Искатель. 1977. Выпуск №2 - Страница 5

Кубиков встал, взволнованный и сердитый, шагнул к экрану. И вспомнил непонятную настороженность Димочки, когда он торопливо нырнул в «прихожую» с каким-то аппаратом в руках. Теперь Кубиков знал, что это был за аппарат, — пистолет для разбрызгивания краски.

— Твоя работа? — спросил он, вызвав Димочку на экран внутренней связи. Димочка ничуть не растерялся, воодушевленно принялся говорить о том, что это единственное, что он мог придумать за короткое время пребывания на Надежде, что надпись на века, что и через миллион лет планета будет нести на своих камнях это свидетельство любви…

— Какой любви?! — сердито оборвал его Кубиков.

— Все знают, какой…

Он отключился от Димочки, ничего не выговорив ему. Сел и уставился на удаляющуюся, тонущую в черноте космоса надпись. И вдруг неожиданно для самого себя улыбнулся. А что, собственно, случилось? Космос не обидится. А космонавты, которые когда-нибудь попадут сюда?.. Свои, может, поймут, А инопланетяне? Вот поломают головы над решением этого уравнения?! Хотя кто их знает. Может, они все будут понимать, те инопланетяне. Может, они будут знать, что высшая мудрость космоса — жизнь, а высшая мудрость жизни — чувства…

Кубиков с нежностью подумал о Маше, вспомнил ее слова о детях, необходимых в дальних космических экспедициях. Нет, не о детях вообще она тогда говорила. Сказала: «Нужен ребенок». Один. Ее ребенок. И его?

Теплая волна нежности охватила Кубикова. Остро захотелось на Землю. В тихий домик у синей речки где-нибудь в верховьях Волги. Чтобы проснуться на рассвете, поцеловать спящую Машу, сварить кофе. А потом выйти на крыльцо и слушать шорох раннего грибного дождя в листьях осины…

Он закрыл глаза и долго сидел неподвижно, наслаждаясь захлестнувшей его новой печалью. Когда очнулся, первое, что увидел, — светящееся табло психоанализатора. Обычно темное, оно теперь слабо пульсировало, словно где-то в его глубине пробегали первые зарницы приближающейся грозы.

— Но, но! — сказал Кубиков и погрозил ПАНу пальцем. — Со мной этого не выйдет.

Он встал, прошелся по рубке, постоял в задумчивости. И решительно направился к двери. Он уже знал, как бороться с черным стрессом. Пусть роботы делают свое дело, пусть докладывают. Все равно он будет каждый день, по примеру древних капитанов, обходить весь корабль. Осматривать блоки, швы, самих роботов. Каждый день.

ПАСТЬ ДЬЯВОЛА[1]

Так много удивительных событий произошло всего за месяц, проведенный нами в «Пасти дьявола», что мне порой кажется, будто минуло несколько лет с того тихого, спокойного вечера, когда в холле конференц-зала «Богатыря» началась обычная «оперативка». Но мой дневник подтверждает: все дальнейшие события совершились в самом деле на протяжении пяти недель.

Первая запись: «3 сентября. В 19 часов, после ужина, как обычно, оперативное совещание».

Я прекрасно помню тот вечер. Холл конференц-зала уютный, просторный. Под огромным мозаичным панно, изображающим тропический остров в красочной манере Гогена, за длинным столом собрались все главные ученые мужи нашей экспедиции. Кондиционер работал на совесть. В холле было прохладно, в первый момент даже бросало в дрожь после духоты и жары на палубе.

Начальник рейса профессор Андрей Самсонович Суворов сидел рядом с капитаном, привычным жестом машинально оглаживая холеную бороду. Завел он ее явно для солидности. Все равно борода не могла скрыть, что Суворову только сорок лет. Пока она лишь принесла ему прочно приставшую кличку Черномор.

