Искатель. 1976. Выпуск №5 - Страница 6
— Как они могли пронюхать? — устало спросил Лорка. — Даже я, нынешний кандидат в командиры, ничего толком не знаю.
— А если Виктор Хельг сам сказал об этом?
— Hy! — возмутился Федор.
— Вот вам и «ну», — сердито отозвался Соколов. — Конечно, такое случается редко, чтобы взрослый сознательно эксплуатировал детей, но случается. Последний раз, если не ошибаюсь, такое зафиксировано лет семьдесят назад.
— И вы полагаете, что ученики школы-интерната решили помочь своему кумиру? Так сказать, расчистить ему дорогу?
— А почему бы и нет? С их точки зрения, это благородная борьба за справедливость.
— И ради этого они пошли на убийство человека? На убийство Тима Корсакова? — тихо, жестко спросил Лорка.
Соколов несколько смутился и досадливо поморщился.
— Зачем утрировать? Они хотели просто вывести его из строя, как вывели из строя других кандидатов. Убийство — несчастный случай, не более.
— А они знают о гибели Тима?
— Нет, — в голосе Соколова появились заговорщицкие нотки, — но я установил, они уже не раз пытались выяснить, где Корсаков. Разными способами, через родителей, знакомых и воспитателей.
— Да, — тяжело проговорил Лорка.
Неужели судьба так несправедлива, так жестоко несправедлива к Тиму? Смерть, глупая случайная смерть. Соколов осторожно прикоснулся к руке Лорки.
— Я понимаю, вам тяжело. Но наш долг, нелегкий долг экспертов, — беспристрастно разобраться в том, что случилось.
Лорка молчал. Истолковав это молчание как согласие, Соколов уже живее продолжал:
— Вы говорите, что знакомы с Хельгом по спорту. Какому?
— Шпага, — коротко бросил Лорка.
— Вам непременно и в самое ближайшее время нужно встретиться с Хельгом на дорожке, — в голосе Соколова теперь звучали наставительные нотки, а голубые глазки смотрели доверительно. — Посмотрите, каков Хельг сейчас в деле. Знаете, человек может говорить разные вещи: правду, неправду, полуправду, он может и ничего не говорить — молчать, и все. В поступках человек более открыт, особенно если у него не совсем чистая совесть. А после боя вы с ним поговорите по душам. Нервная и физическая разрядка, знаете ли, располагает к откровенности.
Лорка не мог сдержать иронической усмешки. Соколов мгновенно уловил ее и погрустнел.
— Понимаю, вас коробят мои деловые наставления, — эксперт вздохнул, хмуря свои белесые брови. — Но что по делаешь? Такова уж наша экспертная доля. Он помолчал и снова перешел на деловой тон:
— И одно условие напоследок. О нашем разговоре, особенно о подозрениях относительно Хельга, никто знать не должен. О гибели Тимура Корсакова тоже пока умолчите.
— Но ведь меня будут о нем спрашивать, — Лорка взглянул на Соколова с удивлением.
— Ну и что? Мало ли о чем спрашивают любопытные люди. Отмолчитесь, придумайте что-нибудь.
Удивление Лорки сменилось легким любопытством.
— Значит, я должен врать?
Соколов спокойно встретил его пристальный тяжелый взгляд и твердо сказал:
— Иногда ложь — благо.
— Хорошо, — после раздумья согласился Лорка, — но одному человеку я, разумеется, расскажу обо всем — своей жене.
Соколов нахмурился.
— Институт юридических жен, — в его голосе звучали назидательные нотки и некоторое раздражение, — отменен комитетом общественных отношений полвека тому назад. Вашей женой Альтайра станет тогда, когда подарит вам дочь или сына. А пока она для вас любимая, подруга, возлюбленная, но не жена.
— Альта — моя жена, — спокойно повторил Лорка, и его зеленые глаза прищурились холодно и насмешливо. — А членов этого комитета общественных отношений я бы оставил без сладкого за обедом за торопливость. Если бы они ходили в космос, а не просиживали штаны в кабинетах с видом на море, они смотрели бы на звание жены иначе. И не торопились бы его отменять.
