Искатель. 1976. Выпуск №3 - Страница 23
— Что за разговор! — прервал его директор. — Просто я в науке не первый год и знаю, что нам приходится все трижды проверять и перепроверять…
Дома в почтовом ящике лежала бандероль с документами, которые Головин посылал на экспертизу, и заключения доктора Валка:
«Сопоставления особенностей начертаний в несомненно принадлежащем руке Ф. Ф. Беллинсгаузена письме его к Министру 8 апреля 1820 года и тех пометок, которые имеются на карте плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» вокруг Южного полюса в 1819–1821 годах, приводят к выводу, что пометы написаны тою же рукою, что и письмо. Иными словами, пометы написаны рукою Беллинсгаузена…»
Теперь оставалось Головину поразмышлять над выводами. А они раскрывали многое.
Опубликовав с большим трудом книгу и «Атлас» в 1831 году, мореплаватель, естественно, не мог ставить вопрос об издании отчетной карты. Это потребовало бы новых и немалых средств, скупо отпускаемых морским ведомством на подобные дела. Отчетную карту могла бы постигнуть судьба ее предшественниц. Достаточно вспомнить, что ни одна итоговая карта русских морских экспедиций XVIII века при жизни их составителей не увидела света. Большинство из них было обнаружено и издано в наше время.
Теперь становится более понятной суть одной небольшой заметки, которую Головин как-то встречал в журнале «Отечественные записки» за 1821 год. Побывавший на борту шлюпов корреспондент этого журнала писал о «курьезных вещах», доставленных Южной экспедицией в Кронштадт, и свидетельствовал, что при осмотре научных материалов ему показали карты, составленные в ходе плавания, и среди них его внимание остановилось «на картах ими (русскими моряками) самими сделанных», где «положены с величайшей точностью пути кораблей и знаменитого Кука». Журналист заметил, что на этих картах «разными стрелочками показаны ветры, встреченные ими на сем пути».
Корреспонденция в «Отечественных записках» еще раз подтверждала выводы о времени составления отчетной карты — одного из главных первоисточников экспедиции Беллинсгаузена-Лазарева. Это происходило в 1821 году, а местом ее составления являлся флагманский корабль экспедиции.
О том, что этот важнейший первоисточник отражал события, происходившие на борту шлюпа «Восток», говорят надписи на самой карте: «С Мирного командир и офицеры приежжали обедать», «Командир и офицеры на Мирный ездили обедать» и т. д. Поэтому нелепо предполагать, что отчетная карта составлялась после того, как экспедиция перестала существовать и ее участники разъехались по флотам и флотилиям, когда многие, в том числе и приведенные подробности похода, вряд ли могли заинтересовать Морское министерство.
И еще одно важное открытие сделал Головин, изучая отчетную карту Первой русской экспедиции в Антарктику. Он установил, что при переводе среднеастрономического времени, по которому велись записи в корабельном журнале, на гражданское время истинной датой подхода судов к антарктическому берегу следует считать 27 (15) января.
Значит, 15 января 1820 года по новому стилю «Восток» и «Мирный» открыли Антарктиду!
В канун Международного геофизического года (1955–1957) профессор В. В. Белоусов на пресс-конференции в Париже заявил о планах работ в Антарктике. Советские ученые намеревались создать исследовательские станции на южном геомагнитном полюсе и в районе Полюса недоступности. Они начинали штурм самых труднодоступных точек со стороны Индийского океана.
В то время советский план показался почти фантастическим. Со стороны моря Росса атака континента длилась больше половины столетия и не увенчалась успехом. О природе тех мест, где находился геомагнитный полюс и Полюс недоступности, исследователи строили лишь догадки.
Первую советскую экспедицию в Антарктику возглавлял Михаил Михайлович Сомов. 5 января 1956 года дизель-электроход «Обь» подошел к ледяному припаю антарктического берега. 13 февраля на мачте первой советской обсерватории был поднят государственный флаг Советского Союза. Эта станция получила название «Мирный» — в честь одного из кораблей первой русской антарктической экспедиции Беллингсгаузена — Лазарева. Затем появились станции «Пионерская», «Оазис», «Восток I и II», «Комсомольская», «Советская», — «Полюс недоступности», «Лазарев» и другие. Вклад советских ученых в исследование Антарктики и содружество полярников разных стран заставили дипломатов юридически оформить принципы сотрудничества. Договор об Антарктике включал в себя важнейшие пункты, исключающие всякие распри и столкновения. Договор запрещал любые мероприятия военного характера, создание военных баз и укреплений, проведение военных маневров, испытания любых видов оружия. Он давал право всем странам пользоваться свободой научных исследований во всей Антарктике на равных основаниях. На самом холодном материке, где температура воздуха доходит до 88 градусов мороза, установились самые теплые отношения между учеными разных государств. Антарктика стала зоной мира.
Работы в Антарктике расширяются с каждым годом. Стремление людей к знаниям, их сила и воля побеждают ураганные ветры и самые жестокие на земле морозы. Уж коль Земля — наш дом, то люди хотят знать, что делается в этом доме.
И конечно, многие из них не забывают имен тех, кто первым пошел навстречу неведомому. «Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном», — признавал английский мореплаватель Джемс Рбсс, открывший путь для более поздних экспедиций к Южному полюсу.
Немецкий географ Петерман, отмечая, что в мировой географической литературе заслуги русской антарктической экспедиции оценены совершенно недостаточно, прямо указывает на мужество Беллинсгаузена, с которым он пошел против мнения Кука: «Но заслуга Беллинсгаузена еще наименьшая. Важнее всего то, что он бесстрашно пошел против вышеуказанного решения Кука, царившего во всей силе в продолжении 50 лет и успевшего уже прочно укорениться. За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно поставить наряду с именами Колумба, Магеллана и Джемса Росса, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, которые шли своим самостоятельным путем, и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи».
Готовя к публикации научную работу об отчетных картах Беллинсгаузена, Головин писал о грандиозности предпринятого Россией научного мероприятия, равного которому не знала долгие годы спустя история географических экспедиций. «Во всяком случае, ни одна страна мира, претендующая сегодня на первооткрытие Антарктиды, не может представить ничего сравнимого с отчетной навигационной картой Беллинсгаузена, — утверждал он. — Хорошо известно, что мелкомасштабные карты английской экспедиции Брансфильда и американской экспедиции Палмера не могут идти ни в какое сравнение с отчетной картой Первой русской антарктической экспедиции…
Покидая Антарктику, русские моряки увозили с собой твердое убеждение, а не предположение, что к югу от курса плавания их кораблей лежит «ледяной континент», «ледяной оплот», «континент льда», «Южная земля». Тем самым они успешно справились с задачей, поставленной перед ними всем ходом географических открытий в южном полушарии. Вот почему научный, подвиг русских военных моряков навсегда останется в летописи мировых событий». Головин вспоминал о тех, кто помогал ему искать карты, вытаскивать их из подвалов большого Екатерининского дворца, кто сохранил архив в дни жестокой блокады, а потом работал над ним, не считаясь со временем, без этих людей, наверное, Головин не смог бы вернуть науке документ огромной исторической ценности, не сумел бы представить миру главное доказательство того, что экипажи судов «Восток» и «Мирный» совершили величайшее географическое открытие века — нашли и положили на карту шестой континент — Антарктиду.
Дизель-электроход «Лена» сбавил ход. В розовой дымке голубели ледяные дали. А вокруг, как бы охраняя покой огромной белой страны, в зеленоватой воде стояли айсберги.