Искатель. 1980. Выпуск №5 - Страница 18

Усталость, удар током, невероятный сон, авария «Малютки» — все это разом обрушилось на меня. Оцепенев, стоял я посредине лаборатории.

И вдруг огненные кольца снова поплыли перед моими глазами. Я почувствовал, что проваливаюсь в адскую пропасть, на дне которой пылал ослепительный диск.

Не могу передать свой ужас, когда мне стало ясно, что я вновь пробудился в теле обезьяны. Можно было строить любые предположения по поводу первого эпизода, но оказаться в доисторическом лесу вторично… Нет!

И все-таки я снова в первобытном лесу. Но этот лес был уже иным. Не стебли и кустарники окружали меня, а стволы мощных деревьев. Они уходили высоко в небо, раскинув там широкие кроны. Мягкую болотистую землю покрывал влажный мох. Среди болезненно-светлой зелени виднелись маленькие желтые цветы. При каждом шаге почва чавкала, словно горестно вздыхая.

Лес был полон животных. Но странным было их поведение. Словно неведомая болезнь поразила обитателей леса. Животные передвигались вяло, пригнув голову к земле, стараясь укрыться в тени. Они явно сторонились светила.

Да, лес вокруг был иным. И обезьяна, тело которой стало моим телом, тоже была другой. Это был крупный самец, покрытый короткой шерстью. Длинные передние лапы почти достигали коленей. Лапы ли? Я увидел хорошо развитую гибкую ладонь, подвижные пальцы с плоскими, хотя и острыми, когтями. Нет, это уже не лапа. Это рука.

Ступни ног трансформировались менее заметно, хотя и стали шире. Во всяком случае, теперь животное гораздо легче сохраняло равновесие, передвигаясь на двух конечностях.

Кто же это существо? Еще не человек, но уже не животное.

Постепенно отчаяние вновь овладело мною. Это не сон и не бред, говорил я себе. Но что произошло? Какой волной унесло меня из XX века на миллионы лет назад? Причем унесло только мой разум. Я лихорадочно перебирал самые смелые гипотезы моего времени и даже… сюжеты фантастических романов, но ответа не находил.

Между тем обезьяночеловек шел вдоль быстрого ручья, который огибал горную гряду. Я заметил, что он старательно обходит освещенные солнцем места. И еще я понял, что ему нездоровится. Он не был серьезно болен, но его организм, упорно сопротивляющийся какому-то резкому недомоганию, уже ослабевал в этой борьбе.

Внезапно у него закружилась голова, он устало опустился на землю, тяжело дыша и бессмысленно глядя перед собой.

На той стороне ручья в скале виднелась расщелина, вернее, узкий вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой. Бесчисленное количество раз проходил обезьяночеловек мимо этого места, не обращая никакого внимания па пещеру. Он и сейчас равнодушно прошел бы мимо, если бы не этот острый приступ слабости. Взгляд его задержался на входе в пещеру. Видимо, в его дремучем сознании мелькнула какая-то мысль.

С трудом поднявшись, он вброд перешел ручей и несмело влез в пещеру. Пещерка была небольшая, сухая и хорошо проветривалась. Хрипло дыша, существо растянулось на полу.

Не знаю, сколько прошло времени — может, двадцать минут, может, полчаса, но вдруг я с удивлением обнаружил, что состояние обезьяночеловека заметно улучшилось. Исчезла ноющая головная боль, болезненная вялость. Я стал догадываться, что это связано каким-то образом с тем, что пещера надежно оградила обезьяночеловека от действия солнечных лучей. Неужели в те времена солнце таило в себе такую опасность? Однако поразмыслить над этим явлением я не успел,

Обезьяночеловек захрапел. Как это ни странно, вместе с ним уснул и я.

Пробуждение мое было медленным и болезненным, словно я выплывал из небытия. Где я окажусь теперь? В доисторическом лесу? В моем XX веке?

Я открыл глаза (если только в данном случае это выражение приемлемо) и с горечью убедился, что по-прежнему нахожусь в чужом теле. Но это было уже другое тело — тело Молодого Охотника эпохи Зари Человечества.

«Что ж! — сказал я себе. — Надо набраться мужества и ждать… В конце концов все должно объясниться… А пока… пока пусть все идет своим чередом».

