Искатель. 1973. Выпуск №1 - Страница 45
— А, — сказал он, выпрямляясь и вздыхая с облегчением, — торговля табачными изделиями! Как это мне сразу не пришло в голову?
— Что с вами? — спросил Смит с некоторым раздражением.
Патер Браун вращал глазами и что-то бормотал. Слова «торговля табачными изделиями» он произнес как какое-то заклинание.
— Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в лице сэра Артура? — сказал священник, помолчав.
— Особенного! Боже мой! — сказал Ивэн, вздрогнув при одном воспоминании. — Да ведь у него перерезана глотка.
— Я говорил о лице, — сказал спокойно священник. — Кроме того, не обратили ли вы внимания на то, что у него была порезана и забинтована рука?
— О, это не относится к делу, — поспешил сказать Ивэн. — Он еще раньше, когда мы работали вместе, порезал себе руку разбитой чернильницей.
— И все-таки некоторое отношение к делу это имеет, — сказал патер Браун.
Наступило продолжительное молчание, и священник стал угрюмо бродить по песку, волоча за собою зонтик и иногда бормоча слова «торговля табачными изделиями», пока одни эти слова не стали приводить в дрожь его собеседника. Затем он вдруг поднял зонтик и указал на навес для лодок в камышах.
— Там есть лодка? — спросил он. — Мне хотелось бы, чтобы вы прокатили меня вверх по реке. Нужно поглядеть на эти домики сзади. Дорога каждая минута. Тело могут обнаружить, и нам надо рискнуть.
Когда патер Браун заговорил снова, Смит уже греб, направляя лодку против течения в сторону деревушки.
— Я, между прочим, узнал у старого Эббота, — сказал патер Браун, — подробности проступка бедного Водрея. Это было в Египте, довольно курьезная история, связанная с одним египетским чиновником, который оскорбил Водрея, сказав, что правоверный мусульманин избегает и свиней, и англичан, но что он лично все же предпочитает первых. Независимо от того, что произошло между ними в те времена, ссора, по-видимому, возобновилась несколько лет спустя, когда чиновник приехал в Англию и они снова встретились. Водрей в припадке дикого гнева втащил египтянина в свинарник около поместья, где они находились, и запер его там до утра, к тому же сломав ему руку и ногу. Вокруг этого дела поднялся шум, но многие посчитали, что Водрей действовал из совершенно простительных патриотических побуждений. Вот в чем заключалось преступление Водрея. Ясно, что он не стал бы бояться шантажа из-за такого дела.
— Значит, вы думаете, что это не имеет никакого отношения к убийству? — задумчиво спросил секретарь.
— Я думаю, что это имеет самое непосредственное отношение ко всей этой истории, — сказал патер Браун.
Они плыли вдоль низеньких стен домов, мимо садов, круто спускавшихся к реке. Патер Браун аккуратно считал домики, тыкая в них зонтиком. Когда они подъезжали к третьему дому, он сказал:
— Торговец табачными изделиями! Безусловно, это он… А хотите, я вам скажу, — обратился он к Смиту, — что мне показалось особенно странным в лице сэра Артура?
— Что именно? — спросил Смит, переставая грести.
— Он считался большим щеголем, — сказал патер Браун, — и, несмотря на это, его лицо было выбрито только наполовину… Остановитесь-ка здесь на минутку. Лодку можно привязать к этому столбу.
Спустя мгновение они перелезли через небольшую стенку и двинулись по крутой тропинке маленького сада мимо прямоугольных гряд овощей и цветов.
— Как видите, табачник растит картофель, — сказал патер Браун. — Много картофеля, значит, много мешков. Жители таких маленьких селений еще сохраняют все навыки крестьян: они занимаются одновременно несколькими ремеслами, а торговцы табачными изделиями очень часто имеют еще одну профессию, о которой и я не вспомнил бы, если бы не увидел подбородок Водрея. В девяти случаях из десяти вы называете такое помещение лавкой табачных изделий, но в то же время это и цирюльня. Сэр Артур порезал руку и не мог бриться сам. Поэтому-то он и пришел сюда. Не говорит ли это вам чего-нибудь?
— Да, очень многое, но, очевидно, в еще большей степени это говорит вам, — ответил секретарь.
— Не говорит ли это, например, — заметил патер Браун, — о том единственном положении, при котором можно перерезать глотку улыбающемуся человеку, хотя он силен и энергичен.
