Искатель. 1980. Выпуск №5 - Страница 34

— Ну, видите ли, пятна были… Я полагал, что такой снимок стоило сделать. Я считаю, что при вскрытии следует фиксировать любую аномальность, а тем более в случаях убийства.

— Скажите, что вы находите аномального в этих пятнах?

— Они напоминают проколы кожи.

— Почему вы сразу не сообщили об этом, доктор?

— Меня об этом не спрашивали.

— Скажите, доктор, если человек правша и пользуется шприцем, наверное, он сделал бы себе укол на левой руке, как вы думаете?

— Конечно.

— Значит, вы полагаете, что эти проколы сделаны гиподермической иглой?

— Вполне вероятно.

В это время Бергер на цыпочках вошел в зал и занял место за столом между двумя своими помощниками. Его лицо пылало. Он был зол.

— Скажите, вы исследовали труп на предмет присутствия в нем морфия?

— спросил Мейсон, когда районный прокурор устроился в своем кресле.

— Нет.

— А на предмет содержания других наркотических средств?

— Нет. Я только определял причину смерти.

— Скажите, доктор, если сейчас провести эксгумацию тела, можно обнаружить в нем следы морфия?

— Дайте подумать. Когда произошло убийство?.. Да, я думаю, что можно.

Мейсон обратился к судье.

— Ваша честь, — сказал он, — я прошу вашего согласия на проведение эксгумации тела. Я подозреваю, что в момент смерти Дуглас Хепнер находился под действием морфия, который ему ввели те, в чьи руки он попал.

— У вас есть основания для такого утверждения? — спросил судья Моран.

— Много оснований, — ответил Мейсон. — Что было найдено в карманах пострадавшего? Сколько денег в банкнотах? Странички записной книжки, на которых имелись записи, исчезли, а вместо них вставлены новые листы. У пострадавшего были сигареты в серебряном портсигаре, но не было ни спичек, ни зажигалки. Одним словом, ничего такого, с помощью чего он смог бы зажечь сигарету. Не было и перочинного ножа. Я полагаю, что перед смертью Дуглас Хепнер оказался чьим-то пленником.

— Одну минуту, одну минуту, — со злостью выкрикнул Хэмилтон Бергер, вставая с кресла. — Все это лишь заявления, не подтвержденные фактами. Это домыслы защиты, которые невозможно доказать.

— Их действительно нельзя будет доказать, если мы похороним доказательства, — возразил на выпад Мейсон.

— Совершенно согласен, — отметил судья Моран. — Даже в том случае, если окажется, что пострадавший действительно получил дозу морфия, остальные утверждения доказать не представится возможным.

— Нет, это можно сделать с помощью тех фактов, которые я намерен представить в качестве доказательств, — твердо сказал Мейсон.

— Разрешение на эксгумацию дается только в крайних, я бы сказал чрезвычайных, обстоятельствах, — пояснил судья Моран и обратился к доктору Оберону: — Доктор, вы лично видели эти проколы на руке?

— Да, сэр.

— Что дало вам основание предположить, что они являются следами от иглы шприца?

— Состояние кожного покрова руки и характер проколов. Они могли быть сделаны только такой иглой и притом… незадолго до смерти.

— Тогда почему вы не пытались определить, какой препарат был введен?

— Я… мне сказали не делать этого.

— Кто вам сказал?

— Я позвонил районному прокурору и сообщил о своей находке. Он спросил мена о причинах, вызвавших смерть, и я ответил, что смерть наступила от пули калибра ноль тридцать восемь, проникшей в полость головного мозга через затылок. Он сказал: «Хорошо, причина смерти ясна. Что же вы еще хотите?» — и повесил трубку.

В зале воцарилась гробовая тишина.

— Я попытаюсь разъяснить это недоразумение, — сказал Бергер, поднимаясь со своего места, — ибо слишком хорошо знаю, как легко может дотошный представитель защиты перевернуть совершенно очевидные доказательства и превратить их…

— В данных обстоятельствах, — прервал его судья Моран, — это не имеет значения. Патологоанатом должен был полностью выполнить свои обязанности. Разрешите мне задать вам, доктор, несколько вопросов. Были ли на теле следы, говорящие о том, что пострадавший регулярно принимал наркотики? Иными словами, были ли на теле старые середы от уколов?

