Искатель. 1980. Выпуск №2 - Страница 36

— Если ты обыграл Супи, тебя надо брать в команду.

— Что за команда? — спросил я.

— Команда нашей конюшни. Мы разыгрываем с другими конюшнями что-то вроде первенства йоркширской лиги. Иногда мы ездим в Мидлхем, Уэтерби или Ричмонд, иногда они приезжают сюда. Супи — лучший игрок в конюшне Грейнджера. А может, ты ободрал его случайно?

Я бросил подряд три стрелки. Все они легли на кольцо двадцатки. Откуда у меня это — не знаю, но бросаю я всегда точно.

— Все, приятель, ты в команде и не вздумай отказываться.

— А когда следующий матч? — спросил я.

— Пару недель назад мы играли здесь. Теперь — в следующее воскресенье, в Берндейле.

На выходные приехали сын и две дочери Октобера, старшая — в ярко-малиновой ТР4, а близнецы — без излишнего шика — в одной машине с отцом. Все трое, будучи дома, всегда ездили верхом, и Уолли велел мне оседлать двух лошадей (Искрометного — для себя, вторую лошадь для леди Патриции Таррен) и выехать с первой группой.

Леди Патрицию Таррен я увидел в туманной дымке раннего утра, когда помогал ей сесть в седло. Редкостная красавица с бледно-розовым ртом и густыми, загнутыми кверху ресницами — и хорошо знает, как ими пользоваться. Одета в яркий черно-белый жакет, поверх каштановых волос зеленая косынка.

— Ты новенький, — заявила она, глядя на меня сквозь ресницы. — Как тебя зовут?

— Дэн… мисс, — ответил я. Как обращаться к дочери графа? Понятия не имею.

— Так… Ну, подсади меня.

Я послушно встал рядом, но когда наклонился помочь ей, она вдруг провела рукой по моим волосам, шее и поймала пальцами мочку правого уха. Острые коготки вонзились в кожу. В глазах я увидел дерзкую усмешку, но не пошевелился и стоял молча. Тогда она хихикнула, отпустила ухо и медленно натянула перчатки. Я подсадил ее в седло, она чуть нагнулась взять поводья, и пушистые ресницы оказались возле моего лица.

— А ты красавчик, крошка Дэнни, — проворковала она. — Какие черные глазки — просто загляденье!

Я совсем растерялся — как реагировать конюху, когда такое ему говорит дочка графа? Она засмеялась, чуть пришпорила лошадь и неторопливо выехала со двора. В двадцати шагах от меня Гритс подсаживал на лошадь ее сестру, и в тусклом свете я увидел, что она гораздо светлее младшей и почти так же красива. Бедняга Октобер, помоги ему Бог! Ведь за такими красотками нужен глаз да глаз!

Я повернулся идти за Искрометным и увидел перед собой восемнадцатилетнего сына Октобера. Парень сильно походил на отца, но до отцовской солидности и властности ему пока было далеко.

— Не стоит принимать Патрицию слишком всерьез, — сказал он ровным, усталым голосом, оглядывая меня сверху донизу. — Она любит розыгрыши. — Он кивнул и зашагал к своей лошади. Это было похоже на дружеский совет-предупреждение. Если его сестра разыгрывает подобным образом всех мужчин подряд, ему не впервой давать такие советы.

Посмеиваясь про себя, я вывел Искрометного из денника, сел в седло, выехал из ворот конюшни и по тропинке направился к вересковой пустоши. Впереди силуэты лошадей уже огибали холм, в воздухе стоял утренний морозец, и из их ноздрей вырывались белые струйки.

Сам Октобер вместе с собакой приехал к пустоши прямо на «лендровере» — посмотреть, как работают лошади. Я уже знал, что субботнее утро в конюшне — это самое горячее время, проводятся интенсивные резвые работы, и Октобер, поскольку конец недели он почти всегда проводил в Йоркшире, взял за правило по субботам присутствовать на тренировках.

Мы поднялись на вершину холма, и Инскип дал команду ездить по кругу, а сам разбил лошадей на пары и стал инструктировать наездников.

Мне он сказал:

— Дэн, галоп на три четверти. В среду у твоей лошади скачки. Не слишком гони ее, но надо посмотреть, на что она способна. — В пару Искрометному он отрядил одного из лучших резвачей конюшни.