Немногословно и деловито Суворов напомнил о том, что в международной программе исследований тропической части Атлантики — сокращенно она именуется «Тропэкс» — «Богатырю» достался, пожалуй, самый интересный и важный район. Именно здесь, у тропика Рака, возле Багамских островов, где мы будем работать в тесном контакте с английскими и американскими коллегами, берет начало Гольфстрим — великая «река в океане». Она несет воды в семьдесят раз больше, чем все реки земного шара, вместе взятые. Изучают Гольфстрим уже не одно столетие, но многое еще остается неясным и даже загадочным для науки. Возможно, и у нас будут интересные открытия. Ведь удалось же нашим океанографам обнаружить здесь несколько неизвестных доселе мощных течений — одно из них названо Антильско-Гвианским, другое получило имя великого Ломоносова.

— Послезавтра мы прибываем в отведенный нам район и начинаем исследования. Как готовы отделы, прошу доложить.

Первым Суворов предоставил слово «небесному кудеснику» — начальнику метеослужбы профессору Лунину.

— Именно здесь зарождаются тропические ураганы и циклоны, — сказал Лунин. — Один из них, кстати, только что начал создаваться, назвали его Луизой. Движется к Антильским островам.

Все оживились, но «небесный кудесник», усмехнувшись, добавил:

— Боюсь, что разочарую вас, коллеги. Нам с этой Луизой познакомиться поближе вряд ли удастся. В нашу сторону она, пожалуй, не повернет. Хотя все возможно.

Лунин сел и, поглаживая бритую голову, стал изучать свежую синоптическую карту, положенную перед ним на стол одним из его сотрудников. О готовности своих отрядов и лабораторий начали коротко докладывать другие ученые.

Наш «Богатырь» — настоящий плавучий институт с двадцатью шестью лабораториями. На борту собственный вычислительный центр, три вертолета и даже небольшой разборный дирижабль. Есть мезоскаф, способный погружаться на глубину до километра и брать со дна пробы грунта стальными клешнями. Есть великое множество всяких хитроумных приборов. Они позволяют ученым сорока разных специальностей изучать одновременно и глубины океана, и волны на его поверхности, и течения, и все, что творится в атмосфере.

Руководить таким сложным хозяйством нелегко. Но совещание шло в хорошем рабочем темпе. Начальник рейса уже хотел закрывать «оперативку», как вдруг попросил слова Сергей Сергеевич Волошин и неожиданно подкинул этакую «психологическую бомбу»…

Я застенографировал его выступление и теперь привожу его дословно по дневнику.

«Уголок Атлантики, где нам предстоит работать, действительно интереснейший. Но меня удивляет, что никто из присутствующих не упомянул о главной его загадке. Этот район между побережьем Америки, Бермудскими и Багамскими островами — так называемый «Бермудский треугольник» — давно пользуется у летчиков и моряков такой дурной и зловещей славой, что они окрестили его «Пастью дьявола». Здесь при загадочных и порой совершенно непонятных обстоятельствах нередко бесследно пропадают самолеты и даже довольно крупные суда. Приведу лишь несколько случаев, — Сергей Сергеевич раскрыл блокнот. — В декабре сорок пятого года пять американских бомбардировщиков-торпедоносцев «Эвенджер» вылетели с аэродрома в штате Флорида для выполнения обычного учебного полета над океаном. Погода была превосходной. Однако через два часа командир звена вдруг неожиданно сообщил: «Мы сбились с пути и не знаем, где находимся». После этого радиосвязь с самолетами прервалась, ни один из них на вызовы не ответил. На поиски их послали гидросамолет. И он пропал бесследно со всеми тринадцатью членами экипажа, успев лишь передать, что на высоте около двух километров сильный ветер. Была срочно организована одна из крупнейших поисковых операций, какие когда-либо проводились. По сообщениям газет, в ней приняло участие более трехсот кораблей, подводные лодки, несколько десятков самолетов. Неделю они тщательно обследовали весь «Бермудский треугольник», но не смогли обнаружить никаких следов пропавших самолетов».

Я только успевал записывать:

«Некоторые самолеты пропадали мгновенно. Другие успевали передать короткие сообщения, впрочем лишь усугублявшие загадочность исчезновений. С одного самолета передали в ясный, солнечный день, будто море под ними вдруг «стало желтым» и приняло «какой-то странный вид». После этого рация замолчала.