Искатель. 1980. Выпуск №2 - Страница 3

Боцман громко докладывал каждый метр пройденной глубины. Пискляво прожужжала лебедка, подняв перископ. Он был еще под водой, и Крашенинников заранее повернул его призмой в сторону, где должен находиться парусник. Сначала был виден только зеленовато-голубой сумеречный свет, но в окуляре постепенно светлело, и наконец он будто вспыхнул от яркого буйства солнечного дня. Головка перископа вышла из воды.

— Ага, вот он! — прошептал Крашенинников, чуть повернув перископ, затем обвел им вкруговую по всему горизонту. На море ничего не изменилось: в окуляре по-прежнему только шхуна. И тогда он решился. Подал команды:

— Опустить перископ! Артрасчеты в центральный пост| Боцман, всплывай!..

Море еще омывало палубу, а Крашенинников, лейтенант Федосов, командир артиллерийско-торпедной боевой части, и комендоры уже выскакивали из рубочного люка и бежали к пушкам.

На паруснике заметили всплывшую подводную лодку, засуетились, забегали. На мачтах прибавилось парусов. Шхуна накренилась, круто поворачивая, и понеслась прочь от подводной лодки.

Взобравшись на крышу рубочной кабины, боцман замахал флажками, вызывая парусник. Под диктовку командира он просемафорил на шхуну приказ из Международного свода сигналов: «Остановиться и лечь в дрейф! При неисполнении открываю огонь!»

Крашенинников поднял бинокль к глазам и навел на судно. На сигналы оно не отзывалось, хотя боцман и повторял их беспрестанно. На палубе и мостике шхуны не было видно ни души.

— Вот дьяволы! — плюнул в сердцах Крашенинников и приказал лейтенанту Федосову: — Предупредительный выстрел! Да гляди не врежь в него, дуролома!

Отрывисто грохнула носовая пушка. Воздух еще звенел и вибрировал, когда из воды перед форштевнем парусника поднялся снарядный всплеск. Судно рыскнуло на курсе и начало новый поворот.

Командир показал Федосову три пальца. И тут же лейтенант скомандовал артиллеристам:

— Три снаряда впереди по курсу судна, беглым — огонь!

Выстрелы прозвучали почти слитно, отдавшись в ушах долго не смолкавшим громовым рокотом. Впереди шхуны поднялся частокол из водяных фонтанов. Она снова резко повернула и, не отвечая на сигналы с подлодки, уходила зигзагами.

Крашенинников дал полный ход обоими электродвигателями, и распорядился готовить дизели к работе в позиционном положении. Он изменил курс лодки, развернув ее так, чтобы могли стрелять оба орудия. Со шхуной не сближался, хотя дистанция стрельбы для его сорокапяток была еще великовата. Решил быть осторожным до конца. Его злило упрямство шведского дурака-капитана, который из-за трусости или, наоборот, лихачества подставляет свое судно и экипаж под огонь пушек, злило его и то, что, участвуя в этой навязанной ему игре в кошки-мышки с парусником, он может стать. мишенью для гитлеровских самолетов: день-то вон какой ясный, самый что ни на есть летный.

Очередных три снаряда легли с небольшим перелетом впереди шхуны, три последующих — за ее кормой. Расстояние между нею и подводной лодкой Крашенинников сохранял неизменным. И тогда случилось то, чего он не ожидал.

Синий флаг с желтым крестом на бизани шхуны исчез. На его месте по ветру распласталось полотнище с раскоряченным пауком-свастикой. В тот же миг снизу, из люка, высунулась голова штурмана. Лицо у него было багровое, в белых пятнах. Задыхаясь от быстрого подъема по крутому трапу, он выкрикнул:

— Товарищ командир, парусник радирует открытым текстом по-немецки: «Всем! Всем! Всем! Атакован советской подводной лодкой! На помощь!»

Крашенинников махнул рукой штурману и повернулся к Федосову:

— Огонь на поражение!

Воздух содрогнулся от слитного протяжного грохота. На палубу со звоном упали стреляные гильзы.

Море перед парусником вспучилось, выбросило три начиненных огнем водяных смерча. Парусник- вильнул в одну, в другую сторону. На миг его скрыла поднявшаяся из волн и радужно светившаяся на солнце стена. Позади мостика шхуны сверкнуло несколько ярких вспышек, взметнулся язык пламени, и густо повалил дым, пачкая голубизну неба ядовито-черными пятнами.

