Искатель. 1980. Выпуск №2 - Страница 41

— В прошлую субботу я тебя не видела, крошка Дэнни, — пропела она, вставляя ногу в стремя. — Где ты был?

— В Челтенхэме… мисс…

— Понятно. А в следующую субботу?

— Должен быть здесь.

С нарочитым высокомерием она приказала:

— Тогда, пожалуйста, в следующую субботу не забудь укоротить седельные лямки до того, как я буду садиться. Они очень длинные.

Она могла затянуть их сама, но жестом велела — давай работай. Она внимательно следила за мной, явно развлекаясь. Пока я затягивал лямку на второй застежке, она терлась коленом о мою руку и не так уж легонько пинала меня под ребра.

— Ох, крошка Дэнни, я тебя дразню, а ты словно каменный, — сладко проговорила она, наклонившись ко мне. — Такому красавчику не к лицу робеть перед девушками. Чего ты стесняешься, а?

— Не хочу, чтобы меня уволили, — сказал я, глядя прямо перед собой.

— К тому же еще и трус, — с издевкой усмехнулась она и, дернув поводья, ускакала.

Попадет она когда-нибудь в переплет, если будет продолжать в том же духе! Искусительница — и все тут. А ведь это только начало. Но до чего хороша собой! Ее садистские шуточки меня слегка раздражали, но ничего, переживем. А вот ее скрытый намек… только этого не хватало!

Впрочем, я тут же забыл о ней, вывел из денника Искрометного, вскочил ему на спину и поскакал к пустоши, где, как всегда, проводились резвые работы.

То ли из-за того, что шел дождь, то ли потому, что, в конце концов, была суббота, Уолли сжалился надо мной и после обеда не стал никуда меня посылать. Вместе с другими девятью конюхами я просидел часа три в кухне коттеджа, слушая, как ветер с визгом огибает углы домов, и наблюдая по телевизору за скачками в Чепстоу. Возле камина, испуская легкие испарения, сохли наши промокшие свитера, бриджи и носки.

Я положил перед собой на кухонный стол справочник скачек предыдущего сезона и сидел над ним, оперев подбородок о костяшки пальцев левой руки, а правой лениво листал страницы. Провал с досье на лошадей выбил меня из колеи, нагонял тоску и необходимость строить из себя темную личность, к тому же мне позарез не хватало жаркого солнца, под которым я привык находиться в это время года. А не допустил ли я вообще ужасную ошибку, согласившись на весь этот маскарад? Но теперь выхода нет: я взял у Октобера деньги и тем отрезал себе пути к отступлению. Минимум на несколько месяцев. При этой мысли мне стало совсем тошно. Я сидел ссутулившись, в унылом полумраке и бездумно тратил такое дорогое свободное время.

Конюхи, смотревшие телевизор, обменивались пренебрежительными замечаниями насчет жокеев и заключали мелкие пари на результаты заездов.

— На финишной прямой все станет на свои места, — говорил Пэдди. — От последнего барьера еще скакать и скакать… Только у Аладдина хватит сил, чтобы рвануть как следует.

— Ну да, — возразил Гритс. — Раковой Шейке тоже резвости не занимать…

С угрюмым видом я перебирал страницы справочника, наверное, уже в сотый раз и случайно в разделе общей информации наткнулся на карту ипподрома в Чепстоу. Здесь были карты-схемы всех основных ипподромов страны с изображением формы скакового круга, расположения барьеров, трибун, стартовых ворот и финишных столбов. Раньше я уже смотрел карты Ладлоу, Стаффорда и Хейдока, но ничего общего в них не нашел. Карт Келсо и Седжфилда в каталоге не было. После раздела карт на нескольких страницах шла информация об ипподромах, длине скаковых кругов, давались имена и адреса хозяев, лучшее время, показанное на этих ипподромах, и тому подобное.

Чтобы чем-то заняться, я открыл параграф, посвященный Чепстоу. Слова Пэдди «от последнего барьера еще скакать и скакать» были облачены в цифровую форму: двести тридцать метров. Я проверил Келсо, Седжфилд, Ладлоу, Стаффорд и Хейдок. На всех этих кругах финишная прямая была гораздо длиннее, чем в Чепстоу. Тогда я сравнил финишные прямые на всех ипподромах, упомянутых в справочнике, финишная прямая на центральном ипподроме страны «Эйнтри Гранд Нэшнл» была второй по длине. Самая же длинная — в Седжфилде, а на третьем, четвертом, пятом и шестом местах шли Ладлоу, Хейдок, Келсо и Стаффорд. На этих ипподромах финишная прямая как минимум равнялась тремстам шестидесяти метрам.

