Искатель. 1977. Выпуск №2 - Страница 24

Удалось найти и обгоревший, но все же уцелевший стальной контейнер с особой аппаратурой, непрерывно записывавшей до последней секунды на металлической магнитной ленте показания важнейших приборов самолета — данные о скорости, высоте, изменении курса. Специалисты расшифровали эти записи и смогли достаточно достоверно представить себе, что произошло с лайнером.

Когда пилот направил машину на участок чистого неба между грозовыми тучами, самолет неожиданно подхватил мощный поток теплого воздуха и понес вверх со скоростью свыше трехсот километров в час. Нос машины задирало все круче. Самолет неистово трясло. Летчик прилагал все усилия, чтобы выправить машину и не дать ей перевернуться. И не сразу заметил, что где-то на высоте десяти километров самолет попал уже в другой поток воздуха, более холодного… Этот вихрь с такой же силой потащил машину вниз…

Добавьте к скорости воздушного потока скорость самого лайнера. Приборы показали, что самолет ринулся к земле почти вертикально с огромной скоростью и на высоте двух километров начал разваливаться… Вся трагедия заняла сорок пять секунд. Вот вам и великолепный самолет. Вот вам и чистое небо. Кстати, это грозное явление природы, открытое в последние годы, мы так и называем турбулентностью чистого неба. Оно встречается во многих районах, особенно в тропиках.

— Н-да, — покачал головой Волошин. — Пример впечатляющий. А произойди эта катастрофа над океаном? Была бы еще одна тайна «Бермудского треугольника». Не будем забывать мудрый совет Конан-Дойля: «Мир и так достаточно велик и сложен, чтобы впутывать еще и всевозможную чертовщину». Убедил я вас?

— Почти так же, как и во время своего выступления на «оперативке», когда доказывали прямо обратное, — насмешливо ответил профессор Лунин.

— А как вы объясните известную историю с самолетом, часы на котором вдруг отстали на десять минут по сравнению с аэродромными? — опросил худенький молодой человек с рыжей бородой — кажется, гидрохимик.

Сергей Сергеевич с улыбкой развел руками:

— Как однажды изящно выразился о странных результатах одного нечисто проведенного опыта профессор Бруно Понтекорво: «Это явление скорее единственное, нежели редкое…»

— Вы считаете его недостоверным?

— Конечно. С каких это пор любое газетное сообщение стало научно установленным фактом? Не вижу оснований пересматривать из-за явных выдумок газетчиков теорию относительности.

— Но если, как выяснилось, вы не верили в загадки «Бермудского треугольника», Сергей Сергеевич, зачем же так долго морочили нам головы? — негодующе фыркнув в бороду в наступившей тишине, укоризненно спросил Черномор. — Говорили о них с такой убежденностью на оперативном совещании…

— Каюсь, Андрей Самсонович, — развел руками и склонил голову Волошин. — Каюсь, друзья мои, Я тогда ссылался не на строго проверенные факты, как требует наука, а на статейки из миланской «Панорамы» и других подобных газет и журналов. Конечно, прием запрещенный, признаю. Однако цель у меня была благая. Раз уж мы оказались в этом районе, следовало проверить: а может, все же хоть какие-то пока еще не объясненные явления тут происходят? А для этого следовало, как я тогда и говорил, быть всем начеку, дабы это возможное открытие не прозевать. А потом мне просто хотелось, так сказать, немножко поднять на судне «исследовательский тонус». Думаю, это меня полностью извиняет.

Сергей Сергеевич обвел всех взглядом, и ему ответили дружными, веселыми аплодисментами.

— Тем более осторожность старого исследователя загадок природы заставляет меня повторить: в тех случаях, с которыми мы столкнулись, ничего таинственного, к сожалению, не оказалось. Это мы выяснили. Однако это вовсе не означает, что в этом районе вообще нет ничего загадочного, — громко добавил Сергей Сергеевич, подняв палец к усеянному звездами небу.

— Гибель рыбаков все-таки не объяснена удовлетворительно, — поспешил сказать Гриша Матвеев.

— Согласен, — кивнул Волошин. — Во всяком случае, она допускает и другие объяснения, нежели пищевое отравление. Может, в самом деле их поразил инфразвук. Мне тоже больше нравится эта гипотеза. Хотя должен сказать, Гриша, есть у меня серьезные сомнения.