Паруса на мачтах шхуны вдруг опали, и она, пройдя по инерции какое-то расстояние, остановилась. К топу фок-мачты торопливо поползли пестрые флаги.

— Что они? — спросил Крашенинников у боцмана. Тот уже быстро листал пухлый том свода международных сигналов.

— Застопорили ход. Просят разрешения спустить шлюпки и покинуть судно.

— Давно бы так, а то фокусничают, — удовлетворенно пробурчал Крашенинников и приказал прекратить огонь.

— Вот гады, под шведов рядились, думали, что мы лопушки и пропустим их за здорово живешь! Хрена два им! — радовался боцман.

— Запросите название судна, с чем, откуда и куда идет, — резко оборвал его командир.

Боцман замахал флажками. Ответ со шхуны докладывал по словам:

— Частная шхуна «Рози», порт приписки Кольберг. Экипаж семнадцать человек, капитан Шуккерт. Идет с железной рудой из Швеции, из Лулео, в Клайпеду… Товарищ командир, они по-русски шпарят, — удивился боцман. — Пишут: «Мы — мирный корабль… Нет оружие, нет пушка».

— Ответьте: исполняйте приказ! Немедленно оставить судно! Через пять минут открываю огонь! — злым голосом приказал командир.

«Ишь ты, «мирный корабль», а в трюмах — руда для снарядов и пушек… Да за один обман с флагом этого «мирного» стоило бы на дно без предупреждения отправить!» — гневно думал Крашенинников, рассматривая шхуну в бинокль. Вспомнился разговор со старпомом, и он пожалел, что все же был с ним излишне резок.

По его приказанию рулевой изменил курс, и подлодка начала медленно приближаться к лежавшему в дрейфе паруснику. С него уже спустили шлюпки, и в них скатывались по штормтрапам и прыгали прямо с борта обезумевшие от страха люди. Одна за другой шлюпки отошли от шхуны. В последнюю сел толстяк с портфелем под мышкой. Матросы гребли вразброд, и шлюпки вертелись почти на месте поблизости от шхуны. По ее палубе от борта к борту метался забытый командой большой черный пес.

Крашенинников пересчитал глазами людей в шлюпках. Их было семнадцать. Трое в бинтах «Видно, зацепило осколками», — решил он. Подлодка вышла к правому борту парусника. Здесь не было такого дыма. Крашенинников вгляделся в бинокль и ахнул. В борту судна зияла пробоина. С добрые ворота! Но шхуна не тонула. «Почему?.. Можно подумать, что в ее трюмах не железная руда, а пробка или пустые деревянные бочки!»

Из предосторожности командир еще раз изменил курс лодки и прекратил сближение с парусником.

— А еще какие сюрпризы? — пробормотал он вслух, ощупывая судно настороженными глазами. На мостике, в стенке штурманской рубки, показавшейся ему теперь излишне громоздкой для миниатюрного парусника, он увидел щели, похожие на амбразуры, а на крыше рубки — странную короткую трубу.

«Что это? Труба поворачивается?.. Да ведь это же перископ!..»

В тот же миг на палубе покинутого командой судна показалась и сразу скрылась чья-то голова.

Так вот каков этот «мирный корабль»!.. Крашенинников больше не колебался, приказал открыть огонь по шхуне.

Снаряды рвались на мостике, на кормовой надстройке судна, вздымая на большую высоту снопы огня, черного дегтярного дыма и деревянных обломков. Рухнула обращенная к лодке стена штурманской рубки, и взорам подводников открылась малокалиберная скорострельная пушка с тонким, словно игла, стволом. Вокруг станины пушки в безжизненных позах лежали артиллеристы. Из люковых тамбуров, дверей надстройки выскакивали и метались по палубе люди в форме гитлеровского военного флота. Шхуна заметно осела в воду и накренилась на правый борт. По наклонной палубе люди, как с горки, скатывались в море и пытались вплавь добраться до шлюпок, которые с началом обстрела убрались подальше от судна.

Крашенинников приказал приготовить к выстрелу торпедный аппарат, но не спешил использовать его. По правде говоря, ему было жалко торпеды, которая могла пригодиться для более стоящей цели, а снаряды и так исправно поражали парусник. Взрыв на его баке сорвал с фундамента якорную лебедку. Из клюза выпал двулапый якорь и увлек за собой под воду оборванную якорную цепь. Покачнулась и рухнула в море, обрывая ванты и штаги, изуродованная грот-мачта..