Искатель. 1975. Выпуск №2 - Страница 37

И, разговаривая вроде бы с собой, Федор ножиком быстро проделал столь нехитрые операции. Когда же Комолов сообразил, что произошло, было поздно сопротивляться.

— Я думаю, — очень серьезно сказал егерь, — что такие действия самосудом назвать нельзя. Идем.

Обескураженный Антон поплелся за егерем. Комолоаа охватили бешенство и стыд.

Егерю было не до переживаний Антона. Федор думал о предстоящем разговоре со Стешей. Как ни верил Зимогоров: не погиб Семен Васильевич от усыпляющей пули, он, однако, не мог поручиться, что, выбравшись из ямы, инспектор, раненный, не сгинул, обессилев, при переходе. Да и куда Семен Васильевич направился, егерь не знал толком. И об этом обо всем теперь нужно рассказать его жене.

Щедрый костер, разведенный Стешей, дымил с такой силой, что с патрульного пожарного вертолета его можно было бы принять за начинающийся пал. Но егерь не попенял Стеше. Она старательно кашеварила у огня и словно избегала глядеть в сторону егеря. И чай их ждал, и пшенка с копченой изюбрятиной булькала и паровала в чугунке, и, судя по духу, еда была вкусна.

— Поговорить нужно, Степанида Кондратьевна, — сказал Федор, присаживаясь подале от гудящего огня. Егерь скорее почувствовал, чем приметил, перемену в поведении Стеши. Она сделалась вроде бы собраннее, особо размеренными и четкими стали ее движения.

— Рассказывайте, что там натворил Комолов. По вашему виду заметно — не с добрыми новостями. Да и меня величать опять начали, — Стеша, будто заведенная, машинально достала сухари из котомки.

— Однако… — вздохнул Зимогоров, покосившись на Антона, устроившегося за его плечом. — Случай серьезный…

— Я слушаю вас… — сказала Стеша, поправив у щеки по вязанный по-покосному платок. Крупные карие глаза ее оставались ясными, только губы она поджала.

— Вы о достоинстве тут говорили, — начал Федор Фаддеевич. — Так вот соберите его, достоинство-то свое, в кулак… И не перебивайте меня. Терпеливо слушайте. Я знаю, вы человек достойный, и Семен Васильевич, муж ваш, очень хороший человек… Так заради него выслушайте и будьте терпеливы…

— Да-да… — сказала Стеша. — Да-да.

— Слова хорошие после дела, Степанида Кондратьевна.

— Да-да… — кивнула жена инспектора.

— Стрелял Антон по вашему мужу… Вы о достоинстве своем помните… Если вы мне не простили самосуда, то себе-то вы простите куда больше. Слышите? Сядьте, сядьте.

— Да-да… да-да, — закивала Стеша, усаживаясь, и принялась ломать веточки, валявшиеся около костра. Федор начал рассказывать, что знал и о чем догадывался.

Он остановился, будто запнулся, когда Стеша протянула руку к ложке, взяла ее и помешала варево в чугунке. И потому, что Стеша слушала не перебивая, будто не о ее жизни шел разговор, не обо всей ее настоящей и будущей жизни, егерь говорил грубее, чем следовало, и, понимая это, злился на себя и боялся, что вот-вот страшное спокойствие Стеши оборвется, и она вскинется и заголосит. Но жена инспектора, слушая егеря и друга Семена, осторожно, стараясь не брякнуть, достала из котомки две алюминиевые миски, которые Федор взял, конечно, только из-за нее, сняла с огня чугунок и стала накладывать в них пшенку с кусками изюбрятины.

— …Нам надо пойти в заказник и искать Семена Васильевича там. Поняла? — закончил Федор.

— Да-да, — ответила Стеша, пододвигая егерю миску. — Вы очень громко говорили там, в распадке. Подошла я и все слышала. Мой муж, если он жив, не мог поступить иначе. А переживания… — они мои, и никто не может отнять их у меня. Только не в них дело… Надо идти — пойдем. Ты еду попробуй. Я вроде посолить забыла. И передай миску этому… Антону передай миску, — с некоторым усилием произнесла Стеша.