— Какие?

— Ты доказываешь, что инфразвуковые удары, характерные именно для этих мест, вызываются здешними определенными природными условиями. Между тем именно тут загадочно покинутых судов не находили. Называют брошенные командами совсем в других местах: «Марию Целесту» нашли гораздо восточнее, у Гибралтара. «Джонту» — в Тихом океане, «Уран Медана» — в Молуккском проливе. Какое они имеют отношение к «Бермудскому треугольнику»?

— А «Кэролл Диринг», покинутая командой? — не сдавался Гриша.

— Ее нашли гораздо севернее, возле мыса Хаттерас.

— Но воздействию инфразвука, заставившего моряков в панике покинуть ее, она, возможно, подверглась в этом районе. А потом, уже неуправляемая, была занесена течениями к северу, где ее и обнаружили.

— Ну гадать и строить всякие предположения можно без конца, — засмеялся Волошин. — На каждый катастрофический случай приходились бы сотни таких, когда инфразвук вызвал менее серьезные, но ощутимые последствия. Однако до сих пор ни одного такого случая, насколько мне известно, не зарегистрировано. А науке нужны точно установленные факты. Но в том-то и беда, что тут уже не отличишь действительных случаев от историй, сочиненных газетчиками. Медвежью услугу оказали газетчики шумихой насчет загадок «Пасти дьявола». Она теперь мешает научным исследованиям. Инфразвуковой «голос моря», разумеется, интереснейшее явление, и его надо тщательно изучать. Особенно в естественных условиях. Как он действует в открытом море, мы практически еще ничего не знаем.

— Сергей Сергеевич абсолютно прав, — поглаживая бритую голову, сказал профессор Лунин. — Взаимодействие атмосферы и гидросферы интересует сейчас и океанографов, и нас, метеорологов. Напомню, что «синоптик» — слово греческое и означает оно буквально «вижу одновременно». Так и следует нам вести работу: рука об руку и ничего не упуская! Все видеть во взаимосвязи, одновременно.

— Вы закончили ваше увлекательное покаяние, Сергей Сергеевич? — спросил Суворов. — А то час уже поздний, а завтра надо как раз этим и заниматься — разгадыванием настоящих, невыдуманных тайн.

— Ничего. Пустить, как говорится, ежа под череп только на пользу, — под общий смех сказал Лунин.

Все расступились, пропуская вперед, в круг света, начальника экспедиции.

— Поскольку у нас тут получился своего рода импровизированный семинар, — усмехнувшись, произнес он, — скажу несколько итоговых слов.

Он помолчал, поглаживая бороду, и неторопливо и внушительно, словно думая вслух, начал говорить о том, что район, который называют «Бермудским треугольником», вовсе нельзя назвать отдаленным и плохо исследованным. Во Флориде и на островах есть несколько научных институтов и станций, регулярно занимающихся изучением океана. Тут работало много экспедиций, и ни одна не обнаружила ничего сверхъестественного, как и мы за месяц исследований.

— Но разумеется, это вовсе не означает, что мы уже все знаем и ученым тут больше нечего делать. Изучение процессов, происходящих непосредственно в воздушном слое над океаном, в сущности, только начинается и, конечно, принесет немало интересных и важных открытий. Кое-что любопытное мы выяснили и за этот месяц.

Слушая профессора Суворова, я не без смущения думал о том, что, увлекшись «таинственностями», мало уделял внимания действительным открытиям, сделанным здесь же, при мне, только без шума и сенсаций.

Когда начальник экспедиции кончил говорить, все стали подниматься и расходиться.

— Зарезали вы меня своей очередной мистификацией, Сергей Сергеевич, — сказал я Волошину, когда мы, как обычно перед сном, стояли на корме. — Исписал целый дневник, думал, каждая подробность пригодится при разгадке тайны «Пасти дьявола», и, выходит, зря. Никакой тайны нет и рассказывать не о чем.

— Как не о чем? — воскликнул Волошин. — Столько произошло за это время! Обязательно расскажите. Это будет поучительная история о том, как сенсационные выдумки и шумиха осложняют научные исследования, мешают им.