Искатель. 1977. Выпуск №5 - Страница 33

— Что же было потом?

— Потом мы перестали понимать друг друга.

— Почему?

— Не знаю. Сейчас не знаю. Раньше мы думали, что разум людей увял, не успев распуститься, что люди выродились и на суше невозможна разумная жизнь. Так думали почти все.

— Почти все?

— Да, почти все. Но были такие, кто не верил этому. Они искали встречи даже после провала первой попытки. Многие погибли.

— Их убили люди?

— Да. А те, кто остался, приняли кару.

— Какую кару?

— Нам надо спешить…

— Ты бессмертен, Уисс?

— Да. Я не имею права умереть естественной смертью. Это и есть кара.

— Бессмертие — кара?! Бессмертие — самая сладкая мечта человечества! Человеческая наука веками боролась за всемерное продление жизни! А возможность продлить жизнь бесконечно… Это сказочное счастье!

— Люди — большие дети. Нет ничего страшнее, чем жить, когда твой жизненный круг замкнулся, когда ты отдал живому все, что мог, и не можешь дать больше, когда все повторяется и повторяется без конца, не согревая тебя неизведанным — когда нет желания жить! Только за очень большую вину наказывают бессмертием!

— Ты был виноват?

— Нет. Я принял вину отца — как он когда-то принял вину деда. Наказание бессмертием — вечно, но бессмертный может обрести право на смерть, если его вину примет сын.

— И сын становится бессмертным?

— Да.

— И ты будешь жить вечно?

— Нет. Я устал. У меня есть надежда. У меня есть сын. Он еще маленький. Но если, став взрослым, он добровольно примет мою вину, я получу право на смерть… Блаженную смерть…

— Я не понимаю, Уисс… Выходит, бессмертные виновны… Почему же они правят всеми дельфинами?

— Мы не правим. Мы несем кару.

Уисс потянул Нину вверх осторожно, но повелительно. Внизу мелькнул и пропал коралловый лес. Прожекторы хетоптерусов уже погасли, и буйные заросли медленно расплывались, отдаляясь, темным красно-бурым пятном. От праздничной подводной иллюминации не осталось и следа.

Уисс и Нина летели сквозь серо-синюю муть воды, еще не тронутую солнцем. Изредка попадались медузы, но их смутные полупрозрачные колпаки ничем не напоминали ночного великолепия. Даже пестрые рыбки, деловито снующие между всякой мелкой живностью, спускающейся на дно, выцвели и поблекли. А может быть, это чувство скорой разлуки гасило краски?

В наушниках зазвенели знакомые стеклянные колокольчики автопеленга, возвращая к действительности. Волшебная ночь подходила к финалу, и пора было думать о том, как оправдаться на корабле.

Поверят ли ей? Поймут ли? Пан… Пан поймет. Он будет дотошно крутить ленту «видеомага» взад и вперед, высчитывать и сопоставлять — милый, добрый, внимательный и все-таки… Все-таки недоверчивый. Он ученый и привык понимать разумом, а не сердцем.

Если бы он был рядом с ней в эту ночь, если бы мог физически пережить то, что пережила она! Тогда не пришлось бы ничего доказывать…

Они были уже где-то рядом с надувной лодкой, потому что серая муть превратилась в голубое сияние, а колокольчики гудели колоколами.

Уисс остановился.

— Дальше ты поплывешь одна. Я ухожу. Прощай.

Она почувствовала, как бьется сердце Уисса, и подумала о том, что общение уже не требует от нее прежнего нервного напряжения — что-то случилось то ли с ней, то ли с Уиссом, но их пента-волны встречались легко и просто, словно слова обычного человеческого разговора.

— Ты вернешься, Уисс?

Уисс не умел лгать, но он знал, что такое грусть и надежда. Он взял в широкий клюв пальцы женщины, слегка сжал их зубами и промолчал. И вдруг одним неуловимым мощным броском ушел в сторону и вниз, и через секунду его уже не было видно.

Нина не двигалась, парила в нескольких метрах от поверхности и задумчиво смотрела в водное зеркало. Прошло пять, десять минут, по зеркалу пробежала золотая рябь: где-то там, в мире людей, вставало солнце.