Итак, география здесь ни при чем. Почти наверняка ясно, почему люди, которых мы ищем, выбрали именно эти пять кругов: в каждом случае от последнего барьера до финишного столба надо было скакать больше трети километра.

Это была уже какая-то зацепка, пусть маленькая, — в общем хаосе наконец-то проступило логическое звено. Настроение у меня немного поднялось, я захлопнул справочник и в четыре часа вместе со всеми вышел во двор под назойливый, моросящий дождь и, как всегда, провел по часу с каждым из моих подопечных. Я чистил их до блеска, переворачивал и аккуратно стелил соломенные подстилки, таскал воду, держал им голову, когда с проверкой приходил Инскип, поудобнее укрывал их на ночь попоной и, наконец, скармливал им ужин. Как обычно, освободились мы только к семи часам, к восьми покончили с ужином, переоделись, а потом, набившись всемером в дышащий на ладан «остин», затряслись в сторону Слоу.

В баре, естественно, все шло своим чередом, бильярд, стрелки, домино, хвастливые россказни, беззлобные подначки. Я сидел и терпеливо ждал. Около десяти часов, когда парни уже опустошали свои стаканы и подумывали о том, что завтра рано вставать, в сторону двери направился Супи и, увидев, что я слежу за ним, головой кивнул мне на выход. Я поднялся, вышел следом и нашел его в туалете.

— Вот держи. Остальное во вторник, — безо всякого вступления буркнул он и, скривив губы, глядя на меня со свирепым прищуром — для пущего впечатления, — протянул толстый коричневый конверт. Я положил его во внутренний карман кожаной куртки и кивнул Супи. Потом, ни слова не говоря, не улыбаясь, я окинул его пристальным — мы тоже не лыком шиты — взглядом, повернулся на каблуках и ушел обратно в бар. Вскоре вернулся туда и он.

Вместе с парнями я снова забрался в «остин», и он повез нас по тряской дороге к конюшне, к теплой кровати, а на груди у меня уютно покоился конверт с семьюдесятью пятью фунтами и пакетиком белого порошка.

Октобер окунул палец в порошок и лизнул его.

— Я тоже не знаю, что это такое. — Он покачал головой. — Отдадим на анализ.

Я наклонился, погладил его собаку и почесал ей за ушами.

— Вы взяли у него деньги, и, если теперь не дадите лошади допинг, это будет большой риск. Вы понимаете?

Я усмехнулся.

— Не вижу ничего смешного, — серьезно сказал он. — Эти люди, когда захотят, могут так отделать ногами… Если вам сломают несколько ребер, пользы от этого не будет никому.

— Видите ли, — произнес я, выпрямляясь, — мне кажется, будет лучше, если Искрометный не выиграет… Мною едва ли заинтересуются нужные нам люди, если узнают, что я кого-то уже обвел вокруг пальца.

Вы правы. — В голосе его послышалось облегчение. — Искрометный должен проиграть. Но как быть с Инскипом? Не могу же я сказать ему, чтобы он велел жокею натянуть поводья?

— Не нужно этого делать, — убежденно сказал я. — Вы поставите их под удар. А если виноват буду я, это не страшно. Лошадь не выиграет, если завтра утром я подержу ее без воды, а потом напою из полного ведра прямо перед заездом.

Он озадаченно взглянул на меня.

— Я вижу, вы кое-чему научились.

— У вас бы волосы встали дыбом, услышь вы то, что слышу я.

Он улыбнулся.

— Ну хорошо. Наверное, другого выхода у нас нет. Интересно, что подумали бы в национальном Жокей-клубе о стюарде, который вместе со своим конюхом замышляет остановить фаворита? — Он рассмеялся. — Родди Бекетта я предупрежу… А ведь для Инскипа, для конюхов смешного тут будет мало — они, скорее всего, будут ставить на Искрометного. Я уж не говорю о всех остальных — люди просто потеряют свои деньги.

— Это верно, — согласился я.

Он сложил пакетик с белым порошком и сунул его обратно в конверт с деньгами. Семьдесят пять фунтов мне выплатили новенькими пятерками с последовательно идущими номерами — кто-то здорово сглупил. Мы договорились, что Октобер заберет деньги и попробует узнать, на чье имя они были выданы.