Пришел наш черед, и лошади рванулись со старта. Я вырастил, подготовил и объездил бессчетное множество лошадей у себя, в Австралии, в Англии же я скакал на хорошей лошади впервые, и мне было интересно сравнить Искрометного с австралийскими скакунами. Он шел длинным, размашистым галопом, без особых усилий держась вровень с именитым соперником, и хотя резвость наша, как видел Инскип, не превышала трех четвертых максимума, было ясно, что Искрометный в отличной форме и к предстоящему состязанию готов.

Вместе со вторым наездником мы остановились перед Октобером и Инскипом, чтобы они могли оценить состояние лошадей, послушать их дыхание. Ребра Искрометного ходили легко: дыхания он почти не потерял. Двое мужчин одобрительно кивнули, мы соскочили с лошадей и стали водить их по лужайке, давая остыть.

С дальнего конца прямой пара за парой мчались лошади, наконец прошли последние, которых пускали уже не галопом, а кентером. После окончания работ почти все конюхи снова сели верхом, и лошади затрусили обратно к конюшне. Я садиться на Искрометного не стал, вел его в конце цепочки, а прямо передо мной верхом ехала старшая дочь Октобера, так что я даже не мог перекинуться парой слов с другими конюхами.

Когда она проезжала мимо низких кустов утесника, оттуда с криком, громко хлопая крыльями, вылетела птица, и лошадь, взбрыкнув передними ногами, шарахнулась в сторону. Девушку кинуло вправо, и она оказалась почти у уха лошади, но ей удалось удержаться в седле. От сильного натяжения лопнул стременной ремень, и стремя, звякнув, упало на землю.

Я наклонился и поднял его, но ремешок порвался, и закрепить стремя было нельзя.

— Спасибо, — поблагодарила девушка. — Немножко не повезло.

Она слезла с лошади.

— Ничего не случится, если немного пройдусь.

Я взял у нее повод, собираясь вести двух лошадей, однако она забрала его обратно.

— Вы очень любезны, — сказала она, — но я вполне управлюсь с ней сама. — Дорожка в этом месте была широкой, и мы пошли рядом.

Вблизи оказалось, что на свою сестру Патрицию она совсем не похожа. Блондинка, волосы гладкие с серебристым отливом, подхвачены голубой косынкой. Светлые ресницы, серые ясные глаза, резко очерченный улыбающийся рот. И умение держаться изящно, с достоинством. Некоторое время мы просто шли и молчали.

— Какое роскошное утро, — сказала она наконец.

— Роскошное, — согласился я. — Только очень холодное. — Англичане всегда говорят о погоде, и если в ноябре выдался ясный денек, такое событие просто нельзя обойти молчанием. А у нас сейчас дело идет к жаре, к лету…

— Вы в конюшне давно? — спросила она еще через минуту.

— Нет, всего десять дней.

— И как, нравится?

— Да, дело тут поставлено…

— Жаль, что мистер Инскип вас не слышит, — бесстрастно произнесла она.

Я взглянул на нее, но она с легкой улыбкой смотрела вперед вдоль дорожки.

Спустя сотню метров она спросила:

— А на какой лошади вы скакали? Кажется, я ее раньше не видела.

— Ее привезли только в среду… — Я рассказал ей об Искрометном все, что знал: откуда он взялся, какие у него возможности, шансы.

Она кивнула.

— Вы будете довольны, если он выиграет какие-нибудь скачки. Радостно сознавать, что твой труд не пропадет даром.

— Конечно, — согласился я. Странно слышать такие рассуждения от дочки графа.

До конюшни было уже совсем близко. — Извините, пожалуйста, — мягко произнесла она, но я не знаю, как вас зовут.

— Дэниэл Рок, — ответил я. За последние десять дней мне приходилось отвечать на этот вопрос Бог знает сколько раз, но почему-то именно ей мне захотелось представиться полным именем.

— Очень приятно. — Она помолчала («Боится меня смутить», — не без удовольствия подумал я), что-то решила и продолжала ровным, спокойным голосом:

— Лорд Октобер — мой отец. А я Элинор Таррен.

Мы подошли к воротам конюшни. Я шагнул в сторону, пропуская ее вперед, и она приняла этот жест учтивости с дружеской, но ни к чему не обязывающей улыбкой, потом вошла во двор и повела лошадь к деннику. «Чудесная, обаятельная девушка», — вскользь подумал я, принимаясь за работу: отер круп Искрометного от пота, вымыл ему ноги, причесал гриву и хвост, протер губкой глаза и рот, расправил соломенную подстилку, принес сена и воды, затем проделал все то же для лошади, на которой ездила Патриция. Ох, Патриция, ее я чудесной не назвал бы.