— Нет, сэр. Старых следов не было. Я очень тщательно осмотрел тело. Нам часто приходится иметь дела с наркоманами, поэтому я уверен, что для завзятого наркомана отверстий слитком мало.

Судья Моран в задумчивости потер подбородок.

— Защите предоставляется право… Суд намеревается отложить рассмотрение дела для более тщательного осмысления выявившихся фактов. Правда, мне не хотелось бы откладывать дело в столь ранний час, однако мы продолжим начну работу завтра с десяти утра.

После того как судья Моран поднялся со своего места, среди немногих зрителей, присутствовавших в зале заседания, возникло заметное оживление. Теперь во взглядах присяжных, которые они бросали на подзащитную, можно было прочитать гораздо больше любопытства, интереса к этой молодой женщине и даже в какой-то степени сочувствия.

Хэмилтон Бергер, с остервенением кидая в папку разбросанные по столу бумаги, отрывисто перебрасывался фразами со своими помощниками. Потом все трое покинули зал.

Делла Стрит крепко пожала Мейсону руку.

— Задали вы им задачку, шеф, — проговорила она.

Мейсон кивнул.

Женщина-полицейский, положив руку на плечо Элеонор, сделала ей знак следовать за ней и тоже вышла из зала. Пол Дрейк подошел к Мейсону.

— Что случилось? — спросил Мейсон.

Дрейк недоуменно пожал плечами, сказал:

— Близко мне не удалось подобраться, но Сюзанну я видел, когда она выходила из комнаты. Не задерживаясь, она прошла к лифтам и ушла из суда. Бледная как полотно и совершенно разъяренная. Ты бы видел, какой эффект это произвело на Бергера. По-моему, он только и искал случая покончить с собой. Как ты думаешь, Перри, что там у них произошло?

— Произойти могло только одно, — ответил Мейсон. — Показания Сюзанны Гренджер в чем-то противоречат показаниям Ричи. Ты сказал, что Сюзанна направилась к лифтам?

— Точно.

Мейсон нахмурился.

— Это значит, что Бергер посоветовал ей идти домой, а не сидеть в суде. Тогда мы вот что сделаем: вызовем ее повесткой в суд в качестве свидетельницы защиты. Он этого не ждет. После перерыва мы преподнесем ему сюрприз.

— Как ты узнал об этих булавочных уколах? — спросил Дрейк.

— Да очень просто. Рассматривая фотографии трупа, сделанные при вскрытии, я увидел один сильно увеличенный снимок кисти правой руки. Понимаешь, эта фотография не вошла в комплект, представленный суду, и не отвечала версии обвинения. Вроде бы не было видимых причин делать этот снимок. Я долго не мог понять, почему его сделали. Потом только сообразил, что патологоанатом сделал его на случай перестраховки. При первом рассмотрении я ничего не заметил. Правда, точки я видел, но это мог быть и брак при печати. Однако затем я пришел к выводу, что хирург не зря их сделал. Этим я и воспользовался. Это был мой последний, отчаянный шанс. И как только я воспользовался им, загадка была решена. Мне нужно было найти слабые места обвинения, и я их нашел.

— Ну и сколькими шансами теперь вы располагаете? — спросила Делла.

— Всего лишь одним, да и то чертовски маленьким, — признался Мейсон, покачав головой. — И все же я им воспользуюсь.

Мейсон, который битый час расхаживал по своему кабинету, погруженный в раздумья, наконец остановился и нарушил царившее в комнате молчание.

— Ты знаешь, Делла, чувствую, что я на пороге разгадки, но что-то не сходится. Ключ где-то здесь, рядом, а…

Вдруг Мейсон резко обернулся и возбужденно щелкнул пальцами.

— Нашел! Черт побери, ведь разгадка была у меня под самым носом! Как я не мог раньше догадаться?!

— Вы о чем? — спросила Делла.

— Помнишь, — сказал Мейсон, — когда мы пришли в Титтерингтон Эпартментс — дом, где жил Хепнер, — я пробовал разные ключи, пока не нашел тот, который открывал наружную дверь?

Делла кивнула.