Вода стала совершенно прозрачной, и Нина видела вверху свое отражение — диковинное зеленовато-коричневое существо с блестящим овалом маски вместо лица, с ритмично вспухающими и опадающими веерами синтетических «жабер» за плечами.

Такой или не такой видел ее Уисс? Смешно, конечно, не такой — он все видит не так, как люди. Но тогда какой? Красивой или безобразной — с его точки зрения?

Правую руку слегка защипало. Она поднесла кисть к глазам и увидела небольшую царапину — Уисс слишком крепко держал ее руку. Нина улыбнулась чему-то, и ей стало легко и сладко.

Пора было всплывать, но это значило разбить золотое зеркало и вернуться в повседневность. Ей и хотелось, и не хотелось этого. Она медлила.

Дальнейшее случилось со скоростью неожиданного удара. Она увидела в зеркале рядом с собой, только много ниже, длинную серую тень. Ей показалось, что вернулся Уисс, и она рывком повернулась навстречу тени.

Ей помогло то, что при резком повороте бокс с видеомагнитофоном отлетел в сторону.

Страшная пасть щелкнула у самого бока, и аппарат оказался в горле пятиметровой акулы. Он застрял там — его держал нейлоновый ремень, перекинутый через плечо Нины.

Акула не откроет пасти, пока не проглотит добычи — таков инстинкт. Значит, пока цел ремень, Нине не страшны акульи зубы.

Но пока цел ремень, Нина привязана, прижата к акульему костистому боку.

Хищница уходила все глубже и глубже судорожными кругами, давясь и топыря жабры. Бороться с ней было бесполезно.

Пальцы шарили у пояса, но там было пусто. Импульсный пистолет-разрядник лежал на дне лодки. Она сама бросила его…

Уисс тоже не спешил к своим, хотя знал, что его ждут. Он хотел сосредоточиться, собраться перед нелегким спором. Чем кончится спор — неизвестно. Может быть, только Суссии поддержит его. Скорее всего — только Суссии. Но и это немало. Три глота Суссии и пять глотов Уисса — это уже восемь глотов из двадцати одного…

Слабый сигнал тревоги замигал в мозгу. Уисс встрепенулся на покатой волне и напряг локатор.

Вокруг было спокойно, но сигнал не умолкал — теперь это был призыв о помощи, призыв едва уловимый, затухающий, невнятный, он мог принадлежать только одному существу на свете, и это существо не было дэлоном…

Он летел к острову, пытаясь на ходу определить по сбивчивым импульсам размеры и суть опасности, грозящей этому существу.

Он смог уловить только пульс разъяренной акулы и еще более увеличил скорость.

Он уже видел их — хищник и жертва, непонятной силой прижатые друг к другу, метались у самого дна. Призыв о помощи мигнул и погас. Нина потеряла сознание.

Уисс выстрелил ультразвуковым лучом в затылок акулы, целя в мозжечок. Огромная туша дернулась, перевернулась через голову и, покачиваясь, медленно опустилась на дно кверху брюхом.

Нина была жива, просто ремень сдавил ей грудь, не давая дышать. Армированный нейлон оказался крепок даже для зубов Уисса, но в конце концов ему удалось перекусить сверхпрочную ленту. Не обращая внимания на оглушенную акулу, он осторожно взял Нину клювом за широкий пояс и перенес повыше, на круглую базальтовую площадку.

Нина теперь дышала свободно. Уисс терпеливо ждал, пока не проснется сознание, и, чтобы не напугать при пробуждении, отплыл немного в сторону.

Он совсем забыл об акуле и не заметил, как та, очнувшись, очумело шарахнулась за камни.

Он увидел ее прямо над собой. Благополучно проглотив аппарат с остатками ремня, она выгибала пятиметровую пружину своего узкого тела, чтобы броситься вниз, к базальтовой площадке.

Кровь! Как он не догадался сразу! У Нины была оцарапана рука, и акула учуяла запах крови. Этот запах пьянил ее.

Резкий взмах хвоста — и Уисс свечой взлетел вверх, пересекая бросок акулы. Хищница была раза в два больше дельфина, но точный удар в жабры сделал свое дело.

Уисс добил ее ультразвуковым лучом и снизился над площадкой. Нина все еще не пришла в себя, но ждать больше было нельзя.