Они быстро миновали темный коридор и вошли в заднюю комнату лавки, тускло освещенную светом, проникающим сверху и отражающимся в закоптелом потрескавшемся зеркале. Все же света было достаточно, чтобы разглядеть немудреные принадлежности цирюльни и бледное, испуганное лицо хозяина.
Патер Браун обвел глазами комнату, которая, по-видимому, только недавно была прибрана и вымыта. Взгляд его обнаружил нечто висящее в пыльном углу за дверью. Это была белая шляпа, известная всей деревне.
И хотя она на улице бросалась в глаза, здесь ее, казалось, просто не заметили, забыли о ней во время тщательного мытья пола и уничтожения пятен крови.
— Сэр Бодрей брился здесь вчера утром, не правда ли? — сказал патер Браун спокойным голосом.
Цирюльник по имени Вике, маленький лысый человечек в очках, с ужасом глядел на своих двух посетителей, неожиданно появившихся во внутренних помещениях его дома. Они казались ему двумя призраками, вставшими из могилы. Но было видно, что не только внезапность их появления испугала его. Он весь съежился, даже как-то уменьшился в объеме, забившись в темный угол комнаты. Все вокруг него было таким маленьким и ничтожным, за исключением разве только сверкающих стекол его больших очков.
— Скажите мне одно, — продолжал священник спокойным голосом, — у вас были причины ненавидеть сквайра?
Человечек в углу пролепетал что-то, чего не расслышал Смит, но священник кивнул.
— Да, я знаю, — сказал он. — Вы его ненавидели. Хотите ли вы рассказать обо всем или это сделаю я?
Наступило безмолвие, нарушаемое только слабым тиканьем часов на кухне. Затем патер Браун продолжал:
— Вот что произошло. Когда мистер Дэлмон появился в передней части вашей лавки, он попросил дать сигареты, находившиеся на окне витрины. Вы вышли на минуту на улицу, как это часто делают продавцы, чтобы посмотреть, какой именно сорт сигар нужен покупателю, оставив Дэлмона одного. В этот момент он заметил во внутренней комнате бритву, которую вы только что положили, и желтовато-серебристые волосы сэра Артура, сидевшего в кресле с откинутой назад головой. Сэр Артур успел пройти из мясной в лавку к табачнику, пока оба молодых человека были в лавке старушки, как раз между мясной и табачной. Быть может, и бритва, и волосы блестели при свете этого маленького окошечка наверху. Дэлмону потребовалось только одно мгновенье, чтобы схватить бритву, полоснуть ею по горлу сэра Артура и вернуться к прилавку. Жертва даже не была встревожена появлением руки, держащей бритву. Сэр Артур умер, улыбаясь собственным мыслям. И каким мыслям! Дэлмон, я думаю, тоже был совершенно спокоен. Все было проделано им так ловко и быстро, что мистер Смит со спокойной совестью присягнул бы в суде, что они были все время вместе. Но кое-кто очень взволновался, конечно, по вполне понятной причине, и это были вы. Ведь между вами и сквайром уже давно произошла ссора по поводу ли задолженности арендной платы или чего-нибудь другого в этом роде. Вернувшись во внутреннее помещение лавки, вы обнаружили, что ваш враг убит, убит в вашем собственном кресле, вашей собственной бритвой. Понятно, вы не рассчитывали оправдаться и решили замести следы. Вы тотчас закрыли лавку, вымыли пол и ночью выбросили тело в реку, положив его в мешок из-под картофеля, который, кстати говоря, завязали довольно небрежно. Вы не забыли ничего, кроме шляпы… Ну не пугайтесь, я забуду все, включая шляпу.
И он безмятежно вышел на улицу в сопровождении изумленного Смита, оставив в лавке ошеломленного табачника, застывшего с широко раскрытыми глазами.
— Видите ли, — сказал патер Браун своему спутнику, — это такой случай, когда мотивов преступления недостаточно, чтобы осудить человека, и в то же время эти мотивы достаточно убедительны, чтобы оправдать его. Такой трусливый маленький человечек, как этот Вике, ни в коем случае не мог убить крупного, сильного мужчину, к тому же из-за денежных недоразумений. Но он, конечно, панически боялся, что его обвинят в этом… А мотивы человека, совершившего преступление, были совершенно иные. — И он погрузился в размышления, рассеянно глядя по сторонам.