Он принял миску и взял ложку, попробовал ароматную еду, но никак не смог разобрать, действительно ли пшенка несолена или посолена в меру.

— Вкусно, — сказал он и передал миску Антону, только сейчас почувствовав, что она огненно-горяча. — С утра двинем в заказник. Так, Стеша?

— Не на ночь же глядя… — кивнула жена инспектора.

В серых клубах дыма над поляной вновь оранжевой лампой вспыхнули косые закатные лучи солнца.

— Идет… Идет кто-то… — Федор вскочил, вглядываясь в неверный пестрый свет меж дальних стволов. Он уж хотел пойти навстречу, но, увидев груженую лошадь, остановился, подумав недоброе.

Стеша была бы рада встать, заметив мужа, да вдруг поняла — не сможет, ноги не удержат.

— Гришуня! — крикнул Антон и побежал.

За ним сорвался Федор. Он увидел позади кряжистого парня и мужичонка, ведущего на поводу навьюченную пегую лошадь, инспектора, Семена Васильевича.

СЕДЬМАЯ ЧАША[6]

С творчеством Димитра Пеева, известного болгарского писателя, автора ряда приключенческих и фантастических романов, повестей, сборников рассказов, читатели «Искателя» уже знакомы: в 1970 году на страницах журнала публиковались отрывки из его повести «Транзит». В этом году мы публикуем приключенческую повесть Д. Пеева «Седьмая чаша».

…На даче Георгия Даракчиева, главы подпольного «консорциума» (группы преступников, занимающихся валютными махинациями, сбывающих за границу ценные произведения искусства), совершено преступление, жертвой которого стал сам хозяин. В коньяке, налитом в его чашу, оказался цианистый калий. Гостями Даракчиева в этот вечер были несколько человек — перед следователями подполковником Геренским и капитаном Смиловым стоит задача выяснить, кто из них совершил убийство…

Такова завязка повести «Седьмая чаша», начало которой опубликовано в предыдущем выпуске «Искателя».

Под подозрением оказались лишь некоторые из гостей: Дамян Жилков, Беба Даргова, Атанас Средков, Борис Паликаров. У каждого из них была возможность незаметно насыпать в чашу яд, у каждого могли быть мотивы для совершения преступления. У Дамяна Жилкова, заведующего одним из софийских пунктов спортлото, — зависть. У Бебы Дарговой, отвергнутой любовницы Даракчиева, — ревность, обида. У Атанаса Средкова, таможенника, уличенного Даракчиевым в совершении тяжкого служебного проступка, — боязнь шантажа… Остальные гости вне подозрения, как и жена Даракчиева, бывшая в момент совершения преступления в Варне, на Золотых песках.

Стремясь отвести угрозу от себя самого, каждый из участников вечеринки на допросах у следователей начинает наводить подозрение на кого-нибудь из своих недавних друзей. Следователи получают, например, анонимку, утверждающую, что Беба Даргова, работая на базе аптечного управления, похитила некоторое количество цианистого калия. Беба Даргова, в свою очередь, утверждает, что таможенник Атанас Средков, отравив Даракчиева, пытался вслед за этим убить и ее, бросив в нее кирпич с крыши дома-новостройки…

Следствие заходит в тупик. Нет ни одного бесспорного доказательства, свидетельствующего о том, что преступление совершил тот или иной из друзей Даракчиева. Капитан Смилов и подполковник Геренский решают подойти к делу об убийстве Даракчиева по-другому. «Надо сдвинуться с мертвой точки, — говорит в конце первой части повести капитан Смилов. — Не пора ли выяснить источник их огромных доходов?»

Этот пункт спортлото ничем не отличался от всех подобных мест: обшарпанный стол в чернильных пятнах, старые газеты, торчащие из грязных чернильниц ручки столетней давности, снимки футболистов на стенах. Подполковник Геренский сначала рассмотрел все это через окно и лишь потом толкнул дверь. Он купил билет и поинтересовался у заведующего, скоро ли тираж. Дамян Жилков отвечал с такой грубостью и досадой, что даже ко всему привыкший Геренский изумился. Он зачеркнул шесть номеров и бросил билет в желтый ящик. Потом, взглянув на свои часы, Геренский как бы в раздумье спросил: