Искатель. 1980. Выпуск №4 - Страница 12
Грохнув кулаком по столу, Ягайло вскочил на ноги, метнулся вначале в угол комнаты, затем остановился против Адомаса.
— Прежде опасался только русичей, а теперь я должен не верить и своим литовским князьям и боярам! Как могу идти на Русь, если в самой Литве вокруг меня измена?
— Великий князь, мои люди неотступно следят за всеми твоими врагами, будь они русскими князьями или литовскими боярами. Надо бы вырвать их змеиные жала, но не пришло время. А потому жди своего часа.
— Сколько ждать, боярин? Московский Дмитрий со всей своей ратью уже выступил из Коломны против Орды, а от Мамая ни слуху ни духу. Я не могу спокойно сидеть и ждать, видя, что победа уходит из моих рук.
— О какой победе ты говоришь, великий князь?
— Мои братья остались одни, князь Дмитрий уже не в состоянии помочь им, а Владимир Серпуховский с его малой дружиной не страшен мне. Я могу разбить моих братьев поодиночке, пока они разобщены, а затем двинуться на Москву. И пусть тогда Мамай попробует сказать, что Литва не помогла ему.
— Твои братья не новички в воинском деле, великий князь, и разбить их будет не так просто. А потому надо ждать. Недолго уже осталось. Час назад ко мне прискакал гонец с южного порубежья, сообщил, что их дозор видел в степи татарский чамбул в тысячу сабель. Он идет в нашу сторону, думаю, что это и есть гонец от Мамая.
Глаза Ягайлы весело блеснули.
— Боярин, ты исцелил меня! Но смотри, чтобы другую грамоту я получил от Мамаева гонца, а не из чужих рук, как прошлый раз.
— Великий князь, грамота оказалась настоящей, а боярин Векша верен нам как собака. Клянется, что отбил ее у казаков-ватажников.
— Тысяча сабель не сто, — радостно говорил Ягайло. — Целый чамбул будет не по зубам степным разбойникам.
— Я вышлю навстречу гонцу еще пять сотен панцирников. Но, кроме этого, я решил и другое. Выслушай меня, великий князь…
11
Осторожный стук в дверь прервал разговор князя Данилы с Боброком и воеводой Богданом.
— Княже, дозволь весть передать, — донеслось из-за двери.
— Входи, — громко сказал князь Данило.
Вошедший слуга остановился у порога.
— Княже, какой-то человек хочет видеть тебя. Говорит, что однажды встречался с тобой на охоте, и уверяет, что ты будешь рад видеть его.
Князь переглянулся с Боброком.
— Говорит, что встречался со мной на охоте? Невелик ростом, горбат, кутается в плащ? Таков или нет?
— Таков, княже. Уродлив и пакостен на вид.
— Где он?
— Остался на тропинке у трех камней. Сказал, что будет ждать.
— Хорошо, иди.
Едва за слугой закрылась дверь, князь Данило взглянул на Боброка.
— Это он, боярин. Тот самый, о котором я тебе говорил.
Боброк потеребил свою небольшую аккуратную бородку.
— Помню, князь, хорошо помню. Много думал о нем и о его известии, да только ни к какому выводу так и не пришел. Непонятный он для меня человек, странным кажется его поступок, и нет оснований ни верить ему, ни подозревать в злом умысле.
— Люди предают из-за золота или из ненависти, и если отпадает одно, то остается другое.
Боброк встал из-за стола.
— Ладно, князь, хватит нам гадать с тобой, как бабам-ворожеям, давай лучше посмотрим на твоего ночного гостя. Может, на месте и решим, что он за человек.
— Добро, боярин.
Князь тоже встал, положил руку на плечо воеводы Богдана.
— Мы пойдем, а ты подожди нас здесь, воевода. Рано тебе еще ходить со мной, пусть Адомасовы глаза и уши думают, что ты в опале у меня.
Он отворил скрытую в стене за ковром потайную дверь и исчез за ней вместе с Боброком…
Тропа возле трех больших камней-валунов была пуста, и князь уже хотел окликнуть конюшего, как тот сам выступил из-за одной из этих глыб. Он был все в том — же темном плаще с капюшоном. Что-то от хищной ночной птицы было в его черной, согнутой фигуре.
— Вечер добрый, князь, — тихо проговорил он, отвешивая низкий поклон. — Вечер добрый и тебе, боярин Боброк, верный слуга московского князя Дмитрия.
Боброк, закутанный в плащ до самых глаз, отчего его яйцо было невозможно рассмотреть, невольно сделал шаг назад.
— Откуда знаешь меня, холоп? — спросил он, впиваясь глазами в черную фигуру. — Видел меня где?
Хриплые, булькающие звуки, напоминающие человеческий смех, донеслись из-под плаща, которым был прикрыт рот конюшего.
— О нет, боярин Боброк, никогда я тебя не видел.
— Тогда как сумел узнать меня? Говори, холоп!
— А посуди сам, трудно ли это. Я знал, что ты в Литве, в этих местах, что держишь связь с князем Данилой. И кого еще он мог привести с собой, чтобы решить, стоит ли верить мне? Князь Данило горд и знатен, он не стал бы слушать советов человека ниже его по родовитости. А потому он мог привести с собой только тебя, боярин Боброк, равного по знатности и по уму, человека, которому верит как самому себе, с которым вместе делает одно общее дело. Как видишь, боярин, не такая уж это сложная задача.
— Что ж, холоп, ты не ошибся, перед тобой действительно русский боярин Дмитрий Волынец. Ты правильно сказал, что у нас с князем одно общее дело и потому нет друг от друга секретов.
Черная фигура конюшего, все время стоявшего неподвижно, качнулась, голова с капюшоном повернулась в сторону князя.
— Князь Данило, твой воевода Богдан вчера вечером ждал у родника в Волчьей балке гонца от боярина Боброка. Скажи мне, дождался ли он его?
— Того гонца все еще нет.
— Его и не будет, князь. Никогда больше боярин не увидит своего ближайшего слугу Иванко, а ты своего вернейшего десятского Бориса.
— Что ты о них знаешь, литвин?
— Я видел их сегодня утром в подземелье великокняжеского замка. Оба мертвы. Мне удалось узнать, что их перехватили люди Адомаса.
— Что ты знаешь еще? — спросил Боброк.
— При них нашли твои письма, боярин. И те, что писал ты, и те, что пересылал от князя Андрея Ольгердовича. Сейчас люди боярина Адомаса пытаются разгадать твою тайнопись, боярин Боброк.
— Опять воевода? — отрывисто спросил князь Данило.
— Да, князь, опять он. Ты, видно, не поверил мне прошлый раз — и вот результат. Но это дело твое, не мне давать тебе советы.
— Прошлый раз мы сомневались в твоих словах, литвин, а сейчас верим тебе полностью, — сказал Боброк. — Ты много сделал для нас, и мы благодарны тебе за это.
— Если ты хочешь отплатить мне добром, боярин, отомсти моему и вашему врагу — Адомасу.
Князь Данило удивленно поднял брови.
— Но как сделать это?
— Князь, мы не дослушали конюшего, — сказал Боброк. — Мне кажется, у него есть план.
— Ты не ошибся, боярин. Вы оба сильны и здоровы, и потому я не знаю, поймете-ли меня, калеку, но все равно слушайте. Хил и немощен ваш враг, боярин Адомас, нет у него ни друзей, ни товарищей, и только одно удерживает его в этой жизни — непомерное тщеславие и жажда власти. Они ему заменяют все. Самое страшное для Адомаса — это почувствовать себя простым смертным, жалким и презираемым калекой. Надо обрезать единственную нить, которая заставляет его цепляться за жизнь. Именно это я и собираюсь сделать с вашей помощью.
Конюший замолчал, судорожно сглотнул, поочередно глянул на князя и боярина. Но те молчали, и он заговорил снова:
— Вся сила и могущество Адомаса в его близости к великому князю Ягайле. Чтобы уничтожить Адомаса, надо лишить его милости и благожелательности великого князя. Все остальное доделают его многочисленные и могущественные враги, которые только и ждут, когда он споткнется, чтобы втоптать его в грязь. Умен и осторожен боярин Адомас, хитер и изворотлив, но с твоим появлением, боярин Боброк, ушла от него былая удача. Не смог он поймать тебя, отбить твое золото, не смог помешать уходу полоцких дружин. Погибло в степи ордынское посольство, и пропала Мамаева грамота. Не сумел он захватить живьем твоего гонца с письмами Андрея Ольгердовича и до сих пор не может прочесть их. Недоволен им в последнее время великий князь, и сейчас можно нанести боярину Адомасу последний удар.