень может быть, что оно не подтвердится. Его надо проверить сегодня же при встрече с Лаурой. Незаметно подведи разговор к солдату и, улучив момент, назови его Валерой. Интересно посмотреть, как она прореагирует… Сходить, что ли, мне с тобой, постоять в сторонке?.. Нет, не пойду, думаю, ты и сам сделаешь нужные выводы. Если моя версия верна, это значительно усложняет розыск. Теперь преступником может оказаться Андрей, Николай, Константин… словом, имя перестало быть главным ориентиром.
— Товарищ майор, может, не дожидаясь вечера, задержать Лауру? Ведь знает же она преступника, знает!
— Остынь, кипяток! Задерживать Лауру у нас нет оснований. Что мы ей предъявим? Пакеты, которые передавал Валет? Но сейчас почти невозможно установить их содержимое. Единственное, что нам дозволяет процессуальный кодекс, — пригласить ее в качестве свидетеля. Но вряд ли она захочет нам помочь.
— Точно, Ивар Янович! При нападении на таксиста Лауры не было. Это позволяет ей делать вид, что она ничего не знает ни о преступлении, ни о преступнике.
— Вот видишь, тем более нельзя пороть горячку. Иди и хорошенько продумай план встречи с Лаурой. Потом зайдешь, уточним детали.
Когда я подходил к своему кабинету, из него тихо выскользнул худенький мальчуган с оттопыренными, как у мышки, ушами. Вид у Мышонка был скорбный и покаянный — похоже, только что исповедовался Бурцеву в грехах. Но едва дверь за ним захлопнулась, как мальчишка разудало гикнул и припустил по коридору.
— Видал, как надо воздействовать? — горделиво спросил Бурцев. — Плотненько я с ним побеседовал, чуть слеза мальца не прошибла. Ты б так не смог, Дим Димыч, нет еще у тебя родительского опыта. Тонкая это вещь — детская психология…
Хотелось мне изречь что-нибудь ядовитое насчет воспитательного влияния, которое эффективно лишь в стенах кабинета, но решил промолчать, а он болтал как ни в чем не бывало, оживленно и радостно:
— Между прочим, Дим Димыч, спешу порадовать — окончательно установлено, что Валет непричастен к нападению на таксиста. Ты спросишь, кто вразумил? Мальчуган! Это ж не простой пацаненок, это третий соучастник кражи на комбинате! Сижу вчера в кабинете, уже совсем собрался домой, вдруг звонок из дежурки. Бурцев, спрашивают, тебе случайно шерсть не нужна? А что, говорю, дорого просят? Да нет, отвечает, тут один малец дарма отдает. Нам, правда, не доверяет, требует самого главного по шерсти. Спускаюсь, гляжу — сидит хлопчик и руками за мешки держится. За те самые, что я пятые сутки ищу. Как же, спрашиваю, ты их донес? А мне, отвечает, дядя Сережа помог. Ну я мигом сообразил, что за дядя. Это же Сергей Курсиш, я с ним на комбинате душеспасительную беседу имел. И видишь, проняло — разыскал второго помощника Валета. Так что теперь Дьяков не отвертится. И свидетели есть, и шерстка нашлась…