Соколов хмыкнул, с интересом разглядывая нового, сердитого Лорку, и с некоторой снисходительностью пояснил:
— Традиции всегда умирают долго и мучительно. Юридическая семья возникла на базе частной собственности и стала потихоньку вянуть сразу после того, как эта собственность потеряла свой смысл и значение. Комитет просто констатировал факт, — в голосе Соколова появились примирительные нотки. — Он повесил объявление на развалинах, уведомив, что это развалины, и ничего больше.
— Скажите, Александр Сергеевич, — вдруг серьезно и доброжелательно спросил Лорка, — как вы стали профессиональным экспертом?
— Должен ведь кто-то быть им!
— А семья у вас есть?
Соколов добродушно улыбнулся, его маленькие глазки совсем спрятались между полных щек.
— А как же без семьи? Жена и трое детей — два сына и одна дочь.
— И вы храните свои дела от жены в тайне?
— От жены? — Соколов потер себе щеку, засмеялся и с не которым смущением сказал: — Разве от нее скроешь? Все равно догадается, а о чем не догадается — выспросит.
— Так почему же я должен что-то там скрывать от Альты?
— То есть как это почему? — голубые глаза Соколова смотрели на Лорку простодушно. — У вас же нет детей, значит, нет ни настоящей семьи, ни настоящей жены. Незаконная она у вас, если пользоваться старой терминологией.
Лорка от души рассмеялся, а потом негромко и очень серьезно сказал:
— Так вот, Александр Сергеевич, сразу предупреждаю вас. Конечно, не обязательно входить в детали, но кое-что мне непременно придется рассказать. И не только жене Альте, но и некоторым друзьям. Это потребуется в интересах самого расследования. Вы уж даруйте мне право самостоятельно решать эту проблему.
Соколов ненадолго задумался, поглядывая на Лорку из-под редких белесых бровей, и без особого энтузиазма согласился:
— Ну хорошо. Будь по-вашему. И вот еще что, — он опять задумался, формулируя мысль, — мне бы хотелось подробнее познакомиться с Кикой — планетой, которую вы намереваетесь посетить. Получить сведения, так сказать, из самых первых рук. Официальная информация — это, знаете ли, одно, а личное мнение человека, который собирается туда лететь, — нечто со всем другое.
— Я понимаю, — согласился Лорка. — Кику, а точнее Кикимору, открыл и обследовал Петр Лагута.
— Кикимору? — переспросил Соколов.
— Именно. Так нарек ее Петр Лагута. Кика — просто сокращение.
— Он что же, японец по происхождению?
— Нет, не японец. И слово это не японское.
— Ки-ки-мо-ра, — недоуменно по слогам повторил Соколов, — по-моему, типично японское слово.
— Это слово русское, сказочное. Хорошие гиперсветовики с большим стажем всегда увлекаются чем-нибудь легким, с художественно гуманитарным уклоном: времени свободного достаточно, а обстановка стрессовая, там не до математического анализа и не до углубленных философских размышлений. Вот и у Лагуты было свое хобби — русские былины и сказки. А на той планете и в самом деле сказочно красиво, жутковато и с загадками. Вот Лагута и стал раздавать направо и налево фольклорные имена и названия.
Соколов слушал, глядя мимо Лорки в серое окно, вроде бы рассеянно, а на самом деле как губка впитывал все услышанное.
— Знатный он развел там зверинец, — с доброй и грустной улыбкой рассказывал Лорка, — в лесах — шишиги, сирины; в степях — бой-туры и нетопыри.
— А Кикимора?
— Сказочная обитательница леса, гибрид сучкастого дерева и женщины-озорницы. Что-то вроде огромного богомола с головой лемура.
— И такие есть?
— Чего там только нет! Есть поющее дерево, Лагута назвал его лукомором, а есть плачущий кустарник, имя ему дадено — ракита, — Лорка вздохнул. — Помните? «В чистом поле, под ракитой богатырь лежит убитый». Лагута будто чувствовал свою судьбу, под ракитой его и нашли.
— А как он погиб?
— Глупо погиб, поторопился себя реабилитировать. По результатам обследования Лагуты высший совет дал добро на организацию первого кикианского поселения. Полтора года оно благоденствовало и процветало. А через полтора года погиб первый поселянин, когда лесом возвращался на базу с дальней точки. Обследование показало — паралич сердца. Через неделю погиб второй, потом третий. Никаких телесных повреждений, паралич сердца и выражение ужаса на лице.