Молодой Охотник был мускулист и кряжист, с грубой красноватой кожей. У него был низкий треугольный лоб, сильные надбровные дуги и тяжелый свинцовый взгляд, хотя по натуре он, кажется, был добрым малым. На квадратные плечи он накинул старую оленью шкуру, всю в прорехах и проплешинах.

Сейчас Молодой Охотник стоял в толпе своих соплеменников у подножия Священной скалы. Первобытные люди сбились в плотное полукольцо. У большинства был изможденный вид. Старики и старухи (им едва перевалило за тридцать) еле держались на ногах.

Странное чувство охватило меня при виде этих существ с лицами, словно наспех вытесанными из пористого камня. Даже обезьяна с ее звериными повадками произвела на меня менее тягостное впечатление, чем эти карикатурные творения, как бы пародирующие род человеческий.

Впрочем, детеныши первобытных людей были даже милы. В их черных глазенках светилось любопытство, они готовы были без устали возиться в пыли. Малыши искали какие-то стебли, выковыривали из земли белые хрустящие корни и совали их в рот.

Молодой Охотник то и дело поглядывал на Быстроногую. Она почти не сутулилась, золотистая шерстка покрывала только ее плечи и ноги. Сквозь грубые черты ее лица, такие же грубые, как и у других, пробивалось тем не менее нечто светлое и нежное… Да-да, не смейтесь, пожалуйста, на земле зарождалась красота…

И, поняв это, я преисполнился если не симпатии, то сочувствия по отношению ко всему племени.

Между тем первобытные люди обсуждали вопрос, право на который история признает лишь за их далекими потомками: «Быть или не быть?»

Внутри полукруга друг против друга стояли Вождь и Вещунья — тощая высокая старуха с жесткими белыми волосами, делающими ее голову похожей на большой одуванчик.

Вещунья проговорила лающим хриплым голосом, раскачиваясь из стороны в сторону и полузакрыв глаза:

— Охотники опять вернулись ни с чем. Уже много дней мы не ели мяса. Завтра нужно идти на охоту в Нижний Лес.

— Идти в Нижний Лес, — бессмысленно повторила за ней вся толпа.

Должен оговориться, что речь людей была примитивной, даже убогой. И если здесь я вкладываю в их уста грамматически правильные фразы, то делаю это только для ясности и точной передачи смысла сказанного.

— Но в Нижнем Лесу охотятся Рыжеволосые, — набычившись, отвечал Вождь — очень крупный и сильный, с широким сплюснутым носом и большим ртом, почти пастью. Чувствовалось, что Вождь и Вещунья — враги.

— Нужно выгнать Рыжеволосых из Нижнего Леса и овладеть их пещерой. — Старуха запрокинула кверху уродливое лицо, не лишенное, однако, выразительности.

— Выгнать Рыжеволосых, — вторили остальные, и первобытный ужас оживил их маленькие глазки.

— Мы не можем выгнать Рыжеволосых. Они сильнее. У нас мало мужчин. Очень многие не вернулись с охоты. — Вождь был тверд.

— Духи Солнца помогут нам стать сильнее! — вдруг пронзительно закричала Вещунья. — Надо просить духов, и они помогут нам.

— А нельзя ли попросить духов помочь нам на охоте?

— Не оскорбляй духов, ты поплатишься за это, — угрожающе произнесла Вещунья. Затем повернулась лицом к Священной скале и вознесла руки к небу, что-то напевая. — Станьте пылью, люди племени Само! Просите у духов помощи!

Все племя упало на землю, распластавшись в пыли. Мужчины, женщины, старики, дети извивались всем телом, катались на земле, натыкаясь друг на друга, и выли на одной ноте низкими грубыми голосами. Так продолжалось довольно долго.

Внезапно старуха обернулась, ее всклокоченные седые волосы походили на ореол.

— Духи Солнца услышали нас! — закричала она. — Радуйся, племя Само! Духи услышали нас!

Раздался восторженный вопль, который по знаку Вещуньи сменился абсолютной тишиной. Старуха обвела толпу безумным взглядом.

— Духи требуют жертву, — сказала она, — они будут ждать до завтрашнего вечера. Если мы их не задобрим, нас ждет страшная беда.

— Завтра я сам поведу охотников! — воскликнул Вождь.

Итак, вопрос был решен. Вещунья осталась у скалы, чтобы продолжить беседу с духами, а остальные вслед за Вождем побрели к своей пещере. Чем дальше удалялось племя от скалы, тем увереннее становился Вождь. Здесь, в пещере, его власть была неограниченной.